Шизофреническая мать: Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека? — Центр социальной реабилитации инвалидов и детей-инвалидов Фрунзенского района Санкт-Петербурга

Содержание

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека?

Подавляющая гиперопека считается самым неблагоприятным типом семейного воспитания. Основным образом, она проявляется сильнейшим контролем со стороны родителей ребенка. Главным действующим лицом в данной жизненной ситуации считается «шизофреногенная мать».

Кавычки здесь неспроста. «Шизофреногенная мать» (schizophrenogenic mother) – термин, определяющий тип матери, доминирующей и не заинтересованной в потребностях других (Психологическая энциклопедия). То есть это совершенно здоровая женщина, не имеющая патологии.

Такой тип матери определяется сильной тревожностью и властностью. Она осуществляет постоянный контроль за действиями ребенка. Своей задачей считает расписать каждый его шаг (в тяжелых случаях – до пенсии оного) и зорко следит за четким исполнением написанного плана.

В трудную ситуацию детей ставит и амбивалентность таких матерей, из которой возникает двойная связь. В этой ситуации ребенок совершенно не понимает, чего хочет его мама. Она может сказать ему: «Иди гуляй», но при этом все ее движения, мимика, то есть невербальные проявления, будут кричать: «Стой здесь, не ходи никуда!». А дети, как правило, очень чувствительны к таким моментам.

«Шизофреногенная мать» не умеет проявлять любовь, материнскую заботу и ласку. Она не интересуется делами и проблемами своего дитя. Вся ее жизнь сосредоточена лишь на том, чтобы требовать с него постоянного подчинения, выполнения уже составленного ей распорядка. Например, ребенок приходит из школы. Она не станет интересоваться, как у него дела, как он играл сегодня с друзьями (и есть ли они у него вообще), что ему понравилось изучать. Ее интересуют только цифры: какие оценки получил.

При таком воспитании ребенок вырастает эмоционально холодным, не умеющим проявлять свои чувства к людям, человеком, который не чувствует социальных норм, правил общества; все его действия пассивны – он ждет распоряжений; у него отсутствуют какие-либо желания и интересы. Он не понимает окружающий его реальный мир, а мир не понимает и не принимает его, считая чудаком «не от мира сего».

Недаром Эрнст Кречмер, психолог, назвал склонных к шизоидному типу детей «мечтой и радостью матерей». Они никогда не осмелятся ослушаться, высказать свое несогласие или поступить по-своему.

При этом внутренняя жизнь ребенка будет яркой, бурлящей, фантазийной. Там он будет настоящим героем для себя, самостоятельно принимающим решения, мечтающим, ненасытным в деятельности. Но все это будет скрыто за каменной стеной, которая будет отрицательно реагировать на малейшее вторжение на «закрытую территорию».

Это классический пример того, как происходит патологическое развитие личности при неправильном воспитании. Именно вследствие этого формируется шизоидный («шиза» – «расщепление») тип акцентуации характера, который может перерасти в патологию различной степени тяжести.

Личностные особенности родителей оказывают существенное влияние на характер их отношения к ребенку. Ярким примером, подтверждающим это положение, является концепция шизофреногенной матери (Фромм — Райхманн, 1948). Шизофреногенная мать — деспотичная, властная женщина, которая эмоционально отвергает своего ребенка и одновременно вызывает у него сильную тревожность, мешает нормальному развитию своего ребенка из-за сильной потребности контролировать чужие жизни. Она стремиться быть безупречной в своих поступках и требует того же от других. Поэтому отец пассивно изолируется от семьи и позволяет своей жене окружить ребенка всеобъемлющей опекой. В результате ребенок уступает позиции и отказывается от внешнего мира ради безопасности, которую обещает всемогущая, противоборствующая мать, прячущая собственную ненависть и обиду за демонстрируемую заботу (Б. Суран, Дж. Риццо, 1979).

***

Годы спустя знаменитый клиницист, придерживающийся психодинамической теории, Фрида Фромм-Рейчман (Fromm-Reichmann, 1948), развила представление Фрейда о том, что холодные или чрезмерно заботящиеся о воспитании родители могут привести в движение шизофренический процесс. Она описывала матерей людей, страдающих шизофренией, как холодных, доминантных и незаинтересованных в потребностях ребенка. Согласно Фромм-Рейчман, эти матери говорят о своем самопожертвовании, но на самом деле используют детей для удовлетворения собственных нужд. Одновременно практикуя гиперопеку и отвергая ребенка, они дезориентируют его и тем самым готовят почву для шизофренического функционирования. Исследовательница назвала их шизофреногенными (вызывающими шизофрению) матерями.

Шизофреногенная мать — предположительно холодный, доминирующий и безучастный к потребностям других тип поведения. Раньше считалось, что такая мать может спровоцировать развитие шизофрении у своего ребенка.

***

Ребенок, не сумевший успешно пройти параноидно-шизоидную стадию, вступает в латентную фазу развития шизофрении. На этом этапе он не дает родителям поводов для волнений и выглядит как все нормальные дети, а часто даже кажется более нормальным, чем они (более удобный ребенок и кажется матери более нормальным — подобно тому, как умной мы называем послушную собаку, и наоборот). Такой ребенок быстро развивается, рано начинает говорить, легко отлучается от груди и привыкает к новой пище, быстро усваивает правила гигиены, редко плачет — одним словом, не доставляет матери беспокойства. Это значит, что ребенок боится проявлять свои собственные желания и настаивать на их выполнении; он существует, чтобы выполнять желания матери. Ситуация действительно страшная; но шизофреногенная мать воспринимает ее как прекрасную, а своего запуганного ребенка, не смеющего быть самим собой — как идеального. Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему «ложного я». Негативные ожидания сформируют, соответственно, «отвратительного ребенка»; но, как правило, шизоидные дети очень «правильные», послушные, честные — т.е. очень удобные для родителей и воспитателей. Из них вырастают такие же удобные для всех взрослые — со сложной системой «ложного я», отвечающей ожиданиям многих людей, которых шизоид считает опасными для себя. Но в какой-то момент баланс между полномочиями «истинного» и «ложного» я нарушается — «ложное я» становится все более автономным и контролирующим все большее число аспектов бытия шизоида. «Истинное я» катастрофически теряет ощущение как реальности мира, так и собственной реальности. Использование экстремальных методов для возобновления ощущения собственной реальности (эксцентричность) и характеризует фазу анормального поведения.

Несчастный ребенок при всем желании не способен соответствовать ожиданиям родителей. Выхода из этой ситуации нет; любое движение невозможно, как невозможно и само продолжение жизни. И шизофрения по Лэнгу представляет собой «особую стратегию, придуманную человеком для того, чтобы жить в непригодной для жизни ситуации».

***

если человек не оправдывает собственных ожиданий — происходит раздвоение собственного Я.

***

«отвергающая мать», «сверхопекающая» и шизофреногенная матери — реальные матери, называемые так психиатрами и аналитиками за их патогенное влияние на своих отпрысков (см. СВЕРХ- и ШИЗОФРЕНОГЕННЫЙ).

***

Возникает вопрос: чем вызывается шизофрения? Почему у некоторых людей не развивается или слабо развивается распознавание сигналов, означающих уровни коммуникации? Причины этого Бейтсон обнаружил в детстве шизофреника, в его семейном окружении. Как показало детальное изучение «шизогенных» семей, с подробной киносъемкой, ребенок в такой семье находится в особых условиях, и ключевое положение в развитии болезни чаще всего занимает его мать. То, что при этом происходит, плохо вяжется с обычным представлением о материнской любви. В таких семьях мать «вгоняет» ребенка в шизофрению с помощью точно описанного механизма, который Бейтсон назвал «двойной связкой».

Прежде всего, надо расстаться с иллюзией, будто все матери любят своих детей. В нашей стране, где брошенные, отвергнутые матерями дети превратились в социальную проблему, можно было бы говорить об особой патологии, связанной с общественной катастрофой. Но гораздо раньше, в условиях «благополучного» буржуазного общества психологи заметили, что значительная доля матерей в действительности перестает любить своих детей в возрасте 5-6 лет. Эрих Фромм описывает в своей книге «Искусство любить» истерическое поведение таких матерей, выражающих в бурных сценах ненависть к своим детям, и советует верить этим чувствам. Объяснение, по Конраду Лоренцу, состоит в том, что общий всем приматам материнский инстинкт угасает, когда дети достигают указанного возраста. Но у человека воспитание ребенка втрое дольше, поскольку развитие мозга гораздо сложнее; это явление – так называемая неотения – привело к возникновению другого, чисто человеческого инстинкта материнской любви, действующего в течение всей жизни. Механизм этого сравнительно молодого вторичного инстинкта, как это всегда бывает в эволюции, менее надежен, чем действие древних инстинктов, и «включение» его после «выключения» первичного инстинкта часто не срабатывает. В таких случаях матери и в самом деле не любят своих детей, хотя по социальным причинам вынуждены изображать отсутствующее у них чувство. Конечно, эти несчастные женщины не понимают подсознательных процессов, о которых идет речь, но попытки обмануть подсознание к добру не ведут. Другая причина, мешающая развитию материнской любви, – это нелюбовь к мужу, сознательная или нет, которая сплошь и рядом переносится на ребенка.

Мать, не любящая своего ребенка, но вынужденная имитировать отсутствующее чувство, представляет гораздо более частое явление, чем принято думать. Она не выносит сближения с ребенком, но пытается поддерживать с ним связь, требуемую приличием. Ребенок, нуждающийся в материнской любви, инстинктивно тянется к матери, поощряемый ее словесным обращением. Но при физическом сближении у такой матери начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-нибудь косвенным способом: мать придирается к ребенку по любому случайному поводу и отталкивает его, высказывая это на более абстрактном уровне, чем первичный уровень «материнской любви». У ребенка находится какой-нибудь недостаток, он всегда оказывается в чем-нибудь виноват; например, его любовь к матери объявляется неискренней, потому что он не сделал того или другого. Таким образом, ребенок воспринимает противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание – в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесной коммуникации или рассуждений, ставящих под сомнение его любовь к матери.

Складывающийся таким образом стереотип связи между матерью и ребенком продолжается и тогда, когда ребенок идет в школу. Внушения матери в таких случаях тоже имеют двойной характер: на низшем уровне мать внушает ему, что он не должен драться с Петей, Васей и т.п., а на высшем, более абстрактном уровне – что он должен «защищать свое достоинство», «не давать себя в обиду», и т.д. Конечно, во всех случаях ребенок оказывается виновным, поскольку он не исполняет либо первого, прямого внушения, либо второго, косвенного. Этот конфликт между двумя уровнями общения, при котором ребенок «всегда виноват», и называется двойной связкой. Открытый таким образом механизм двойной связки вовсе не ограничивается отношениями между матерью и ребенком, но представляет весьма распространенную патологию человеческого общения.

Бейтсон иллюстрирует эти отношения клиническими примерами. Приведем один из них (G. Bateson, Steps to an Ecology of Mind, Ballantine Books, N.Y., 1972).

«Молодого человека, только что вышедшего из острого приступа шизофрении, навещает в больнице его мать. Обрадовавшись ей, он импульсивно обнимает ее за плечи, на что она отвечает оцепенением. Он отводит руку, и она спрашивает: «Разве ты больше не любишь меня?» Он краснеет, а она говорит: «Милый, ты не должен так смущаться и стыдиться своего чувства». Пациент едва смог пробыть с ней несколько минут. Сразу же после ее ухода он напал на ассистента, и его пришлось связать.

Конечно, этого можно было избежать, если бы молодой человек способен был сказать: «Мама, ведь я видел, что тебе было неприятно, когда я тебя обнял, что тебе трудно было принять мое чувство». Но у шизофренического больного такой возможности нет. Его глубокая зависимость и его опыт не позволяют ему комментировать поведение его матери, она же комментирует его поведение и вынуждает его принять всю законченную последовательность действий. При этом пациент испытывает следующие трудности:

(1) Реакция матери, не принимающей чувства своего сына, искусно прикрывается осуждением его жеста замешательства, а пациент, приняв это осуждение, отрицает тем самым свое восприятие происшедшего.

(2) Высказывание «Разве ты больше не любишь меня?» в этом контексте означает, по-видимому:

(а) «Меня надо любить».

(б) «Ты должен любить меня, а иначе ты плохой сын и виноват передо мной».

(в) «Ты ведь любил меня раньше, а теперь не любишь», и тем самым внимание смещается с выражения его чувства на его неспособность чувствовать. Для этого у нее есть основания, поскольку он также ненавидел ее, и он, соответственно, отвечает на это чувством вины, на которое она реагирует нападением.

(г) «То, что ты только что выразил, не было любовью»

Возникает безвыходная дилемма: «Если я хочу сохранить мою связь с матерью, я не должен показывать ей, что люблю ее, но если я не покажу, что люблю ее, я ее потеряю».

Вовсе не всегда такой конфликт приводит к катастрофическим последствиям. Здоровая реакция ребенка на бессознательное лицемерие матери – это сопротивление: почувствовав противоречия между требованиями матери, ребенок начинает их «комментировать», доказывая несправедливость матери и свою правоту. Но если мать реагирует резким запретом комментировать ее поведение (например, угрожая покинуть ребенка, сойти с ума или умереть, и т.д.) и тем самым не позволяет ему сопротивляться, то у ребенка подавляется способность различать сигналы, обозначающие характер коммуникации, что и составляет зачаток шизофрении. Иногда может помочь вмешательство отца, но в «шизогенных» семьях отец слаб и беспомощен.

Если ребенок имеет возможность сопротивляться противоречивым требованиям матери, это, конечно, нарушает спокойствие семьи, но у такого ребенка есть шансы вырасти здоровым: он научится распознавать сигналы, определяющие логические уровни сообщений. В более абстрактном требовании он распознаёт отрицание более конкретного, возмущается и не всегда повинуется, но отнюдь не смешивает две стороны «связки».

Иначе складывается дело, если ребенок не может сопротивляться. Ребенок учится не различать логические типы сообщений, делая тем самым первый шаг к шизофрении. На претензии матери он отвечает теперь искренним непониманием, так что его считают «ненормальным». А потом этот же шаблон отношений переносится на других людей; но это вовсе не значит, что такой ребенок непременно станет психически больным. Он ходит в школу, проводит время вне семьи и может постепенно научиться различать «сигналы переключения контекстов», если его отношения с «шизогенной» матерью были не слишком интенсивны. Может быть, он будет делать это не так хорошо, как другие; вероятно, у него не особенно разовьется чувство юмора, и он не будет так заразительно смеяться, как его друзья.

***

Специфика шизофреногенной матери заключается в злокачественной форме ее неспособности быть матерью. Эти псевдоматери получают полную власть над маленьким ребенком, зависящим от их помощи. Более благоприятной формой шизофреногенной матери (Pankow, 1968) являются т. н. дети матери, ожидающие от своих собственных детей, чтобы он; обращались с ними как их матери.

Мать, индуцирующая психосоматическое расстройство, реагирует либидинозно лишь на дефекты и болезни своего ребенка, в противоположность матери, индуцирующей перверсию, у которой либидинозно загружены все действия, касающиеся здорового тела ребенка, напр. церемония мытья, одевания, манипулирования мужскими или женскими гениталиями ребенка. Обе матери игнорируют при этом растущую идентичность Я ребенка. С последней обращаются как с вещью, либидинозно занятым предметом, а не полноправной развивающейся личностью.

Шизофреногенная мать — bob_ling — LiveJournal

Личностные особенности родителей оказывают существенное влияние на характер их отношения к ребенку. Ярким примером, подтверждающим это положение, является концепция шизофреногенной матери (Фромм — Райхманн, 1948). Шизофреногенная мать — деспотичная, властная женщина, которая эмоционально отвергает своего ребенка и одновременно вызывает у него сильную тревожность, мешает нормальному развитию своего ребенка из-за сильной потребности контролировать чужие жизни. Она стремиться быть безупречной в своих поступках и требует того же от других. Поэтому отец пассивно изолируется от семьи и позволяет своей жене окружить ребенка всеобъемлющей опекой. В результате ребенок уступает позиции и отказывается от внешнего мира ради безопасности, которую обещает всемогущая, противоборствующая мать, прячущая собственную ненависть и обиду за демонстрируемую заботу (Б. Суран, Дж. Риццо, 1979).

***

http://bookap.info/genpsy/komer/gl63.shtm

***

Ребенок, не сумевший успешно пройти параноидно-шизоидную стадию, вступает в латентную фазу развития шизофрении. На этом этапе он не дает родителям поводов для волнений и выглядит как все нормальные дети, а часто даже кажется более нормальным, чем они (более удобный ребенок и кажется матери более нормальным — подобно тому, как умной мы называем послушную собаку, и наоборот). Такой ребенок быстро развивается, рано начинает говорить, легко отлучается от груди и привыкает к новой пище, быстро усваивает правила гигиены, редко плачет — одним словом, не доставляет матери беспокойства. Это значит, что ребенок боится проявлять свои собственные желания и настаивать на их выполнении; он существует, чтобы выполнять желания матери. Ситуация действительно страшная; но шизофреногенная мать воспринимает ее как прекрасную, а своего запуганного ребенка, не смеющего быть самим собой — как идеального. Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему «ложного я». Негативные ожидания сформируют, соответственно, «отвратительного ребенка»; но, как правило, шизоидные дети очень «правильные», послушные, честные — т.е. очень удобные для родителей и воспитателей. Из них вырастают такие же удобные для всех взрослые — со сложной системой «ложного я», отвечающей ожиданиям многих людей, которых шизоид считает опасными для себя. Но в какой-то момент баланс между полномочиями «истинного» и «ложного» я нарушается — «ложное я» становится все более автономным и контролирующим все большее число аспектов бытия шизоида. «Истинное я» катастрофически теряет ощущение как реальности мира, так и собственной реальности. Использование экстремальных методов для возобновления ощущения собственной реальности (эксцентричность) и характеризует фазу анормального поведения.
..
Несчастный ребенок при всем желании не способен соответствовать ожиданиям родителей. Выхода из этой ситуации нет; любое движение невозможно, как невозможно и само продолжение жизни. И шизофрения по Лэнгу представляет собой «особую стратегию, придуманную человеком для того, чтобы жить в непригодной для жизни ситуации».

http://proekt-psi.narod.ru/mif4.htm

***

Шизофреногенная мать — чрезмерная собственническая любовь, чрезмерное вмешательство в отношения ребёнка с другими детьми. Или холодность, отчуждение, садистские тенденции…
…
если человек не оправдывает собственных ожиданий — происходит раздвоение собственного Я.
www.psihelp.ru/articles3.htm

***

***

Прежде всего, надо расстаться с иллюзией, будто все матери любят своих детей. В нашей стране, где брошенные, отвергнутые матерями дети превратились в социальную проблему, можно было бы говорить об особой патологии, связанной с общественной катастрофой. Но гораздо раньше, в условиях «благополучного» буржуазного общества психологи заметили, что значительная доля матерей в действительности перестает любить своих детей в возрасте 5-6 лет. Эрих Фромм описывает в своей книге «Искусство любить» истерическое поведение таких матерей, выражающих в бурных сценах ненависть к своим детям, и советует верить этим чувствам. Объяснение, по Конраду Лоренцу, состоит в том, что общий всем приматам материнский инстинкт угасает, когда дети достигают указанного возраста. Но у человека воспитание ребенка втрое дольше, поскольку развитие мозга гораздо сложнее; это явление – так называемая неотения – привело к возникновению другого, чисто человеческого инстинкта материнской любви, действующего в течение всей жизни. Механизм этого сравнительно молодого вторичного инстинкта, как это всегда бывает в эволюции, менее надежен, чем действие древних инстинктов, и «включение» его после «выключения» первичного инстинкта часто не срабатывает. В таких случаях матери и в самом деле не любят своих детей, хотя по социальным причинам вынуждены изображать отсутствующее у них чувство. Конечно, эти несчастные женщины не понимают подсознательных процессов, о которых идет речь, но попытки обмануть подсознание к добру не ведут. Другая причина, мешающая развитию материнской любви, – это нелюбовь к мужу, сознательная или нет, которая сплошь и рядом переносится на ребенка.

Мать, не любящая своего ребенка, но вынужденная имитировать отсутствующее чувство, представляет гораздо более частое явление, чем принято думать. Она не выносит сближения с ребенком, но пытается поддерживать с ним связь, требуемую приличием. Ребенок, нуждающийся в материнской любви, инстинктивно тянется к матери, поощряемый ее словесным обращением. Но при физическом сближении у такой матери начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-нибудь косвенным способом: мать придирается к ребенку по любому случайному поводу и отталкивает его, высказывая это на более абстрактном уровне, чем первичный уровень «материнской любви». У ребенка находится какой-нибудь недостаток, он всегда оказывается в чем-нибудь виноват; например, его любовь к матери объявляется неискренней, потому что он не сделал того или другого. Таким образом, ребенок воспринимает противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание – в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесной коммуникации или рассуждений, ставящих под сомнение его любовь к матери.

(2) Высказывание «Разве ты больше не любишь меня?» в этом контексте означает, по-видимому:

(а) «Меня надо любить».

(б) «Ты должен любить меня, а иначе ты плохой сын и виноват передо мной».

(г) «То, что ты только что выразил, не было любовью»

Возникает безвыходная дилемма: «Если я хочу сохранить мою связь с матерью, я не должен показывать ей, что люблю ее, но если я не покажу, что люблю ее, я ее потеряю» «.

Вовсе не всегда такой конфликт приводит к катастрофическим последствиям. Здоровая реакция ребенка на бессознательное лицемерие матери – это сопротивление: почувствовав противоречия между требованиями матери, ребенок начинает их «комментировать», доказывая несправедливость матери и свою правоту. Но если мать реагирует резким запретом комментировать ее поведение (например, угрожая покинуть ребенка, сойти с ума или умереть, и т. д.) и тем самым не позволяет ему сопротивляться, то у ребенка подавляется способность различать сигналы, обозначающие характер коммуникации, что и составляет зачаток шизофрении. Иногда может помочь вмешательство отца, но в «шизогенных» семьях отец слаб и беспомощен.

vesvalo.net/txt/index.php/t4746.html

***

По моему опыту специфика шизофреногенной матери заключается в злокачественной форме ее неспособности быть матерью. Эти псевдоматери получают полную власть над маленьким ребенком, зависящим от их помощи (Ammon, неопубликованный манускрипт обработки обширного материала об изгнании детей из семьи, дурном обращении с ними и убийства детей собственными матерями). Более благоприятной формой шизофреногенной матери (Pankow, 1968) являются т. н. дети матери, ожидающие от своих собственных детей, чтобы он; обращались с ними как их матери.
…
Мать, индуцирующая психосоматическое расстройство, реагирует либидинозно лишь на дефекты и болезни своего ребенка, в противоположность матери, индуцирующей перверсию, у которой либидинозно загружены все действия, касающиеся здорового тела ребенка, напр. церемония мытья, одевания, манипулирования мужскими или женскими гениталиями ребенка. Обе матери игнорируют при этом растущую идентичность Я ребенка. С последней обращаются как с вещью, либидинозно занятым предметом, а не полноправной развивающейся личностью.
pedlib.ru/Books/3/0293/3_0293-38.shtml

шизогенная и шизофреногенная мать – УСПЕШНЫЕ МОЗГИ – психологическая аналитическая консультация

Шизогенная и шизофреногенная мать – нестрогие понятия, употребляемые некоторыми психологами в практике. По мнению таких психологов, шизогенная мать – это женщина, которая формирует у своего ребёнка шизоидные черты личности (характера), а шизофреногенная мать формирует болезнь шизофрению.

Любые публикации на этом сайте не претендуют на роль учебника по психологии, психиатрии или руководства по психологической помощи. Помощь профессионального психолога, в большинстве случаев, эффективней, чем самопомощь клиента. Мы только пытаемся дать нашим клиентам и читателям поверхностный кругозор в психологии. В легких случаях это помогает человеку разобраться в себе, не обращаясь к психологу. В тяжелых случаях кругозор клиента в психологии значительно улучшает взаимопонимание между клиентом и психологом, а, следовательно, убыстряет и удешевляет психологическую помощь. Так что, в большинстве случаев, знать – полезнее, чем не знать.

1. Шизогенная или шизофреногенная мать?

Исторически изначально возникло понятие именно шизофреногенная, а не шизогенная мать.

Еще Зигмунд Фрейд указывал на возможные психологические причины возникновения шизофрении. Фрейд предполагал, что если родители впадают в крайности в воспитании ребёнка (например, родители чрезмерно суровы, холодны и отчуждённы или наоборот проявляют излишнюю заботливость и гиперопёку по отношению к ребёнку), то ребёнок испытывает психологическое напряжение, и у него развиваются ответные реакции (психологические защиты). По мнению Фрейда, у ребёнка возникают психологические процессы регрессии и попытки восстановить контроль своего Эго над ситуацией. Уходя от непосильного для детской психики эмоционального напряжения, ребенок «сбегает» в мир, где ему было хорошо – регрессирует в детство, и там ребенок впадает в крайности нарциссизма и эгоцентричной заботы исключительно о своих нуждах. Т.е., ребенок отвечает крайними мерами на крайности родителей. Однако, взрослея, ребенку не удаётся оставаться в состоянии регрессии в детство, т.к. родители и окружающая действительность принудительно «выдёргивают» ребёнка оттуда (ведь требования к взрослеющему ребёнку возрастают), и тогда взрослеющий ребёнок пытается восстановить контроль своего Эго над ситуацией – так возникают мании преследования и величия. По мнению Зигмунда Фрейда, примерно так возникает и развивается шизофрения у человека в результате воздействия воспитания родителей. Таким образом, Фрейд поставил вопрос и шизофреногенных родителях.

Однако понятие именно шизофреногенная мать было подробно разработано не Зигмундом Фрейдом, а Фридой Фромм-Рейчман в 1948 году. По её мнению, шизофреногенная мать – холодная доминантная женщина, не обращающая достаточного внимания на потребности ребёнка. Для шизофреногенной матери ребёнок – социальный проект, а не маленький любимый человек. Такие матери могут презентировать трудности в рождении и воспитании ребенка, демонстрировать своё материнское самопожертвование, а на самом деле использовать условный социальный проект «Ребёнок» для достижения своих целей в жизни. А далее всё происходит примерно так, как описывал Зигмунд Фрейд.

Впоследствии ни взгляды Фрейда, ни взгляды Фромм-Рейчман не получили строгих научных доказательств. Статистические данные показывают, что матери большинства тяжелых больных шизофреников не соответствуют описаниям Фрейда и Фромм-Рейчман. По всей видимости, в возникновении и развитии шизофрении, как болезни, доминируют совсем другие причины.

Однако некоторые практикующие психологи замечали, что определенный тип личности и характера матери очень часто сопровождается высокими показателями шизоидности ребенка, что доказывается общепризнанными авторитетными психодиагностическими методиками (например, MMPI). Эти психологи считают, что наличие определенного психологического типа матери (как единственной причины) недостаточно для возникновения и развития шизофрении, но провоцирует у ребенка шизоидность (пограничное состояние между нормой и патологией – шизофренией), а вот высокий уровень шизоидности уже может быть почвой для развития болезни шизофрения при наличии других более весомых причин (например, наследственных).

В своей практике мы многократно встречали случаи, подтверждающие это предположение. Вот почему мы считаем понятие шизофреногенная мать некорректным, а вот понятие шизогенная мать – пусть и нестрогим, но вполне допустимым и корректным для практического психолога, где имеют значение многолетние наблюдения за психикой и поведением людей, подкрепленные психодиагностическими обследованиями. Таким образом, мы говорим о шизогенной (а не шизофреногенной) матери.

2. Кто такая шизогенная мать?

По нашим практическим наблюдениям психологов, шизогенная мать – это доминантная, внутренне эмоционально отчужденная по отношению к ребёнку женщина, которая использует ребёнка, как социальный проект для достижения своих целей, и при этом в своем поведении демонстрирует ребёнку непоследовательность по отношению к нему: от чрезмерного контроля до агрессии (хотя бы только вербальной). Таких матерей мы называем шизогенными, а их дети (как подростки, так и взрослые) при нашем психодиагностическом обследовании чрезвычайно часто показывают высокие показатели шизоидности (на уровне акцентуации или даже психопатии). Несомненно, шизогенная мать не может являться единственной или главной причиной возникновения и развития шизофрении у ребенка (впоследствии взрослого), но спровоцировать высокую шизоидность, последующие драматичные психологические проблемы и тяжёлую социальную дезадаптацию – запросто! Таковы наши нестрогие наблюдения в практике психолога.

3. Зачем шизогенная мать это делает?

Несомненно, шизогенная мать не делает целенаправленных осознанных усилий по формированию высокого уровня шизоидности у своего ребенка (который впоследствии испытывает закономерные последствия шизоидности во взрослой жизни). Шизогенная мать отдает приоритеты своим жизненным целям и идет на поводу у свойств своего характера (личности). Она не контролирует своё поведение по отношению к ребёнку (в силу незнания клинической детской психологии или по причине эмоциональной распущенности), а уж шизоидный ребёнок у нее получается просто и логично, как следствие её поведения. Шизогенная мать вполне может любить своего ребёнка, но себя, свою личность и свои жизненные цели она любит значительно больше. Меняться для целей воспитания психологически благополучного и социально адаптивного ребенка или, по крайней мере, контролировать свои эмоции и поведение, шизогенная мать не может или не хочет.

4. Как шизогенная мать это делает?

Мы многократно проводили психологические консультации для подростков и взрослых с высоким уровнем шизоидности, которые описывали своих матерей, как шизогенных. Значительную часть этих матерей мы наблюдали непосредственно сами на консультации психолога.

Большинство взрослых шизоидных детей шизогенных матерей описывают примерно похожие алгоритмы возникновения у себя шизоидных свойств личности (характера). Всплески вербальной агрессивности матерей; частая демонстрация матерью эмоциональной отчужденности; доминантное мнение матери по всем вопросам без признания ребенка пусть неравноправным, но хотя бы участником разумной дискуссии; ощущение ребёнка себя нелюбимым и незащищенным, – всё это порождает психологическую и поведенческую реакцию ребёнка по шизоидному типу.

Со временем шизоидная реакция становится частью личности и характера. Ребенок начинает испытывать желание сбежать в иллюзорный приятный мир (например, регрессия в детство, чрезмерное фантазирование или увлечение компьютерными играми), формируется нежелание (а впоследствии и неспособность) к близкому эмоциональному контакту (ведь самый близкий человек мать – эмоционально травматична), формируется особое витиеватое и вычурное мышление (попытки ребёнка придумать, как слабому человеку можно избежать доминанты и агрессии со стороны более сильного, и при этом самого близкого).

В результате вырастает подросток, а потом взрослый человек с высоким уровнем шизоидности (на уровне акцентуации или психопатии), что и подтверждается психологическими тестами. Чтобы не перегружать данный текст подробным описанием, что такое шизоидность, как она проявляется и к каким последствиям приводит, мы отсылаем читателя к нашей публикации: «Консультация психолога: шизоидность».

5. Почему именно шизогенная мать, а не шизогенный отец?

Социальные традиции большинства семей таковы, что из двух родителей именно мать, а не отец проводит большую часть времени с ребенком. Если предположить, что шизоидные дети вырастают, в том числе, в результате шизогенного влияния родителей, то именно влияние матери характеризуется длительностью и тотальностью. Закономерно, личность и характер ребенка формируется больше матерью, чем отцом. Агрессивный, доминантный, эмоционально отчужденный отец может восприниматься ребенком, как временное (приходящее и уходящее) «стихийное бедствие» (которое можно переждать или от которого можно спрятаться), а вот мать с подобными качествами (в силу своего постоянного и тотального присутствия в жизни ребенка) не оставляет ребёнку никаких возможностей, кроме как психологически приспосабливаться и деформироваться по шизоидному типу.

6. В чем недостатки понятия шизофреногенная мать?

Как мы уже писали, нет строгих научных доказательств, что определенный психологический тип матери значимо коррелирует (статистически связан) с заболеванием шизофренией у детей и взрослых. В психиатрии есть несколько типичных и обоснованных взглядов на возникновение и развитие шизофрении – в основном, это влияние генетических факторов, и биохимическая аномалия (дофаминовая (допаминовая) гипотеза). Изучение родственников больных шизофренией, а также исследования однояйцевых близнецов это доказывают.

Если один из однояйцевых близнецов во взрослом возрасте имеет диагноз шизофрения, то примерно в 48% случаев у второго близнеца тоже шизофрения. Это очень высокий показатель. А вот если близнецы разнояйцовые, то этот показатель всего 17%. Убедительно!

Чрезвычайно интересна дофаминовая (допаминовая) гипотеза. Согласно многочисленным биохимическим исследованиям дофамин (допамин) и некоторые другие вещества значимо влияют на деятельность нейронов. Есть весомые причины предполагать, что избыток дофамина приводит к шизофрении, а недостаток к болезни Паркинсона. Успехи медикаментозного лечения шизофрении и болезни Паркинсона препаратами, регулирующими уровень дофамина, наглядно это подтверждают.

Но ни генетические исследования, ни показатели биохимической аномалии значимо не коррелируют с психотипическими особенностями матерей шизофреников. Термин шизофреногенная мать – ошибочен! В отличие от термина шизогенная мать, который хотя и не строг, но подтверждается обширной практикой психологов. На наш субъективный взгляд, шизофреногенная мать не существует! Шизогенная мать – несомненно, да!

7. Может ли ребёнок самостоятельно сопротивляться шизогенной матери?

К сожалению, формирование шизоидных качеств – это и есть сопротивление ребенка шизогенной матери. Тот самый случай, когда не сопротивляться невозможно, а сопротивление часто приводит к клиническому своеобразию по типу шизоидности и социальной дезадаптации. В этом трагичность ситуации.

8. Что делать взрослому человеку, если у него шизогенная мать?

А) Изолироваться от воздействия матери (взрослый человек вполне может взять под контроль свои контакты с матерью при сохранении уважения и заботы в адрес матери).

Б) Расширить свой кругозор и осознать свои особенности личности и характера, сформированные в результате воспитания. Осознать происходящее с собой, постараться взять свои реакции под контроль (шизоидность – не шизофрения, её вполне можно контролировать). Много читать по теме, например, «Консультация психолога: шизоидность».

В) Обратиться к хорошему психологу, который методами психологической помощи поможет скорректировать негативные последствия воспитания шизогенной матерью.

9. Чем может помочь психолог?

К счастью, большинство людей с повышенным уровнем шизоидности обладает одновременно высоким уровнем интеллекта. Собственно, это часто неотъемлемое качество шизоидности. В нашей практике психологов цикл психологических консультаций (даже без применения серьезных методик психотерапии) частенько значительно снижал шизоидность у взрослых клиентов – если уж не до нормы, то хотя бы до приемлемого уровня. В этом смысле, ситуация не только не безнадёжная, а наоборот очень перспективная для психологической помощи.

© Авторы Игорь и Лариса Ширяевы. Авторы консультируют по вопросам личной жизни и социальной адаптации (успеха в обществе). Об особенностях аналитической консультации Игоря и Ларисы Ширяевых «Успешные мозги» можно прочитать на странице КОНСУЛЬТАЦИЯ.

Аналитическая психологическая консультация Игоря и Ларисы Ширяевых. Задать вопросы и записаться на консультацию можно по телефону: +7 916 299 74 05. E-mail: [email protected] Будем рады помочь Вам!

Почему я выбрала свое здоровье, а не маму

Каково быть ребенком родителя, имеющего психическое расстройство? Писательница Джи Джи Рене Хилл рассказывает о своем опыте жизни с матерью, страдающей шизофренией.

В последний раз, когда моя мама приехала навестить меня, я встретила ее на автостанции Балтимора. Обняла ее и почувствовала знакомый запах сигарет, кофе и духов Blue Magic. Потом мы поехали ко мне домой, где она должна была провести неделю. И вот, я обнаруживаю на двери моей квартиры сообщение от коммунальной службы, что мне отключили воду за неуплату. И что даже если я заплачу немедленно, то водоснабжение подключат только в следующий рабочий день. Следующий рабочий день — это понедельник, без воды придется просидеть все выходные. Я знала, что для моей мамы это будет большой проблемой. Ведь она считала, что за ней следят, ей специально подстраивают пакости, хотят навредить ей. «Я уеду! Они не хотят, чтоб я была здесь!» — сказала она. Мы зашли в дом, но она сидела как на иголках, не снимая сумочки с плеча, говоря о возможности пожить в отеле. Я оставалась спокойной и, конечно, отказалась рассматривать возможность жить в отеле. Я помнила, как справляться с ней. Я все еще верила, что если постараюсь, то смогу переговорить голоса, звучащие в ее голове, я смогу сделать так, чтобы она почувствовала себя в безопасности.

Диагноз

Я выросла, думая, что моя мама нестабильная эмоционально, параноичка и оторванная от реальности личность. Я считала ее ответственной за то, что мне приходится лгать. Ее что-то мучило, мне это было очевидно, но я ничего не знала о ее болезни.

Маме поставили диагноз «шизофрения», когда я уже училась в колледже. Симптомы усилились с годами, потому что семья пыталась не замечать и избегать проблем, хотя одни ее галлюцинации сменялись другими, отношения рушились, пока мама не оказалась изолированной в своей альтернативной реальности — это был мир, в котором она спряталась, ее отдушина и мой, как дочери, кошмар. То, что доктора назвали диагнозом, мать считала спасением: шизофрения дала ей доступ к месту, в котором она чувствовала себя защищенной, ведь она чувствовала опасность, которую не чувствовали другие. С этой точки зрения лечение ее совершенно не интересовало.

Установление диагноза призывало к действиям, но их не последовало. Моя семья никак не отреагировала, мы не обеспечили ей медицинского ухода. Возможно, родственники пытались с ней говорить, но я уверена, что мама отказалась их даже слушать и снова выдала историю о том, что секретные службы хотят упрятать ее в психушку. Меня она тоже не послушала бы. От меня она ожидала сотрудничества: я должна была поддерживать ее иллюзии, быть виноватой, игнорировать здравый смысл. Так я и делала, пока была маленькой. Но я больше не могла этого выдерживать, став взрослой.

Свежие новости

На расстоянии вытянутой руки

Я искала внутри себя ответ и нашла границы вместо преданности. Я хотела, чтобы в моей жизни была мама, а не ее шизофрения. Я боялась признать, сожалела, что мы в семье недостаточно приложили усилий для решения ее проблемы, что мы прятали эту болезнь от самих себя. А когда мы были больше не в силах смотреть на нее, мы стали смотреть в другую сторону.

После того, как диагноз был установлен, мама жила в Нью-Йорке одна, периодически оказываясь на улице, словно у нее не было семьи, которая приютила бы ее. Я училась и работала в Балтиморе, занятая настолько, насколько это было возможно, чтобы не чувствовать вины, что я не с мамой. Я знала, что ни исцелить ее, ни заставить ее лечиться я не смогу, но я винила себя в том, что я не вовлечена в ее жизнь. Я могла бы устроить так, чтобы жить вместе и присматривать за ней. Но я предпочла редкие визиты и каждый раз я хотела, чтобы они становились короче. Я думала, что если бы я была хорошим человеком, хорошей дочерью, я бы не сдалась, пока она не получила бы необходимого лечения и ухода. Я бы продолжала держать ее за руку, даже если бы она отталкивала меня. Но я вместо этого ограничила наше общение до писем и звонков. Раз в год я приглашала ее к себе и пыталась сделать все, чтобы наши миры не столкнулись. В один из таких ее приездов на моей двери и оказалась та записка от коммунальщиков.

Переговорить голоса в голове

Я ждала все выходные, что наступит понедельник и мама поймет, что голоса в ее голове ошибались, что им нельзя верить. Вода потечет из крана и она попросит повести ее к доктору. Я налью нам кофе и даже разрешу ей курить в кухне, чтобы она успокоилась. Я скажу ей, что очень беспокоюсь о ней, что хочу ей помочь. И ее взгляд вдруг прояснится и она наконец посмотрит на меня как на дочь, а не как на угрозу. Я спрошу ее, когда она первый раз поняла, что ее сознание отличается от других? Она расскажет мне о голосах, о том, каково это — слышать и видеть то, чего не слышат и не видят другие. Я научусь, как входить в ее мир и не терять там себя. Я заплачу, ибо мои молитвы будут услышаны.

Но ничего этого не произошло. Я заплатила по квитанции, вода пошла, но это ничего не изменило для мамы, потому что круговорот тревоги в ее голове был запущен. Она сказала мне, что сосед справа заглядывал в окно и стрелял в нее лазером. Что кто-то все время перекладывает ее сумку с места на место, сыплет в нее булавки. Она слышит эхо, когда говорит, а это значит, что квартиру прослушивают. Ком тревоги в моем животе оставался до дня ее отъезда. После этого письма и звонки какое-то время продолжались. Она отправляла мне длинные голосовые сообщения о работе в саду, о шопинге, о заговоре спецслужб, о черной магии. Я отвечала сдержанно. Я не хотела, чтобы узел в солнечном сплетении снова сковал меня. А потом, без предупреждения, звонки и письма прекратились.

Стигма психических расстройств

В той среде, в которой мы жили, быть неадекватным — это худшее, что может с тобой приключиться. Ты не можешь себе этого позволить, ты не можешь поставить под вопрос благонадежность семьи. Нам нужно оставаться адекватными, подавлять эмоции, выживать. С психическими расстройствами можно было максимум обратиться в церковь, но никогда не обсуждать открыто. Мои родители не научили меня, да и их самих никто не научил, что психическое расстройство — не слабость, не недостаток или наказание небес. Стигма рождается страхом и дезинформацией. Ведь если мы не знаем о чем-то, мы строим предположения. Когда мы не в состоянии что-то контролировать, мы врем и скрываем нашу неспособность. Таким образом, психические заболевания становятся тайным хаосом во многих домах.

Я помню с 9-ти лет мамины психозы. Она могла ночью разбудить меня, иногда спокойная, иногда крича, она говорила, что я сделала не так на протяжении дня, о плохих поступках. Это разбивало мое сердце. Мы всегда были близки, поэтому я поняла, что с ней что-то происходит, но я все так же верила ей. Верила и когда она говорила, о том, что я плохая. Когда она обвинила меня в том, что я пыталась соблазнить отца, меня парализовал стыд. Я стала стараться быть незаметной в доме, я стала виноватой без вины, я не понимала, что правда, а что нет.

Когда мама не контактировала со мной год, два года, три года, я не искала ее. Я говорила с богом о ней. Я молилась о том, чтобы она была в безопасности, и чтобы она не приезжала ко мне. Я была уверена, что ее отсутствие принесет мне покой. Но годы проходили, я стала болезненно тревожной, я стала еще больше бояться за нее, ужасаясь последствиям того, что дала ей ускользнуть.

Наследственность

Сейчас мне на десять лет меньше, чем было маме, когда ей диагностировали шизофрению. И я спрашиваю себя, насколько я здорова. Узел в солнечном сплетении, сотканный из нервной энергии и паники, снова появился и не исчезает — меня охватывают те чувства, которых я хотела избежать, дистанцировавшись от матери. Я вся обращена внутрь себя, где не нахожу смысла. Я вижу сходства, которые пугают меня, я должна понять ее жизнь и ее трудности, чтобы принять другие решения в своей жизни.

Дети родителей, страдающих психическими расстройствами, переживают особенные эмоциональные трудности и сами имеют больший риск развития психических расстройств. Если состояние родителя приносит хаос в жизнь семьи, но его не обговаривают открыто и не признают, то последствия детского опыта еще более драматичны.

Многие из нас живут в хроническом стрессе и неуверенность внутри растет. Часть нас всегда чувствует себя в опасности, всегда есть вещи, о которых мы боимся рассказывать. Будучи детьми, мы были дизориентированы, мы не понимали поведения наших родителей и как на него реагировать. Мы научились хранить тайны. А когда мы выросли, все это стало давить на наши плечи, потому что мы оплакивали те отношения с нашими родителями, которых у нас не было. Многие проходят через это в одиночестве и стыде, как я. Мы не можем вылечить то, о чем мы не хотим говорить. Мы не можем остановить цикл, если притворяемся, что не видим.

Совсем недавно я призналась мужчине, с которым живу пятнадцать лет, что далеко не всегда мое «я в порядке» означает, что со мной все хорошо на самом деле. Что меня одолевают ощущение беспомощности и иррациональный страх, которые портят ту замечательную жизнь, которая у нас есть. Я рассказала ему о депрессии, которую я скрывала от него и детей, о том, как во мне часами, неделями живет пустота. Меня научили скрывать — и я скрывала свои проблемы, думая, что смогу справиться сама. Я спрашиваю себя: не точно ли так же думала моя мама? Думала ли она, что может держать «это» под контролем?

Вместо эпилога

Мы вернулись на автостанцию Балтимора семь дней спустя после того, как обнаружили записку про воду на моей двери. Я чувствовала и страх, и облегчение от того, что она уезжала. Я сказала ей, что люблю ее, что мы скоро увидимся, но в глубине души мне хотелось больше пространства лично для меня. Она тоже казалась истощенной нашим общением. Она не смотрела мне в глаза, она не хотела, чтобы я дождалась ее автобуса. Я обняла ее и ушла с той же фрустрацией, с которой неделю назад встретила ее. Я хотела, чтобы мы были в состоянии помочь друг другу, но не представляла, как это сделать.

Я пришла домой и налила себе вина. Я вдруг подумала, что она тоже устала пытаться. Возможно, она приехала с теми же надеждами, что были и у меня, с тем же желанием быть если не понятой, то хотя бы услышанной. Чтобы напомнить мне, что ее реальность хоть и отдалилась от моей, но для нее-то она очень реальна. Что она там, где хочет быть, в том, мире, который имеет для нее смысл, раз уж этот наш мир перестал иметь смысл.

Источник: shondaland.com

Фото: Лаура Макабреску

—

Читайте также: Вопреки: Как клиническая депрессия изменила мою жизнь к лучшему

«ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА. Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы [litres]

8. ШИЗОФРЕНОГЕННАЯ МАТЬ: «ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА

Лучший друг парня – его мама.

(Слова героя фильма)

Мать – первый объект в жизни ребенка и, по-видимому, первое слово, которое произносит в своей жизни человек. (Согласно исследованиям Р. О. Якобсона, звук м по чисто физиологическим причинам произносится первым и последним забывается при афазии [Якобсон, 1985]). Таким образом, мать – это не только первый, но и последний объект в жизни человека. Ср. частую в нарративном искусстве фигуру солдата, умирающего на поле боя со словом «мама» на устах.

В сущности, в самом начале психосексуального развития младенца для него существует не сама мать целиком, а материнская грудь как источник первичного наслаждения пищей, ассоциирующаяся также в невротическом сознании с фаллосом (молоко = сперма) [Фенихель, 2004]. Позднее ребенок осуществляет фантазматическое представление, наделяющее мать фаллосом, находящимся, якобы, у нее внутри тела [Лакан, 1997].

Так уж случилось, что роль матери в психоанализе была осознана позже роли отца, что объясняется тем, что стадии психосексуального развития младенца, на которые регрессирует больной шизофренией и маниакально-депрессивным психозом, стали вовлекаться в психоанализ позднее. Согласно воззрениям Мелани Кляйн, с самого начала не только мать как первичный объект, но и материнская грудь наделена амбивалентностью – грудь может быть как хорошей, так и плохой. «Хорошая грудь» – та, которая дает молоко, «плохая грудь» – та, которая запаздывает или вовсе не дает молока. В соответствии с этим на «шизоидно-параноидной позиции» мать и материнская грудь расщепляются на хорошую, целебную и плохую части, и последняя играет фундаментальную роль в ранних младенческих идеях преследования. Лишь позднее в возрасте около года на позиции, которую Мелани Кляйн назвала депрессивной, ребенок становится в состоянии формировать целостные объекты и таким первым целостным объектом становится мать, и ее хорошая и плохая части объединяются уже в достаточно сложный диалектический образ, наделенный как положительными, так и отрицательными чертами. Эта амбивалентная диалектика образа матери, в сущности, сохраняется у человека на всю жизнь [Кляйн и др., 2001].

Фигура матери, конечно, имеет важнейшее значение для развития ребенка. От того, какой была мать ребенка – заботливой, ласковой, теплой, защищающей или наоборот раздражительной, фрустрирующей, суровой и т. д., – зависит, будет ли развитие ребенка нормальным или у него сформируется в будущем невроз или скорее даже психоз, потому что психоз формируется на более ранних стадиях развития ребенка именно тогда, когда мать играет в его жизни гораздо более важную роль, чем отец. Впрочем, и в формировании неврозов мать может играть решающую роль, если роль отца на этом этапе не становится определяющей. Например, мать, а не отец может осуществлять функцию приучения к туалету с присущими этому мероприятию фрустрациями, ведущими к анальной фиксации и затем к обсессивно-компульсивному неврозу или соответствующему характеру [Фрейд, 1991а].

Тем не менее, именно при формировании психозов, как считается в психоаналитической традиции и не только в ней, мать играет решающую роль (если придерживаться воззрения на формирование психоза именно в раннем детстве, а не генетически, как считает традиционная психиатрия). В этом плане следует вспомнить концепцию шизофреногенной матери, дающей ребенку двойное послание, как она сформулирована в трудах Грегори Бейтсона. Двойное послание – это фрагмент коммуникации между матерью и сыном или дочерью, которое имеет противоречивое значение и поэтому, по мнению автора этой концепции, формирует или подстегивает психотическую реакцию. Приведем знаменитый фрагмент классической работы Бейтсона, где приводится пример двойного послания, идущего от шизофреногенной матери:

Молодого человека, состояние которого заметно улучшилось после острого психотического приступа, навестила в больнице его мать. Обрадованный встречей, он импульсивно обнял ее, и в то же мгновение она напряглась и как бы окаменела. Он сразу убрал руку. «Разве ты меня больше не любишь?» – тут же спросила мать. Услышав это, молодой человек покраснел, а она заметила: «Дорогой, ты не должен так легко смущаться и бояться своих чувств». После этих слов пациент был не в состоянии оставаться с матерью более нескольких минут, а когда она ушла, он набросился на санитара и его пришлось фиксировать [Бейтсон, 2000: 243].

О шизофреногенной матери также весьма выразительно писал Рональд Лэйнг в книге «Расколотое Я» [Лэйнг, 1995].

Фигура матери как нечто инцестуозно-устрашающее, как vagina dentata может сохраняться у человека, особенно у психотика, на всю жизнь. Вот что пишет о Жаке Лакане его биограф Элизабет Рудинеско:

В этом семейном романе доминация матерей всегда представала как причина уничтожения или ослабления функции отца. Что касается женской сексуальности, то Лакан после своих встреч с Батаем и чтением Мадам Эдварды рассматривал ее теоретически как нечто отвратительное, как черную дыру, как предмет, оснащенный крайней оральностью, как непознаваемую субстанцию: реальное, но устроенное иначе. В марте 1955 года в ошеломляющей лекции, посвященной знаменитому сну Фрейда об Ирме, рассказ Фрейда он интерпретировал соответствующим образом, отождествляя раскрытый рот Ирмы с зиянием промежности, откуда появлялась страшная голова Медузы. И потом, уже в 1970 году, желая сжать в одной фразе весь ужас, который внушали ему матери, и все отвращение, которое он испытывал перед животной природой метафоры орального таинства, он заявил: “Огромный крокодил, в пасти у которого вы находитесь – это и есть мать. И никто не знает, что может взбрести ему в голову в ближайшую минуту: он может просто взять и захлопнуть пасть. В этом и состоит величайшее желание матери” [Roudinesco, 1992].

В «Психозе» Хичхока у Норманна Бейтса отец умер, когда ему было пять лет, и его болезнь явно происходила от шизофреногенной матери. Как же все произошло? Обратимся к сюжету фильма.

Вначале мать появляется в виде фигуры в окне. Бейтс уверяет, что она не в своем уме и не может ни с кем разговаривать. Затем Мэрион, девушка, которая украла 40 000 долларов и остановилась в отеле у Норманна Бейтса, слышит отвратительный голос его матери, который говорит: «Нет, я не хочу, чтобы ты приглашал на ужин девушек. Она не насытит грязных желаний с моим сыном». Итак, сексуальные желания – грязные, что подключает тему обсессии, которая исходит, не из голоса отца, а из голоса матери, что странно, поскольку обсессия с точки зрении традиционного психоанализа – это отцовское наследие. Во всяком случае, секс – это грязь, и это обсессивная максима! Грязь для обсессивно-компульсивных теснейшим образом связана с сексуальностью. Пациент российского психотерапевта Вячеслава Цапкина, по его устному сообщению, отождествлял грязь, которая находится на полу, по метонимическому соотнесению с «половой грязью». Молодая девушка 23 лет, обсессивно-компульсивная, студентка философского факультета, пригласила в дом своих родителей пожить на несколько дней своего друга, в которого она, по ее словам, была влюблена. Однако, по ее представлениям, они с другом должны были спать в разных комнатах. Родители пациентки, так как это им было по бытовым причинам неудобно, купили для гостя раскладушку и сообщили об этом дочери. Она была крайне недовольна. Когда же отец, озабоченный тем, что его взрослая уже дочь «засиделась в девках», полушутливо сказал жене, что, дескать, теперь они хотя бы «потрахаются вволю», жена ему ответила, что имела на этот счет разговор с дочерью, которая заявила, что «этот путь не для них», что секс – это грязное дело и к любви не имеет никакого отношения. По ее словам, ее друг, такой же обсессивно-компульсивный «ботаник», тоже студент-философ, разделял ее мнение.

Почему же компульсивные относятся к сексу с таким отвращением? Потому что секс связан для них с анальной сферой, например с анальной мастурбацией, к которой часто прибегают маленькие дети на соответствующей стадии психосексуального развития, отчего у них действительно становятся грязные и дурно пахнущие руки (о связи компульсивности с дурным запахом см. замечательную статью Виктора фон Гебсаттеля «Мир компульсивного» [Гебсаттель, 2001]). Отто Фенихель также пишет по этому поводу:

Физиологическая разрядка сексуальной активности пациентов не является адекватной разрядкой сексуального напряжения, которое реально выражается в их представлении о жестокости и грязи. <…>

Некоторые компульсивные невротики воспринимают сексуальность только в анальных понятиях, будто она сводится к туалету [Фенихель, 2004: 357, 361].

Фрейд в статье «Характер и анальная эротика» пишет, что «акт дефекации доставляет им удовольствие» [Фрейд, 1991а: 185]. Удовольствие от дефекации, наслаждение от дефекации и формирует анально-компульсивный характер и невроз навязчивых состояний. В дальнейшем благодаря реактивному образованию весь этот анально-сексуально-садистический комплекс начинает вызывать у взрослого компульсивного человека отвращение. Отсюда отвращение к сексу.

К анальности закономерно примешивается садизм. Возможно, что здесь также играет роль садистское истолкование ребенком «первосцены»: когда он наблюдает за половыми сношениями родителей, ему кажется, что отец совершает садистское насилие над матерью – скопофилия характерна для Норманна: он наблюдает за тем, как Мэрион раздевается в «вагинальную» дыру (см. ниже) (эдипальная проблематика благодаря регрессии при компульсивном неврозе истолковывается в анально-садистических понятиях).

Итак, не случайными оказываются деньги (обсессивно-компульсивный объект, отождествляющийся с испражнениями), на которых замешана вся фабульная основа фильма: 40 000 долларов, которые крадет Мэрион; числа, которые играют большую роль в осбессивном дискурсе [Руднев, 2000а]: номер 1 и номер 10 – всего 12 номеров в мотеле; 700 долларов за машину и 10 долларов за № 10 в мотеле. Норманн Бейтс провляет также скупость, он говорит, что чучела птиц, которые он изготовляет так же, как 10 лет назад изготовил чучело своей мамаши, это «дешево, иголка, нитка, труха» (скупость согласно основополагающей статье Фрейда «Характер и анальная эротика» – одна из фундаментальных черт обсесивно-компульсивного невротика [Фрейд, 1991а]).

Однако анальная аранжировка оказывается в Норманне слишком поверхностной (или режиссер не слишком разбирался в психоанализе). Во всяком случае, деньги (сорок тысяч) он выбрасывает в анально-вагинальную, впрочем, трясину вместе с убитыми телами Мэрион и инспектора Арбагаста и их машинами.

Даже неизвестно, страдал ли Норманн Бейтс шизофренией. Он был множественной личностью. Он убил свою мать и ее любовника из ревности за 10 лет до начала фильма, и с тех пор голос матери стал диссоциированной субличностью в его сознании, причем субличностью-хозяином.

Многие диссоциативные люди психотического уровня находятся в тюрьмах, а не больницах для душевнобольных. Части их личности, которые насильничают и убивают, нередко под влиянием иллюзорного состояния сознания, рождаются в результате травматического абъюза (насилия. – В. Р.) , который и создает расщепление [МакВильямс, 1998: 418].

Материнская часть личности Норманна не дает ему спать с девушками и ему, вернее, его мертвой матери, приходится их убивать. «Мать – лучший друг для парня», – говорит Норман Бейтс. Видимо, мамаша сильно мучила парня, так что к тому времени, когда она завела себе любовника, он был весь в ее Эдиповой власти. (Не забудем, что отец Норманна умер, когда мальчику было пять лет – классический Эдипов возраст.)

В фильме все время показывается лестница – символ полового акта, если следовать «Толкованию сновидений» Фрейда. По лестнице поднимается Норманн, чтобы перенести мать в подвал. Славой Жижек в фильме Софи Файнс «Путеводитель киноперверта» построил остроумную теорию этой сцены. Дом Норманна делится на три этажа, которые, по мнению Жижека, олицетворяют три инстанции его бессознательного: первый этаж – это его Эго, второй этаж, где обычно сидит чучело матери, это Суперэго, а подвал, естественно, – Ид. Когда он переносит мать по лестнице со второго этажа в подвал, говорит Жижек, он хочет вытеснить ее из своего Суперэго в свое Ид. (Подробно об этом фильме см. [Руднев, 2006b]. Но при всем остроумии данной интерпретации, мне кажется, что смысл этой сцены иной – Норманн, чтобы загладить вину за предполагаемый секс с Мэрион, совершает символический половой акт с матерью; спускается с ней по лестнице, держа ее на руках (ср. о сцене полового акта на могиле матери в «Чевенгуре» Платонова в разделе 15 настоящей работы).

Норманн Бейтс и любит свою мертвую мать и ненавидит ее, хочет и не может от нее освободиться. Все-таки характер его фиксации так глубок, что здесь имеет смысл говорить о шизофрении, порожденной «шизоидно-параноидной позицией» (Мелани Кляйн). Но где же в этом фильме утрата семиотического начала и шизофреническая трансгрессия за пределы семиотики? Норманн позаботился о том, чтобы мать всегда была с ним не в виде галлюцинаций, а в виде семиотически вполне определенной вещи – мумии. Иллюзией является тот факт, что мать жива и находится этот факт за пределами семиотики. Когда Норманн Бейтс говорит, что его мать жива, он врет, чтобы запутать людей, с которыми он общается. Или он верит в то, что говорит? Похоже, второе, а раз он в это верит, то это постсемиотическая бредовая реальность – и это все же шизофрения, которая, согласно Ненси МакВильямс, частый коморбидный спутник диссоциативных расстройств [МакВильямс, 1998: 440]. Хотя Норманн и врет тоже. Его слова, которые он говорит Мэрион: «Сын – плохая замена любовнику» и особенно «Я ненавижу то, чем она стала, я ненавижу ее болезнь», – это скорее ложь, а не бред. Но это не истерическая pseuodologia phantastica на публику, это шизофреническая ложь, чтобы сбить врага со следа (у шизофреника таким врагом часто бывает врач – см. раздел 11 о Рональде Лэйнге).

В фильме очень интересен символический образ вагины – это дыра в ванне, куда стекает сначала вода, когда Мэрион принимает душ, а потом ее кровь, и раздается возглас второй субличности Норманна: «Мама! Кровь! Кровь!» То есть он совершил символическую дефлорацию и спешит смыть кровь, спустить ее в вагину, отверстие в ванной или в унитазе, или в грязной трясине (анальная аранжировка) утопить автомобиль и тело Мэрион.

Когда Бейтс отрицает убийства, которые совершила его материнская субличность (он как бы говорит: «Это не я убил, это сделала моя мать»), то он поступает в соответствии с теорией Лакана, который рассказывал на семинаре «Психоз и Другой» историю о мальчике, побившем другого мальчика и сказавшем: «Это не я его побил, это другой». И он прав, говорит Лакан, конечно, это и был Другой в нем [Лакан, 2001]. Но в мальчике это был не диссоциированный Другой, а в Норманне диссоциированный, за поступки которого он не отвечает. Впрочем, не отвечает ли? В конце фильма, когда материнская субличность полностью побеждает и Норманн превращается в свою мать (что с клинической точки зрения довольно сомнительно), важно, что это выгодно ему – если он диссоциированный психотик, его не посадят в тюрьму или даже на электрический стул за совершение нескольких убийств, поэтому притворяться мамочкой, которая и мухи не обидит, очень даже неплохая тактика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Клинические примеры — кафедра психиатрии и наркологии 1СПбГМУ им. И.П. Павлова

Клинический пример №1

Больной Г, 30 лет

Не
работает.

Поступил
в ГПБ №6 18.03.2005, выписан 01.06.2005

Анамнез: Родился в Ленинграде. Данных за отягощенную
наследственность не выявлено. Мать врач-терапевт. Имеет 2-х сестер. В детстве в развитии от сверстников не
отставал. Окончил 9 классов, ПТУ по специальности наладчик станков. Всегда
учился средне. В ВС не служил (язва желудка). Судим не был. Работал водителем
грузовика в частных фирмах, достаточно часто менял места работы. Последние 2
года не работает, с работы уволился по болезненным переживаниям. Женат не был, детей не имеет. Проживает с младшей
сестрой и матерью в отдельной квартире. Из перенесенных заболеваний: детские
инфекции, простудные заболевания. Ампутация большого пальца левой ноги осенью
2004г. ЧМТ не было. Эпиданамнез спокойный.

Прежде у психиатров не лечился. Себя
характеризует в меру общительным, однако отмечает, что внутренние переживания
всегда предпочитал держать при себе. Считает, что его психическое состояние изменилось 2 года
назад, тогда «началась психологическая атака». Стал ощущать, что за
ним следят, «собирают компромат». Замечал, что информация интимного
характера о нем становится известной другим людям и они «используют ее для
психологического давления». Так в раздевалке на работе в разговорах коллег
слышал упоминания, «намеки» на то, что и как у него находится дома,
что он делал вчера, на подробности его интимной жизни. На улице стал ощущать
особые взгляды людей, казалось, что они тоже все знают о нем. В то время этажом
ниже него проживала семья кавказцев. Решил, что им нравится квартира его семьи,
они хотят её получить, заставить их съехать. Стал связывать свои переживания с преследованием
со стороны этих людей. Уволился с работы, «сидел дома, охранял
квартиру», т.к. считал, что соседи могут к ним проникнуть устанавливать
«жучки», часть из которых они, по его мнению, все же успели поставить. Находил в
туалете предметы (например, пуговицу), которые принимал за замаскированные
подслушивающие устройства. Большую часть времени проводил дома, при этом
чувствовал постоянное воздействие на него: «давили, доводили, искали
слабое место», «вынуждали пойти на контакт». Около года назад
соседи переехали, больше их в реальности никогда не видел, не общался и не имел с ними общих знакомых. Но ощущение преследования сохранялось, поэтому появилась уверенность, что они продолжают «тайно» жить в
своей квартире. В добавок стал чувствовать влияние извне на свои мысли, тело.
«Узнал», что соседи ходили с
его фотографией к колдуну, который «изучил» все его мысли, его
слабости, приобрел способность воздействовать на него, путать, изменять ход
мыслей, заставлять думать то или иное, вкладывать чужие мысли. Замечал
измененность своей психики, относя это к воздействию колдуна. Считал, что стал «хуже»,
«раздражительнее», что «они могут менять настроение». На
высоте переживаний чувствовал себя «как радиоуправляемым», казалось,
что «колдун вселился» в него. Со стороны семьи кавказцев, по мнению
больного, было особое отношение – считал, что они отнюдь не хотят причинить ему
вред, хотят лишь только заставить их переехать. При этом глава семьи, очень
уважаемый, по мнению больного, человек, выказывал своеобразные знаки уважения ему.
Так больному «стало известно», что он специально ездил на Кавказ
«снять (отрезать) палец». Больной был убежден, что это специальный, традиционный
для Кавказа, знак очень большого уважения в его адрес, просьба не противиться и
переехать. Так как больной был против съезда с квартиры, он стал чувствовать
(хотя он не мог исключить и то, что это был приказ со стороны его визави), что
в ответ он также должен лишить себя какой-либо части тела, чтобы сохранить
паритет и разрешить их конфликт. С этой целью в октябре 2004 года он перевязал
ниткой большой палец левой стопы, несколько дней терпел боли, затем обратился в
больницу с гангреной пальца, произведена ампутация. Родным объяснял, что
запустил рану и палец нагноился. Считал, что после этого воздействие на него
должно прекратиться. Однако воздействие не уменьшилось. Решил, что оказал
«недостаточный акт уважения», надо было «снять» 2 пальца,
потом понял, что и 2 пальца будет мало, надо «снять» правую кисть.
Долго обдумывал, решался, брал в руки топор. Чувство воздействия сохранялось.
За день до госпитализации больной ниткой перетянул себе кисть. Родные это
заметили, и т.к. больной давал бредовые объяснения своему поведению, была
вызвана СПП. Дал согласие на госпитализацию и лечение в ПБ.

При поступлении
ориентирован всесторонне верно, напряжен. На правой кисти странгуляционная
борозда. Контакту доступен, в доверительной беседе подробно рассказывает о
своих переживаниях. Жалуется на «нервный срыв», ставший результатом
двухлетнего воздействия со стороны преследователей. Высказывает бредовые идеи преследования, воздействия
со стороны соседа-кавказца, описывает чувство открытости мыслей, вкладывания
мыслей, остановки и неуправляемого
течения мыслей. Рассказывает, что иногда ощущает чуждость совершаемых им
поступков, считает, что управляется «колдуном», проникшим в его
«биополе». «Колдун» также может вызывать в его теле
неприятные ощущения. Звучание внутри головы голосов отрицает, однако, можно
предполагать, что диссимулирует. Считает, что должен «отплатить
кавказцу», «принести жертву». Без критики говорит, что у него есть
только 2 пути: отрезать себе кисть руки или, что для него хуже, поменять
квартиру. Мышление резонерское. На отделении первое время оставался
напряженным, к происходящему вокруг безучастным, эмоционально отгороженным.
Формально отрицал намерение нанести себе самоповреждения, однако, на первой
неделе в стационаре был замечен персоналом в попытке перетянуть себе руку
веревкой. Постоянно говорил о необходимости встречи с кавказцем, считал, что
должен с ним «договориться». Рассказывал, что ведет со своим визави
«внутренние, мысленные диалоги». Тревога, напряжение купированы в/м
введением р-ра зипрекса. Постепенно состояние улучшилось. Чувство воздействия
стал отрицать, психические автоматизмы не выявлялись. Некоторое время продолжал
быть убежденным в реальности психотических переживаний, однако в последующем
сформировалась критика к перенесенному психозу. Высказывал сожаление, что, под
воздействием болезненных переживаний, обращался к мнимым преследователям с
нелепыми претензиями. На отделении оставался достаточно отгорожен, к труду и
общению активно не стремился. В беседе проявлял достаточную эмоциональную
синтонность, переживал факт болезни, социальную неустроенность. Родными
практически не навещался. Мать демонстрировала малую заинтересованность в
судьбе больного, что являлось дополнительным травмирующим фактором, т.к. он
рассчитывал на ее поддержку. С начала мая в клинической картине стала преобладать
депрессиваня симптоматика, ипохондрическая фиксация на внутренних ощущениях. К
терапии добавлен антидпрессант. Постепенно настроение выровнялось, стал больше
общаться, смотрел ТВ. От оформления инвалидности отказался. Строил вполне реальные
планы, касающиеся жизни после выписки, хотел со временем устроиться на работу.
Лечение переносил хорошо. Настроен принимать лекарства и дома. Без бреда и
обманов чувств. Депрессии, тревоги нет. Суицидных, агрессивных и
аутоагрессивных тенденций не выявляется.
Сон и аппетит в норме. Стал тяготиться пребыванием в больнице, просился на
выписку. В удовлетворительном состоянии выписывается домой, выписка согласована
с матерью больного по телефону.

Соматический
статус: без видимой патологии

Невропатолог:
без очаговой с-ки

ЭЭГ
умеренно выраженные диффузные изменения БЭА

Психолог
от 25.03.05.: выявляются структурные нарушения мышления в виде неадекватных
ассоциациативных связей, соскальзываний, разноплановости и паралогичности суждений,
рассуждательства, актуализации латентных признаков. Профиль личности
характеризуется существенным подъемом по параноидной шкале, а также по шкалам
тревоги, депрессии, шизофрении. Отмечается симптоматика психопатологического
регистра.

Анализы
крови и мочи в норме. Ф50, микрореакция, HAVAg, HbsAg, HCVAb отрицательны.

Лечение:
зипрекса ВСД 20 мг, феназепам ВСД 2 мг, пиразидол ВСД
75 мг.

Рекомендовано: динамическое
наблюдение ПНД. Прием т. зипрекса 10 мг/день, пиразидол 25 мг 3 р/день.

Катамнез:
после выписки лекарств дома не принимал, некоторое время работал
водителем, держался обособленно близких отношений ни с кем не имел. Через 6 месяцев вновь поступил в ПБ с обострением
галлюцинаторно-бредовой симптоматики.

Диагноз: Шизофрения параноидная форма непрерывный тип течения.
С-м Кандинского-Клерамбо F20.0

Клинический пример №2.

Больной Б., 51 год.

Инвалид 2 гр по психическому заболеванию, б/с.

Поступил: 13.09.05., выписан: 10.01.06.

Анамнез: наследственность отягощена по линии матери.
Родился в СПб. Единственный ребенок в семье. В школе учился плохо. Окончил 8
классов. До 1987 года работал настройщиком
музыкальных инструментов, грузчиком. С 1992 г является инвалидом 2 гр. Женат не был. Проживает с матерью в комнате
коммунальной квартиры.

В
возрасте 15 лет задерживался милицией за агрессивное поведение, тогда же
впервые лечился в ПБ. С 1980 по 1995 гг проживал в Москве, где неоднократно
стационировался в ПБ. С 1995 г наблюдается психиатрами СПб. В клинической
картине – стойкие слуховые псевдогаллюцинации, психические автоматизмы, бредовые идеи персекуторного
характера, выраженные расстройства мышления по шизофреническому типу. С годами сформировался выраженный апато-абулический
дефект. Госпитализации в ПБ частые, длительные, ремиссии нестойкие,
лекарственные, неполные. Галлюцинаторно-бредовая симптоматика своим содержанием
относится к событиям 80 годов прошлого века, в переживаниях превалирует тема
противостояния США-СССР, события последних лет своего отражения в бредовой
системе не получили. Отмечается парафренизация симптоматики, постепенное
разрушение стройности бредовой системы на фоне выраженных расстройств мышления,
нарастания явлений нейрокогнитивного дефицита. Полной редукции переживаний не
происходит, выписывается обычно по настоянию матери, которая имеет особые
взгляды на лечение больного, отдавая предпочтение нетрадиционным средствам, тем
самым не обеспечивая для больного дома нейролептическую терапию.

Предыдущая
госпитализация с 17.11.04. — 20.01.05. После выписки проживал дома с матерью, от
приема лекарств отказывался. Состояние первое время оставалось достаточно
стабильным, затем начал разговаривать
без собеседника, последние несколько месяцев практически не ел, отказывался от
еды, был раздражителен, груб с матерью, уходил из дома, говорил, что должен «ехать
в Америку», ходил в управление ФСБ, хотел попасть на прием. 13.09.05 был
задержан сотрудниками милиции в Эрмитаже в состоянии психомоторного
возбуждения, анаменстических сведений не давал, доставлен в п/п ПБ№6 по бригадой СП как
неизвестный. Был опознан персоналом. Согласие на госпитализацию и лечение дал,
понимая, что находится в ПБ№6. При поступлении: продуктивному контакту недоступен.
Напряжен, тревожен, на месте не удерживается, подвижен. Погружен в переживания,
негативистичен, беседовать с врачом отказывается. Мышление разорванное. Постоянно
разговаривает без собеседника. Создается впечатление о галлюцинаторной
загруженности. Понятно лишь, что говорит что-то об американцах. Истощен, астенизирован, санитарно запущен.

На отделении: первое
время оставался подвижным, раздражительным, практически недоступным контакту
из-за негативизма и выраженных расстройств мышления, разговаривал без
собеседника, говорил о том, что его «давно уже должны были отправить в
Америку… Кемпт-Дэвид над вами смеется…». На фоне лечения традиционными
нейролептиками отмечались выраженные нейролептические расстройства, сохранялся
негативизм и прежняя выраженность расстройств мышления. В дальнейшем, учитывая
терапевтическую резистентность, выраженность ЭПС и негативных расстройств,
больной был переведен на монотерапию азалептином с постепенным наращиванием
дозы. Получал дополнительное питание. На фоне лечения состояние больного
постепенно улучшилось, стал спокойнее, мышление
стало носить заметно более упорядоченный характер, однако
при этом суждения оставались
примитивными, поверхностными, стереотипными. Стали более доступными
переживания
больного. Так говорил, о том, что американцы нуждаются в его помощи
«с политической жизнью», рассказывал, что в слышит «голоса»
членов политбюро, ЦК КПСС, американского правительства, которые ждут
его
помощи. Через форточку разговаривал с членом политбюро Медведевым,
который
просил его «помочь по политическим вопросам», считал, что тот с его
помощью станет генеральным секретарем. Среди больных узнавал генералов
КГБ,
политиков. Считал, что в ПБ его «проверяют спецслужбы». В дальнейшем
эти переживания отошли на второй план, галлюцинаторные расстройства не
выявлялись, стал проявлять повышенный интерес к лицам противоположного
пола,
заявлял, что хочет жениться, но «три бабы» (Долина, Алферова и
Ротару) сговорились и поспорили между собой кто раньше с ним
«переспит» и «теперь не подпускают» к нему других женщин.
Обещал увести свою избранницу в Лондон, где у него миллионы фунтов на
счету.
Врачам обещал подарить по мерседесу, говорил, что получил 3 Нобелевские
премии. При этом оставался неопрятным, безразличным к
бытовым условиям, продуктивных занятий на отделении не имел, ни с кем
не общался. Регулярно навещался матерью. Физически окреп, набрал вес.
Перед
выпиской состояние оставалось стабильным. Галлюцинаторных расстройств
не выявляется. Бредовые идеи парафренного круга
носят малосистематизированный характер и не отражаются на поведении
больного. Проявления
дефицитарной симптоматики занимают основное место в клинической
картине.
Депрессии, тревоги нет. Суицидных, агрессивных тенденций не выявляется.
Сон и
аппетит в норме. В удовлетворительном состоянии выписывается домой по
просьбе
матери.

Соматически: токсическая миокардиодистрофия.

Неврологически: без очаговой с-ки.

Анализы крови и мочи без патологии, БХ анализ
крови-без патологии, РВ, ф50, маркеры на гепатиты «В», «С» отрицательны

Лечение: аминазин всд 250 мг, галоперидол всд 20 мг,
циклодол всд 8 мг, феназепам всд 2 мг.

Рекомендовано: динамическое наблюдение ПНД, азалептин
200 мг 3 р/сут

Диагноз: шизофрения параноидная форма непрерывный тип
течения. Парафренный синдром. Апато-абулический дефект F 20.00

Клинический пример №3

Больной М. 22 года.

Поступил
в ПБ№6 впервые
03.11.05., прежде у психиатров не наблюдался. Наследственность
отягощена
болезнью матери (мать больного страдала шизофренией, покончила с собой
когда
сыну было 2 года). Отец умер от онкологического заболевания за месяц до
госпитализации больного в ПБ. Имеет двух старших сестер. С детства
отличался замкнутостью,
никогда не имел друзей, личных отношений. Воспитывался под гиперопекой
отца. В школу
пошел в 7 лет. В 3 классе – перелом позвоночника, несмотря на полное
выздоровление, в дальнейшем учился на дому по индивидуальной программе,
успевал
посредственно. С возраста 12-13 лет появились эмоциональные
расстройства
(холодность к родным, жестокость, мучил животных, вешал птиц),
нарастание
аутизации, редукция энергетического потенциала (время проводил дома в
бездеятельности, общения избегал). В подростковом возрасте не смог
установить
личные и социальные связи, отношения, после 11 классов учебу не
продолжал,
никогда нигде не работал и не пробовал найти работу. Инвалидности не
имел. Жил
на иждивении у отца. В ВС не служил. На протяжении многих лет состояние
определялось эмоционально-волевыми расстройствами, обуславливающими
полную дезадаптацию
больного в обществе, зависимость от родных. Дома обслуживал себя лишь
элементарно, хозяйственные работы не освоил, комнату захламил, жил в
антисанитарных условиях, сопротивлялся любой попытке что-либо изменить
в его
жизни, легко доходил до физической агрессии. Около 4 лет назад
появились сперва
сверхценные увлечения религией, затем присоединилась
галлюцинаторно-бредовая
симптоматика (разговаривал без собеседника, увлекся эзотерикой,
говорил, что
общается с духами, богами, обращался к ним, исписывал целые тетради
неразборчивыми знаками, которые выдавал за особый эзотерический язык).
Сохранялось грубое, жестокое
отношение к родным, однако, отец больного категорически возражал против
обращения к психиатрам. Течение заболевания непрерывное, послабления
симптоматики не отмечалось. После смерти отца в сентябре 2005 года,
проявил
агрессию к сестре, которая была вынуждена обслуживать больного в связи
с
отсутствием у него навыков ведения хозяйства, высказывал идеи
переоценки
собственной личности, отношения, ущерба в адрес сестры, выгнал сестру
из дома.
Направлен по СПП. В стационаре отмечается малая доступность контакту,
высказывает бредовые идеи переоценки собственно личности (он
единственный
наследник миллионов отца, продолжатель фамилии, талантливый ученый),
идеи
отношения, ущерба в адрес сестры (оскорбляет, не уважает, прячет
документы и
деньги отца, тратит его деньги и пр.), говорит о чувстве воздействия
(чувство
воздействия, управления со стороны «эзотерических божеств»),
расстройства мышления по шизофреническому типу (клинически
и по данным экспериментально-психологического обследования), эмоциональная
измененность, отгороженность, апатия, аутизм, инфантилизм. В стационаре на фоне
лечения отмечается положительная динамика в плане галлюцинаторно-бредовой
симптоматики, обращает на себя внимание выраженность дефекта
эмоционально-волевой сферы (на отделении залеживается в постели, общения и
какой-либо деятельности избегает, ничем не занят, на прогулки не выходит, за собой не следит,
неопрятен, нуждается в постоянном контроле со стороны персонала).

Диагноз: Шизофрения параноидная форма непрерывное течение.
Галлюцинаторно-бредовой с-м. Апато-абулический дефект. F20.00

В стационаре больному была оформлена группа инвалидности. Т.к.
отношения с родными у больного оставались конфликтные, а сестры
отказались ухаживать за больным после его выписки, в связи с его
выраженной социальной дезадаптацией, больной был оформлен для
дальнейшено проживания в психоневрологический интернат (с его
согласия).

Клинический пример №4

Пациент Д, 19 лет.

Студент колледжа.

Поступил в ГПБ №6
11.09.2005, выписан 03.11.2005

Анамнез: Родился в Ленинграде. Данных за
отягощенную наследственность не выявлено. Родился
недоношенным, 7ми месячным. Со слов матери ставился диагноз энцефалопатия с
синдромом двигательных расстройств. В детстве был болезненным ребенком, ДДУ не
посещал. В школу пошел с 7 лет, учился хорошо. Окончил 11 классов, в настоящее
время учится в колледже по специальности информационное обеспечение, программирование.
Работает по договору сборщиком мебели. Женат не был, детей не имеет. Проживает
с родительской семьей в отдельной квартире. Судим не был. Из перенесенных
заболеваний: детские инфекции, простудные заболевания. Перенес несколько ЧМТ
(1987, 2000, 2004, август 2005), стационарно не лечился. Оперирован по поводу
отслойки сетчатки после травмы глаза в 2004. Имеет медотвод от службы в ВС по
зрению. Эпиданамнез спокойный.

Поступает
впервые, прежде у психиатров не наблюдался. С первых лет жизни отмечалось
дисгармоническое развитие – отставал в физическом развитии, не отставая в
психическом. Рос послушным, прилежным ребенком. Проявления пубертатного криза были
сглажены, отмечалась нестойкость интересов, пассивность. Последний год стал
более активен, самостоятелен, успешно учился, преуспел на работе. Был назначен
бригадиром, к чему отнесся очень серьезно, с воодушевлением. Взял к себе на
работу сестер, организовывал рабочий процесс. Родители стали доверять семейную
машину. В компании дворовых друзей стал часто пить пиво. Употребление крепких
алкогольных напитков, которые плохо переносит, и наркотиков отрицает. Летом 2005
года сохранялась повышенная деятельность, неутомимость в работе и общении,
планировал все новые и новые проекты, хвастал своими успехами перед товарищами.
В августе 2005 года был избит своим дворовым приятелем, который избил больного
и в 2004 году, нанеся ему травму глаза. В настоящее время по этому факту возбуждено
уголовное дело. Больной получил перелом нижней челюсти, легкую ЧМТ (со слов). Лечился
амбулаторно, на челюсть наложена шина. После травмы поведение больного стало
обращать внимание родных своим болезненным характером: отказывался отдыхать,
восстановить здоровье, стремился на работу, говорил, что без него не справятся.
Планировал все новые и новые дела, несколько раз обращался в приемную мэра
города Колпино с идеями обустройства общественной жизни, праздников, народных
гуляний. Последнюю неделю до госпитализации поведение потеряло всякую
продуктивность, не спал ночами, практически не ел, был возбужденным, нервным,
раздражительным, «бешенным», ходил по улицам, раздавал какие-то листовки, приглашал прохожих
прийти на день города. 09.09.05 поехал в Петербург на машине отца, по дороге что-то
покупал в магазине, расплатиться было нечем, оставил в залог документы на
машину. В городе был задержан ГАИ за то, что ехал по встречной полосе по Московскому проспекту,
документов с собой не было. На такси вернулся домой, взял деньги, «выкупил»
права, затем и машину, которую где-то бросил, вернулся домой под утро босиком,
шел пешком из города. Объяснить, что происходит, родителям не мог, говорил, что
за ним следит ФСБ. Двое суток провел за компьютером, подключал к нему
телефонную трубку, разговаривал по ней, говорил, что через компьютер к нему
приходят сигналы. Мать вызвала бригаду психиатрической СП. Дал согласие на госпитализацию и лечение. При
поступлении дезориентирован во времени в пределах нескольких дней, многоречив,
подвижен, держится без дистанции, легко раздражается, грубит матери и
персоналу. Рассказывает, что «работает на ФСБ», выполняет их задания,
перегоняет машины с деньгами для ФСБ, за что получает свою долю. Информацию ему
передают разными способами, через компьютер, телефон, вчера его показывали по
телевизору. Влечения расторможены, говорит, что хочет «идти гулять с
девочками», настроение повышенное. Мышление ускоренное, часто перескакивает с темы на тему. На отделении первое время сохранялись симптомы
психомоторного возбуждения, повышенный фон настроения, был подвижен, раздражителен, дурашлив, режиму
подчинялся с трудом. На фоне лечения психомоторное возбуждение было купировано, настроение выровнялось. При этом на первый план вышли галлюцинаторно-бредовые расстройства, расстройства мышления в виде резонерства, символизма. В беседах строил иерархическую цепочку «от
Бога до бомжа», себя считал находящимся на уровне министра, своей функцией
называл «присмотр» за людьми, рисовал какие-то графики, символы.
Говорил, что способен общаться с Богом, слышит его «головой и
сердцем». Считал, что в ПБ он находится со специальной целью, за ним
постоянно наблюдают, проверяют, казалось, что в лампах установлены камеры
слежения, за ним наблюдают с образа, висящего в палате, следят другие больные. Цель
испытаний не называл, говорил, что следят «спецслужбы, а может что-то и
выше», его руководители связываются с ним, общаются «через
стены». Жалоб, которые можно было бы расценить, как проявления резидуальной
органической симптоматики не предъявлял. Со временем стал
залеживаться в постели, ничем не занимался, общения, продуктивной деятельности
избегал, в контакте был формален, эмоционально несколько однообразен. При этом длительное время сохранялись идеи персекуторного
характера, ощущение слежки, наблюдения, без критики рассказывал, что во время
поступления в ПБ казалось, что его проверяют компьютером, по изменению цвета
заставки определяют его состояние и пр. О своем поведении перед поступлением
говорил, что «летал туда-сюда», «хотел всего сразу». На
терапии галоперидолом наблюдалось развитие лекарственного паркинсонизма,
переведен на лечение т зипрекса. В режим укладывался, на отделении был
пассивен, бездеятелен, эмоционально отгорожен. Настроение было ровное. Со
временем появилась критика к переживаниям, на вербальном уровне характеризовал
их как болезненные. Перед выпиской состояние стабильное. Депрессии, тревоги
нет. Бредовых идей не высказывает, обманы чувств отрицает. Суицидных, агрессивных
тенденций не выявляется. Сон и аппетит в норме. Стал тяготиться пребыванием в
больнице, просился на выписку. В удовлетворительном состоянии выписывается
домой в сопровождении родителей.

Соматический статус: токсический гепатит

Невропатолог: без очаговой с-ки

Психолог от 20.09.: на первый план выступают
структурные нарушения мышления в виде нецеленаправленности, разноплановости,
актуализиции латентных признаков.

Анализы крови и мочи в норме.
Ф50, микрореакция, HbsAg, HCVAb, HAVIgM отрицательны.

Лечение: галоперидол ВСД 15 мг, циклодол ВСД 4 мг, феназепам
ВСД 6 мг, зипрекса ВСД 10 мг.

Рекомендовано:
динамическое наблюдение ПНД. Прием т. зипрекса 10 мг н/н

Диагноз: Шизоаффективное расстройство. Аффективно-бредовой синдром. F25.01

ФГБНУ НЦПЗ. Диссертации. Озерова Наталия Ивановна. Риск проявления и клинические особенности шизофрении в зависимости от пола родителей и детей.

АКАДЕМИЯ МЕДИЦИНСКИХ НАУК СССР

ВСЕСОЮЗНЫЙ НАУЧНЫЙ ЦЕНТР ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ

НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХИАТРИИ

на правах рукописи УДК 616. 895. 5-07

ОЗЕРОВА Наталия Ивановна

РИСК ПРОЯВЛЕНИЯ И КЛИНИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ

ШИЗОФРЕНИИ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ПОЛА РОДИТЕЛЕЙ

И ДЕТЕЙ

/ 14.00.18 — психиатрия /

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата медицинских наук

Москва — 1983

Работа выполнена в НИИ клинической психиатрии

/директор -профессор Р.А.Наджаров/ ВНЦ психического здоровья АМН СССР /директор — академик АМН СССР, профессор А.В.Снежневский/

Научные руководители:

доктор медицинских наук Шахматова И.В.

доктор биологических наук Гинднлис В.М.

Официальные оппоненты:

доктор медицинских наук,профессор Смулевич А.Б.

доктор медицинских наук,профессор Цивилько Ы.А.

Ведущее учреждение:

1-й Московский ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени медицинский институт им.И.М.Сеченова кафедра психиатрии /зав.кафедрой — член-корреспондент АМЕ СССР, профессор Е.М.Жариков/

Защита состоится «23» мая 1983 г.

в 13 часов на заседании специализированного Ученого Совета /Д.001.30.01/ Всесоюзного Научного Центра Психического Здоровья АМЕ СССР /Москва,113152, Загородное шоссе,д.2,корп.2/.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ВНЦПЗ АМН СССР

Автореферат разослан «6» апреля 1983 г.

Ученый секретарь специализированного Совета

кандидат медицинских наук Т.М.Лосева

ОЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования.

Проблема роли пола в патогенезе шизофренического процесса к настоящему времени остается дискуссионной и почти неразработанной. Эпидемиологические исследова-ния больших популяций установили, что пол не определяет самого факта возникновения шизофрении, т.к. показатели болезненности для мужчин и женщин оказались почти равными /Garrone ,1962 ; Е.М.Жариков,1977/. Однако дифференцированный подход к анализу показателей распространения в популяции разных клинических форм шизофрении привел к обнаружению существенных половых различий в частоте проявления отдельных форм шизофренических психозов. Так, например, юношеская злокачественная форма шизофрении встречается в 1,5-2 раза чаще среди мужчин, а рекуррентная шизофрения в 2-2,5 раза чаще среди женщин /Н.М.Жариков с соавт.,1973/. Указанные факты, помимо собственно эпидемиологического значения, представляются важными и в клинико-патогенетическом аспекте. Существуют данные о возможном влиянии пола на частоту проявления эндогенных психозов в семьях. В ряде исследований указывается, на предпочтительное заболевание матерей по сравнении с отцами пробандов. Reed -et at. /I973/ впервые обратили внимание на тот факт, что среди детей заболевших матерей шизофрения проявляется почти в 2 раза чаще, чем среди детей заболевших отцов. Однако эти исследования в большинстве своем /за исключением работ Book , 1953 ; Garrone, I962, приближающихся к эпидемио-логическим/ основывались на сравнительно малых выборках, что затрудняло адекватную клинико-биологическую трактовку получаемых результатов.

Таким образом, остается по существу нерешенной проблема половых различий в частоте проявления шизофрения у родителей и детей как в плане реального существования этих различий, так и в плане их обоснованной клинико-патогенетической интерпретации.

Цель и задаче исследования.

Основная цель работы состояла в изучении влияния фактора пола на риск проявления шизофрении у родителей и детей и выявлении клинических особенностей шизофренического процесса в парах родители-дети. Достижение указанной цели включало решение следующих конкретных задач:

1. Получить данные о половых различиях в частоте проявления шизофрении среди родителей пробандов.

2. Выяснить, каков риск проявления шизофрении у детей в зависимости от пола больного родителя.

3. Провести сравнительный анализ клинических характеристик шизофренического процесса в парах родители-дети.

4. Получить дифференцированные данные о повторном риске возникновения шизофрении у детей больных родителей с учетом возможного влияния пола.

Научная новизна результатов

Научная новизна результатов проведенного исследования состоит в том, что впервые в нем была проведена клиническая разработка семейно-эпидемиологических материалов с ориентацией на фактор пола не только у родителей, но и у детей. Благодаря такому подходу впервые было установлено, что у матерей пробандов имеет место повышенный риск проявления шизофрении по сравнению о риском проявления у отцов ; был показан существенно более высокий риск проявления шизофрении среди детей заболевших матерей, чем среди детей заболевших отцов ; обнаружена определенная специфичность для шизофрении зависимости риска проявления заболевания от пола родителей ; выявлено наличие некоторого сходства по ряду клинических проявлений шизофрении в однополых парах родители-дети ; установлено отсутствие явной связи между фактором пола и явлением антиципации /более ранним/ возрастным проявлением шизофрении у детей в сравнении с родителями/.

Практическая ценность работы

Практическая ценность работы заключается в том, что полученные в настоящем исследовании данные о различиях в риске проявления заболевания в зависимости от пола как родителей, так и детей могут быть исходным материалом для последующей разработки научно-обоснованных рекомендаций по первичной профилактике шизофрении, в том числе связанной с медико-генетическим консуль-тированием. Установленное в данном исследовании наличие связанных с полом проявлений сходства основных клинических характеристик шизофренического процесса в парах заболевших шизофренией родителей и детей может использоваться при разработке критериев клинического прогноза шизофрении в семьях.

Апробация работы.

Диссертация апробирована на межотделенческой научной конференции ВНЦПЗ АМН СССР. Материалы исследования докладывались также на объединенной конференции ВНЦПЗ АМН СССР, кафедры психиатрии ЦОЛИУ в и Московской городской клинической психиатрической больницы № I им. П.П.Кащенко.

Объем и структура диссертации.

Работа состоит из введения, 4 глав, заключения и выводов, общим объемом 119 страниц машинописного текста, указателя литературы /140 наименований, из них 75 советских и 65 зарубежных/, 20 таблиц. Во введении обоснована актуальность исследования, сформулирована цель и основные задачи работы. В главе I критически проанализированы литературные данные по проблеме и современное состояние вопроса о роли пола в группах родители-дети. Во П главе представлены метода исследования и характеристика материала. В главе III изложены результаты сравнительно анализа риска проявления шизофрении у детей в зависимости, от пола больного родителя на семейно-эпидомиологическом материале. Глава 1У посвящена результатам сравнительного клинического анализа особенностей шизофренического процесса у детей больных шизофренией матерей и отцов. В заключении обсуждаются результаты исследования, интерпретируется их перспективное значение, представлены подробные рекомендации по практическому использованию полученных результатов. Результаты настоящей работы обобщены в 6 основных выводах.

Материал и методы исследования. Решение поставленных задач осуществлялось с использованием клинического и семейно-эпндемиологического методов исследования.

Клиническое исследование основано на выборке из 99 семей,в которых,помимо пробанда, болей шизофренией только один из родителей, а в части семей и сибсы. Большая часть выборки /79 семей/ была отобрана из генеалогического архива ВНЦПЗ АМН СССР, организованного в 1966 г. В период I978-I98I гг. все эти семьи были катамнестически обследованы. Длительность катамнестического наблюдения каждой семьи была не меньше 15 лет. Всего таким образом катамнестически было обследовано 196 больных манифестной шизофренией /пробанда, родители, сибсы/, т.е. в исследование были включены клинически верифицированные случаи шизо-френии, не вызывающие диагностических сомнений. Другие 20 семей были взяты из стационарного контингента больных, по мере поступления пробандов на лечение в Московскую городскую, психиатрическую, больницу № I им. П.П.Кащенко /главный врач — профессор В.М.Морковкин/. Критерием отбора новых семей в выборку яв-лялось наличие манифестной формы шизофрении только у одного из родителей пробанда. Всего в этих 20 семьях было обследовано 42 больных с манифестными формами шизофреник.

Таким образом, в представленном общем клиническом материале т.е. в 99 семьях, в целом было обследовано 238 больных с манифестными формами шизофрении /включая пробандов/. Число семей с больной матерью составляло здесь 56 /или 58,6%/, в больным отцом — 41 /или 41,4%/. Общее число заболевших детей /пробандов и сибсов/ в семьях с больной матерью — 76, в семьях с больным отцом — 63. Риск проявления шизофрении у детей больных матерей по сравнению с таковым у детей больных отцов оказался более низким и был равен 26,9% и. 37,9% соответственно /различия статистически недостоверны/.

Возраст больных был весьма различен. Однако, как матери, так и отцы находились к моменту обследования преимущественно в возрасте старше 50 лет /72,4% и 75,6% соответственно/. В то время как потомки больных матерей и отцов /пробанда и их сибсы/ к моменту обследования находились в довольно широком /от 21 до 50 лет/ возрастном диапазоне. В 63% наблюдений длительность заболевания была свыше 15 лет, из них в 49,2% — свыше 20 лет. Такта образом, длительность заболевания большинства больных была достаточной для того, чтобы проследить динамику его развития ж клинические особенности в каждом конкретном случае и провести сравнительный внутри- и межсемейный анализ всех клинических про явлений болезни.

На основании принятой в ВНЦПЗ АМН СССР дифференциации шизофрении у больных в обследуемой выборке были диагносцированы непрерывнотекущая, шубообразная и рекуррентная формы течения. В основном клинический материал был представлен бальными шубообразной формой шизофрении. Из общего числа родителей /99 че-

ловек/ больные с диагнозом шубообразная шизофрения составили 74,7% /74 больных/, среди детей — 76,9% /107 из 139 человек/.

Материалом эпидемиологической част/ исследования служили карты эпидемиологического обследования популяции больных Киевского района г. Москвы, психоневрологический диспансер которого является базой клинико-эпидемиологических исследований ВНЦПЗ АМН СССР. В процессе анализа тщательно изучались все имеющиеся сведения как о самих больных — пробандах, так и об их ближайших родственниках — обоих родителях и братьях-сестрах /сибсах/. Всего в настоящем исследовании было учтено и подвергнуто анализу 1390 карт на больных с диагнозом «шизофрения».

В изучаемой популяции обнаружено 142 семьи с одним больным шизофренией родителем, что составило 10,2%. Из них в 122 семьях другой родитель бал здоров /в остальных 20 семьях второй родитель болел «другим психическим заболеванием»/.

Среди сибсов пробандов в качестве «пораженных» в генетическом смысле рассматривались только больные шизофренией. Все другие случаи психических заболеваний, если они и встречались, были объеденены в одну группу вместе с клинически здоровыми сибсами, поскольку в генетическом отношении они относятся к категории «непораженных». Однако среди родителей пробандов был проведен раздельный учет случаев: «клинически здоровы», «шизофрении» и «других психических заболеваний». При этом, в последнюю группу были включены психические расстройства, преимущественно . органического характера /старческое слабоумие, сосудистые психозы, эпилепсия и т.п./. Семьи больных шизофренией пробандов,» которых родители болели «другими психическими заболеваниями», вошли в «контрольную группу» /90 семей/. Все случаи аффектив-ных психозов и алкоголизма у родителей пробандов вовсе

исключалась из анализа, т.к. у них нельзя было с уверенностью исключить возможность скрыто протекающей шизофрении.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

I. Сравнительный анализ риска проявления шизофреник у детей в зависимости от пола больного родителя на семейно-эпидемиологическом материале.

В качестве наиболее адекватного пути к установлению реальности факта половых различий в риске проявления заболевания у родителей и детей представлялся путь изучения репрезентативного эпидемиологического материала. В настоящем исследовании важным с методологической точки зрения явилось проведение срав-нительного анализа двух групп, основной и контрольной, которые были отобраны из одной эпидемиологической выборки больных шизофренией пробандов, но в контрольной группе родители пробандов страдали каким-либо другим психическим заболеванием, не из круга шизофрении. Результаты сравнительного изучения семейно-эпидемиологического материала показывают, что частота больных ши-зофренией родителей в изучаемой выборке /10,8%/, включая семьи как с одним, так и обоими больными родителями, очень близка к данным /8-10%/, приводимым обычно в литературе /Kallmann, 1946 ; Garrone, l962 ; Zerbin-Rudin, 1967/. Число же семей только с одним больным шизофренией родителем в изучаемой нами выборке составило 10,2%.

Суммарные данные настоящего исследования о сравнительном риске проявления шизофрении у матерей и отцов показали, что разность между величиной риска для матерей пробандов /87 из 1390, т.е. 6,2%/ и величиной риска для отцов /55 из 1390, т.е. 3,9%/ оказалась статистически значимой: /U= 2,73/, что превышает 1%-ное значение /U = 2,58/ t — критерия Стюдента с учетом углового преобразования Фишера /В.Ю.Урбах,1975/. Эти результаты означают, что матери пробандов страдают шизофренией достоверно чаще, чем отцы.

В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ПРИ АНАЛИЗЕ контрольной группы было установлено, что матери и отцы страдают другими психическими заболеваниями, но не шизофренией, почти о одинаковой частотой: 3,7% и 4,2% соответственно /U=0,53, что не превышает 5%-ное граничное значение этого критерия, равно* 1,96/. То есть, если при других психических заболеваниях и существует возможная тенденция к разной частоте заболевания у матерей в сравнении с отцами, /для уточнения которой в действительности требуются еще большие эпидемиологические группы/, то несомненно, что она выражена здесь не столь отчетливо, как при шизофрении.

Семейно-эпидемиологические исследования риска заболевания шизофренией детей показали /табл. I/, что частота пораженных шизофренией детей у больной матери /14,8% ±2,8/ существенно выше частоты пораженных шизофренией детей в семьях, где больным является только отец /3,1% ± 1,8/ . Установленное почти пятикратное увеличение риска для детей больных матерей является статистически достоверным: /U = 3,13 и р< 0,01/, т.е. предположение о случайном выборочном характере выявленных различий правомерно отвергнуть с достаточными основаниями. Целесообразно также отметить, что указанное различие в особенности касается дочерей пораженных родителей: 16 из 90 или 17,8%±4,0 сестер пробандов у заболевших матерей были больны, тогда как все 49 сестер пробандов у заболевших отцов были здоровы /U = 3,73, р < 0,001/. Для сыновей пораженных родителей это различие формальна менее очевидно: обнаружено 11,1% ± 3,7 заболев-

Таблица I. СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ РИСКА ЗАБОЛЕВАЕМОСТИ (в %) ШИЗОФРЕНИЕЙ В ПОТОМСТВЕ МАТЕРЕЙ И ОТЦОВ, БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ.

ших шизофренией братьев пробандов у больных матерей, против 6,4%± 3,6 у больных отцов /U = 0,60/.

Таким образом, половив различия в риске проявления шизофрении выявляются не только среди родителей, но и становятся более отчетливыми среди детей больных родителей.

Сравнительные данные о риске проявления шизофрении у детей были получены также на материале контрольной группы, выбранной из той же основной эпидемиологической выборки, но родители пробандов здесь были зарегистрированы с диагнозом вне круга шизофрении. У детей таких родителей оценивали только частоту шизофрении. Такой подход позволил заключить, что при отсутствии нозологической уникальности явления «дифференциального риска проявления заболевания» у детей в зависимости от пола больного родителя имеет место генотипическая его специфичность. Действительно, если существует генотипическая специфичность явления дифференциального риска проявления заболевания именно при шизофрении, то наличие любого другого психического заболевания у матери не должно приводить к увеличению риска проявления шизофрении у детей, по сравнении с детьми больных отцов. Результат анализа контрольной группы показал /табл. 2/, что риск заболеть шизофренией для потомства как матерей, так и отцов оказался почтя равныи /5,7% и 5,6% соответственно/. Необходимо подчеркнуть, что полученные цифры риска не отличаются от риска для стандартной группы с двумя здоровыми родителями /5-7% согласно данных Zerbin-Rudin, 1967 ; В.М.Гиндилиса,1979/.

2. Сравнительный клинический анализ особенностей шизофренического процесса у детей больных матерей и отцов.

Клинический анализ внутрисемейных корреляций, основанный на выборке из 99 семей, в которых помимо пробанда болев один из ро-

Таблица 2. ДАННЫЕ О ШОКЕ ЗАБОЛЕВАЕМОСТИ (в %) ШИЗОФРЕНИЕЙ В ПОТОМСТВЕ РОДИТЕЛЕЙ, БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ, В СРАВНЕНИИ С ПОТОМСТВОМ РОДИТЕЛЕЙ, БОЛЬНЫХ ДРУГИМИ ПСИХИЧЕСКИМИ ЗАБОЛЕВАНИЯМИ.

дятелей во не оба вместе, а в части семей к сибсы пробандов, был проведен на основании сравнительного клинико-психопатологичеокого изучения отдельных клинических характеристик шизофренического процесса в парах родители-дети /таких как доманифестные особенности, возраст манифестации заболевания, синдромальная структура манифестных расстройств, особенности негативных рас-стройств, форма течения/.

Прежде всего, представлялось важным сравнить доманифестные проявления в таких парах. Оказалось, что в группе шизоидных личностей, процент совпадений достигает довольно высокой цифры -71,4%. Этот факт является отражением хорошо известной в литературе закономерности о накоплении в семьях больных шизофренией лиц, которые в доманифестном периоде обнаруживают шизоидные черты. Сравнительный анализ по полу у родителей в парах матери-дети ж отцы-дети не обнаружил существенных различий в частоте шизоидных аномалий /42,1% и 70,4% соответственно/. Обращает на себя внимание факт, что близкие к циклоидным личности /так называемые гипертимные/ встречаются практически почти исключительно среди матерей /15 человек/, и у 40% пар дети таких матерей имеют также гипертимный склад /в основном дочери/. Это предположительно может свидетельствовать о преимущественной передаче гипертимных доманифестных особенностей по материнской линии.

При сравнении по качественной характеристике доманифестного периода в парах родители-дети /различия нашли отражение в таких градациях как норма, акцентуация характера, психопатия, латентное течение шизофрении/ было обнаружено, что акцентуированный характер и психопатический личностный склад среди заболевших детей преимущественно встречались в семьях, где у больного родителя имела место та же качественная характеристика отклонений в дома-

нифестном периоде. Наибольший процент совпадений в парах отмечался в случаях акцентуаций характера /55% в потомстве матерей 62,1% в потомстве отцов/. У заболевших детей с чертами специфического шизофренического дефекта или стертых процессуальных проявлений /латентная шизофрения/, отмечаема в доманифеотном периоде, почти не обнаружилось корреляции с такими же проявлениями у родителей /совпадение не превышает 20%/.

В ходе проведенного нами анализа соотношений возраста манифестации шизофрении в парах родители-дети /возрастная антицииации/, было обнаружено, что в нашем материале средний возраст манифестации заболевания у матерей составляет 40,4 года, а у их заболевших детей — 22,4 года. Средний возраст манифестация болез-ни у отцов — 38,9 года, у заболевших детей — 22,2 года. При более детальном рассмотрении возраста манифестации болезни у родителей и детей выявляется общая для детей родителей обоего пола тенденция к увеличению разрыва в возрасте манифестации шизофрении, особенно по мере более позднего возраста манифестации у родителей.

По данным нашего семейного материала можно сказать, что дети заболевают в гораздо более раннем возрасте по сравнению с их больными родителями. Следует также подчеркнуть, что чем старше был возраст манифестации у родителей, тем меньшим оказалось число детей, заболевших в том же возрастном диапазоне.

Сравнительный анализ манифестных синдромов в парах родители-дети /в случае непрерывного течения болезни учитывалась картина первого явного проявления продуктивных психопатологических расстройств/ показал большую гетерогенность синдромальвых проявлений в парах. Не было обнаружено предпочтительности той

или мной клинической картины. Относительно более частыми синдромами в манифесте заболевания у родителей были аффективно-бредовые расстройства /35 из 99 родителей/, в то время как у детей структура манифестных синдромов характеризовалась во большей части симптоматикой более легких регистров /аффективные расстройства с неврозоподобными, психопатоподобными,паранойяльными расстройствами/. Полная гомотипия в парах матери-дети /преимущественно дочери/ обнаружилась лишь в случаях с неврозоподобной картиной манифестного синдроме, где отмечалось 100% совпадение /так называемые «сквозные симптомы/ ряда русских психиатров: П.Б.Ганнушкин, С.А.Суханов,1902;Т.И.Юдин,1907/. Однотипного повторения других синдромов у родителей и детей в нашем материале не отмечалось, и совпадение их в парах не превышало в среднем 30%. Самое низкое число совпадений касалось регистра аффективиях расстройств /3 из 24/.

Анализ соотношений синдромальных картин в манифесте заболевания в парах родители-дети обнаружил различия, связанные с полом родителей. Хотя, как выше отмечалось, частота совпадений, в среднем, не превышала 20-30% для отдельных синдромов, но в зависимости от пола родителей наблюдались несколько иные тенденции.

Так, при наличии онейроидно-кататонических расстройств гомотипия в парах матери-дочери отмечается почти в 2,5 раза чаще, чем в парах отцы-дочери /42,8% и 16,7% соответственна/. Аффективно-бредовые расстройства в парах отцы-дети в 2,5 раза чаще совпадают, чем в парах матери-дети, что составляет соответствен-но 40% и 14,3%. При анализе нашего материала обнаружилось, что у матерей, манифестирующих аффективно-бредовыми расстройствами /таких матерей большинство — 27 человек/, дети в 48% случаев манифестируют расстройствами более глубокие уровней поражения -галлюцинаторно-параноидными, кататоно-гебефренными, онейроидно-кататоническими, причем на долю последних приходится 25% случаев /по шкале тяжести синдромов А.В.Снежневского,1966,1969,1970/.

Более правомерным с клинической точки зрения оказался анализ пар родители-дети в более укрупненных двух психопатологических группах /табл. 3/, объединяющих расстройства более легких регистров /аффективные, неврозоподобные, психопатопадобные, параняйяльные синдромы/ и расстройства более глубоких уровняй поражения /аффективно-бредовые, галлюцинаторио-параноидные, парафренные, кататоно-гебефренные, онвйроидно-кататонические/. Такое подраз-деление отражает различную тяжесть поражения психической деятельности у этих больных. Такой подход позволил обнаружить значительно более существенные проявления сходства между родителями и детьми, чем при анализе по каждому из синдромов в отдельности.

Совпадения случаев расстройств более легких регистров в манифестном периоде в парах родители-дети — достигают 69,1%, а в случаях более тяжелых уровней расстройств — 66,7%, независимо от пола больных родителей.

В процессе сравнительного анализа качественной структуры негативных расстройств в парах родители-дети, выяснилось, что как и при рассмотрении синдромальной структуры психопатологических расстройств, частные особенности дефекта, такие как степень эмоциональных или волевых изменений, не обнаруживают большой частоты совпадений в парах. Сравнение же в парах родители-дети по более существенной категории, отражающей структуру негативных расстройств, сразу же выявляет значительное сходство в парах: 59%

Таблица 3. СООТНОШЕНИЕ ГРУПП СИНДРОМОВ РАЗНЫХ УРОВНЕЙ ПСИХОПАТОЛОГИЧЕСКИХ РАССТРОЙСТВ МАНИФЕСТНОГО ПЕРИОДА У ДЕТЕЙ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ШЛА И СООТНОШЕНИЯ ГРУПП СИНДРОМОВ ПСИХОПАТОЛОГИЧЕСКИХ РАССТРОЙСТВ МАНИФЕСТНОГО ПЕРИОДА У РОДИТЕЛЕЙ.

совпадений было обнаружено в группе так называемых парциальных не-

гативных изменений, выявленных после первых манифестных расстройств

у родителей и детей, и еще более высокий процент совпадений в па-

рах обнаруживается в группе более тяжелого, тотального дефекта —

67,4%.

Результаты сравнильного анализа по форме течения шизофренического процесса показали высокий процент совпадений в парах родители-дети /табл. 4/. У родителей с непрерывнотекущей формой шизофрении среди заболевших детей 75% имеют эту же форму течения. У родителей с шубообразным течением процесса 89,6% заболевших детей также больны шубообразной формой. Что касается рекуррентной формы то процент совпадения в парах оказался равным — 57,1%.

При, анализе соотношений форм течения шизофрении с полом больных родителей также была обнаружена высокая в парах /от 55% до I00% для разных форм/.

В случаях шубообразного течения шизофрении у родителей нами было отмечено следующее: в парах больные матери-дети более чем в 2,5 раза реже наблюдаются случаи заболевания непрернвнатекушими формами у детей, по сравнению с детьми больных отцов /5,5% против 13,5% случаев/. Эти данные, по-видимому, свидетельствуют о значительно более жесткой детерминации приступообразности течения процесса при наследовании болезни по материнской линии.

Анализ материала по степени прогредиентности внутри каждой из форм течения обнаружил высокие показатели совпадений в парах родители-дети лишь в рамках шубообразной формы. Причем, наиболее высокий процент совпадений обнаружился при малопрогредиентной шубообразной форме в парах матери-дети /80%/, при той же форме в парах отцы-дети — в 69,2% случаях. При среднепрогредиентной шубообраз-

Таблица 4. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ПОТОМКОВ ПО ФОРМАМ ТЕЧЕНИЯ ШИЗОФРЕНИИ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ЛОЛА И ФОРМЫ ТЕЧЕНИЯ ШИЗОФРЕНИИ У РОДИТЕЛЕЙ.

ной шизофрении — соответственно 50% ж 60%. В остальных случаях конкордантность в парах по степени прогредиентности не превышала 50%.

Таким образом, проведенный сравнительный анализ различных клинических характеристик в парах родители-дети /включая дифференциацию по полу/ вполне определенно показал, что по мере выделения признаков, отражающих в обобщенном виде наиболее существенные характеристики болезни, обнаруживается все большее их сходство /гомотипия/ внутри семьи.

3. Практическая значимость полученных результатов /определение повторного риска проявления шизофрении для сибсов пробанда/. Полученные в результате исследования клинические данные об основных характеристиках шизофренического процесса в парах родители-дети, связанных с полом, могут быть использованы как показатели клинического прогноза шизофрении в семьях с больными родителями. Кроме того, материал настоящей работы представляется наиболее адекватным для получения специальных таблиц «рекуррентного» /повторного/ риска возникновения заболевания в потомстве в зависимости от пола пораженного родителя и числа здоровых и пораженных детей в семье. Имеющиеся в литературе данные /В.М.Гиндилис,1979 и др./, как правило, касаются суммарного материала, без учета пола пораженного родителя и основываются на материалах не эпидемиологического типа, а на выборочных стационарных данных. В настоящей работе нами был проведен сегрегационный анализ на основе как эпидемиологического, так и чисто клинического материалов исследования с целью получения сегрегационных частот для оценки повторного риска проявления шизо-френии в семьях с одним пораженным родителем /матерью или отцом/.

Таблица 5.

ОЦЕНКИ ДИФФЕРЕНЦИРОВАННГО ПОВТОРНОГО РИСКА /в % / ПРОЯВЛЕНИЯ ШИЗОФРЕНИИ ДЛЯ СИБСОВ ПРОБАНДОВ В СЕМЬЯХ С БОЛЬНОЙ МАТЕРЬЮ /I/ И В СЕМЬЯХ С БОЛЬНЫМ ОТЦОМ /П/.

Полученные на эпидемиологическом материале сегрегационные частоты в свою очередь были использованы для вычисления таблиц «рекуррентного» риска /см.табл.5 /. Указанные таблицы повторного риска имеют то достоинство, что в отличие от сегрегационных частот, характеризующих риск в среднем, для всей группы семей, они позволяют более дифференцированно подойти к ситуации в каж-дой конкретной семье с учетом, помимо состояния здоровья родителей, также и соотношения здоровых и больных детей в семье. Например /см.табл.5/, когда в семье больна мать и здоров отец, а из двоих детей один болен шизофренией, данная таблица позволит оценить риск проявления заболевания для второго ребенка. Этот риск равен 25,2%, т.е. он почти в два раза выше риска для все! группы детей в целом в таких семьях (где он равен 14,8%). В аналогичной ситуации с двумя детьми, но когда в семье болен только отец, этот риск равен 5,1%, что меньше риска в случаях с больной матерью. Необходимо отметить, что представленные оценки повторного риска проявления шизофрении у детей отличаются от оценок риска, вычисленных В.М.Гиндилисом /1979/ без учета половых различий пораженных родителей.

Таблицы с более точными оценками дифференциального повторного риска, отражающие реальные популяционные данные с учетом половых различий пораженных родителей, с нашей точки зрения, на практике могут служить научно обоснованным справочным материалом для оценки ситуации в семье при проведении медико-генетического консультирования.

ВЫВОДЫ

I. Анализ семейно-эпидемиологического материала позволяет установить наличие половых различий в частоте проявления шизофрения среди родителей пробандов: матера больна шизофренией статистически значимо в в 1,5 раза чаще /в 6,3%/, чем отцы /в 4,0%/.

2. Сравнительный анализ эпидемиологического материала позволил установить, что при шизофрении существует явление дифференциального риска проявления заболевания у детей в зависимости от пола родителей: риск заболевания для детей в случаях, если больна мать, существенно выше /14,8%/ риска заболевания в семьях, где болен отец /3,1%/. Указанные различия особенно велики для дочерей больных родителей: риск проявления шизофрении является наибольшим для сестер пробандов-женщин, если больна мать /19,7%/, и наименьшим для сестер пробандов обоего пола, если болен отец /0%/.

3. Сравнение двух групп — основной и контрольной, образованных из одной эпидемиологической выборки, позволило установить определенную специфичность явления дифференциального риска проявления шизофрении у детей в зависимости от пола больного шизофренией родителя: в контрольной группе риск для детей заболеть шизофренией, когда один из родителей страдает каким-либо другим психическим заболеванием, во-первых, не зависит от пола больного родителя /5,7%-5,65% заболевших детей у больных матерей и отцов, соответственно/ и, во-вторых, не отличается от ожидаемого риска для стандартной группы с двумя здоровыми родителями /5-7%/.

4. Сравнительный клинический анализ собственных материалов и генеалогической выборки из семейного архива ВНЦПЗ АМН СССР показал, что проявления сходства между родителями и детьми на клиническом уровне становятся очевидными только при анализе основных и наиболее существенных клинических категорий, определя-ющих качество шизофренического процесса, таких как тип течения

/от 55% до 100%/, тяжесть психопатологических расстройств /66,7% и 69,1% / и качественные особенности негативных изменений /69,1% и 67,4% /. При более дробном синдромальном делении психопатологических расстройств взаимосвязи между ними в парах родители-дети не установлено, за исключением неврозоподобного синдрома, который носит «сквозной» характер в семьях, где больны матери пробандов /100% гомотипия/.

5. Данные настоящего исследования показывают, что явление «антиципации» /упреждения/ — более раннего начала заболевания у детей в сравнении с родителями — не связано с половыми различиями, средний возраст манифестации шизофренического процесса среди детей у больных матерей /22,2 года/ и у больных отцов /22,2 года/ оказывается практически одинаково меньшим:, чем средний возраст манифестации психоза у самих родителей /40,4 года у матерей и 38,9 года у отцов/.

6. Полученные в настоящей работе данные служат основой для специальных расчетов повторного риска возникновения шизофрении

у детей с учетом половых различий больных шизофренией родителей. Представленные в специальных таблицах эти показатели риска могут служить справочным материалом при разработке научно обоснованных рекомендаций по проведению медико-генетического консультирования больных шизофренией с учетом дифференциального риска проявления заболевания в зависимости от пола самих родителей и их детей.

РАБОТЫ, ОПУБЛИКЩВАННЫЕ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

1. Потомство больных шизофренией. Ж. невропат, и психиатр, им. С.С.Корсакова,1982, № 10, с. I3I-I38.

2. Риск заболеваемости психозами шизофренического спектора в потомстве больных матерей и отцов. Ж.невропат. и психиатр, им.

С.С.Корсакова,1983, XI, с. I08-II2. /Соавторы: В.М.Гиндилис,

Ю.И.Либэрман, Л.М.Шмаонова, И.В.Шахматова/.

3. Сравнительное исследование клинических особенностей шизофренического процесса у родителей и детей с учетом фактора пола. Ж.невропат, и психиатр, им. С.С.Корсакова /в печати/.

Призрак шизофреногенной матери | Журнал этики

Несколько лет назад мы с моим коллегой Эриком Паренсом запустили проект, основной целью которого было разобраться в дебатах по поводу использования психотропных препаратов для лечения детей с эмоциональными и поведенческими проблемами [1]. Конечно, эта дискуссия на самом деле представляет собой ряд сплетенных вместе споров. Некоторые говорят, что диагностические пороги в психиатрии слишком низкие, что приводит к тому, что слишком многим детям ставится диагноз, в то время как другие возражают, что психические расстройства у детей недооцениваются.Некоторые утверждают, что детям с проблемами поведения необходимо поведенческое лечение, а не лекарства, в то время как другие отмечают, что многие лекарства демонстрируют впечатляющую эффективность в клинических испытаниях. Некоторые говорят, что проблемное настроение и поведение вызваны сбоями в работе мозга, которые сегодня не более распространены, чем 30 или 50 лет назад, в то время как другие утверждают, что у нас совершенно неверная этиологическая картина: обеспокоено наше общество, а не наши дети [ 1, 2]. Мы нашли важные выводы по всем сторонам этих дебатов — и, фактически, если коснуться поверхности, можно найти существенное согласие в том, где вы изначально видели поляризацию (гипердиагностика и недостаточная диагностика могут сосуществовать, например [3]) [1].

Мы также заметили, что некоторые вопросы особенно трудно обсуждать. Один из таких вопросов — роль родителей во всей этой дискуссии. С одной стороны, все мы знаем, что родители могут оказывать значительное влияние на психическое здоровье своих детей не только потому, что они могут передать генетический риск, но и потому, что они контролируют и составляют значительную часть среды своего ребенка. С другой стороны, хотя мы можем сетовать друг на друга (или в сети) о неквалифицированных, ленивых родителях, использующих лекарства в качестве быстрого решения, или чрезмерно амбициозных родителях, использующих лекарства, чтобы дать своим детям преимущество, существует глубокое сопротивление даже среди клиницистов. вмешиваться в то, как люди растят своих детей.

Существует ряд возможных причин этого нежелания, включая соответствующее беспокойство по поводу уважения частной жизни семей. Психолог развития Джером Каган указывает на «[т] американскую этику эгалитаризма, которая обязывает каждого человека награждать достоинством и уважением всех граждан, независимо от их ценностей или обычаев» [4]. Хотя об этом моральном императиве можно сказать много положительного, Каган утверждает, что он может создать проблемы для детской психиатрии, потому что «затрудняет обвинение родительского пренебрежения или неэффективной практики социализации как факторов, способствующих агрессивному поведению или низкой успеваемости, и легкость в этом. наделять полномочиями гены, за которые никто не несет ответственности »[4].Любой, кто критикует то, как родители воспитывают своих детей, в том числе предлагая им делать это иначе, рискует проявить неуважение к индивидуальному выбору и равенству и, возможно, оттолкнуть родителей, необходимых союзников педиатров, детских психиатров и психологов, в этом процессе.

Другие факторы могут усилить это сопротивление — (разумное) желание клиницистов заниматься вопросами, по которым они прошли обучение, которое может не включать семейную динамику или стратегии воспитания [5, 6].Клиницисты также могут знать, что родителям трудно найти время для участия в обучении родителей или других психосоциальных вмешательствах [7]. И, что, возможно, наиболее важно, ограничения платежной системы США могут затруднить для клиницистов время, чтобы глубоко погрузиться в домашнюю среду ребенка [8].

Я подозреваю, что действуют и другие факторы, которые в конечном итоге препятствуют откровенному и открытому обсуждению того, как мы можем понять роль окружающей ребенка среды в создании и смягчении проблемных эмоций и поведения, включая роль родительских практик и ожиданий.Психиатрия допустила несколько ошибок, исследуя экологические — и особенно родительские — причины дисфункции, и это тяжелое прошлое не дает покоя этой области сегодня. Я имею в виду не только теорию и анализ Фрейда, которые подчеркивали важность детских событий и переживаний для понимания психического здоровья взрослых и которые сейчас вызывают неоднозначную оценку, но и распространение этих идей за пределы неврозов на психоз, особенно на шизофрению.

Начиная с середины 1930-х годов, клиницисты обращались к семьям больных шизофренией, чтобы лучше понять, что может быть причиной их дисфункции.В одном исследовании, опубликованном в 1934 г., сообщалось о материнском отторжении у двух пациентов и о чрезмерной опеке со стороны матери у 33 из 45 больных шизофренией, участвовавших в исследовании [9]. Идея о том, что сочетание материнской чрезмерной опеки и материнского отторжения может вызвать шизофрению, набирала обороты, и в 1948 году психиатр Фрида Фромм-Райхманн назвала этих отвергающих и чрезмерно опекающих матерей «шизофреногенными», написав, что «шизофреник болезненно недоверчив и обижен на других. людей, из-за тяжелого раннего перекоса и отторжения, с которыми он сталкивался у важных людей своего младенчества и детства, как правило, в основном у шизофреногенной матери »[10].Считалось, что матери с собственными психологическими проблемами «рожали здоровых детей, а затем буквально сводили их с ума» [11]. Согласно теории, в этих домах доминировали мать и ее бредовые идеи, из-за чего она не знала о потребностях других членов семьи. Шизофреническое поведение было для ребенка способом разобраться в этой токсичной домашней среде.

Исследования, опубликованные в 1950-х и 1960-х годах, похоже, подтвердили теорию шизофреногенной матери, а затем и шизофреногенных семей.Только в середине 1970-х эта концепция потеряла популярность [11]. В 1982 году австралийский психиатр Гордон Паркер опубликовал обзор исследований шизофреногенных матерей, в котором заключил, что, хотя далекие и контролирующие матери, вероятно, существуют, не было никаких доказательств того, что у них была большая вероятность, чем у кого-либо, иметь детей-шизофреников.

Наиболее правдоподобное объяснение состоит в том, что не существует sui generis шизофреногенной матери; вместо этого существует родительский тип, отличающийся враждебным, критическим и навязчивым стилем, и он не особенно широко представлен у родителей шизофреников.Это объяснение могло бы объяснить как описание, так и очертание шизофреногенного материнского стиля в неконтролируемых исследованиях шизофреников, а также неспособность найти четкие и воспроизводимые различия в исследованиях случай-контроль [12].

Сегодня, в свете того, что мы теперь понимаем о шизофрении, теория шизофреногенной матери кажется безнадежно ошибочной и более чем смущающей. Но (конечно) его ошибочность не означает, что воспитание детей и семейное окружение не играют никакой роли в психическом здоровье детей или что рассмотрение этих аспектов равносильно обвинению матерей или родителей.Мы знаем, например, что состояние психического здоровья родителей может отрицательно сказаться на благополучии ребенка. Психиатрический эпидемиолог Мирна Вайсман из Колумбийского университета провела ряд исследований, показывающих, что дети матерей с депрессией имеют более высокий уровень психопатологии, чем у матерей без депрессии, и что мощный способ помочь этим детям — вылечить депрессию их матерей [13, 14] . Мы также знаем, что изменение родительской практики может улучшить психическое здоровье некоторых детей.Клинические психологи, такие как Уильям Пелхам, показали, что обучение родителей — обучение родителей основным стратегиям эффективного воспитания детей — является важным компонентом эффективного плана лечения детей с диагнозом СДВГ (действительно, Пелхэм утверждает, что это наиболее эффективный компонент) [15].

Однако мы также знаем, что многие дети в США не получают той комплексной психиатрической помощи, в которой они нуждаются. В то время как некоторые общественные дебаты о детской психиатрии противопоставляют медикаментозное лечение психосоциальным вмешательствам, в руководящих принципах лечения многих расстройств рекомендуется сочетание медикаментозного и психосоциального лечения, поскольку лекарства могут быстро уменьшить тяжесть детских симптомов, чтобы они и их родители могли начать заниматься психосоциальными вмешательствами [16].

Несмотря на эти рекомендации, многие дети, получающие лечение от психических расстройств, принимают только лекарства. Эпидемиологи Марк Олфсон и Стивен Маркус задокументировали эту тенденцию среди населения в целом, сообщив, что в период с 1998 по 2007 год процент людей, получающих психотерапию в амбулаторных условиях, значительно снизился, а процент людей, получавших только лекарства, увеличился на 13 процентов [17]. У детей Олфсон и его коллеги обнаружили, что среди детей в возрасте от 2 до 5 лет, застрахованных частным образом, которые принимали антипсихотические препараты, менее половины посещали психотерапевт в течение года приема лекарств [18].

Я не приписываю эти проблемы исключительно призраку шизогенофреничной матери. В самом деле, я не сомневаюсь, что другие факторы, которые я описал выше, в том числе, что важно, ограничения управляемой помощи, более непосредственно ответственны за то, что мы не заботимся обо всем ребенке. Но я подозреваю, что желание держаться подальше от психиатров середины двадцатого века и их убеждения, обвиняющие мать, также являются частью этой истории.

Обвинение матери никому не помогает, это должно быть ясно.Но когда мы игнорируем контекст ребенка — особенно практики тех взрослых, которые больше всего влияют на его жизнь, — мы рискуем обнаружить проблемы ребенка исключительно в ребенке и предположить, что ребенок — единственный, кому нужно измениться. Это тоже может быть ошибкой. Я знаю психиатров, которые твердо выступают за использование поведенческих методов лечения, которые очень часто связаны не только с ребенком, но и с контекстом ребенка, часто требуя изменений в том, как родители-родители и учителя преподают — и некоторые из этих врачей могут повысить поведенческие варианты лечения с родителями и предлагать родителям посещать занятия по семейной терапии и родительские тренинги.Сделать это не всегда легко. Быть в домашней обстановке и, в частности, заниматься воспитанием детей, — это деликатная территория для врачей. Но это территория, которую стоит исследовать. Многим детям может помочь расширенная клиническая специализация, направленная на изменение окружающей ребенка среды, в том числе на уровне семьи. Не пугайся.

Список литературы

Паренс Э., Джонстон Дж.Беспокойные дети: диагностика, лечение и внимание к контексту.
Гастингс Центр Репортаж .
2011; 41 (2): S1-S31.
Parens E, Johnston J. Понимание соглашений и противоречий, связанных с детской психофармакологией. Психиатрия для детей и подростков, психическое здоровье. 2008; 2 (1): 5.
Ангольд А., Эрканли А., Эггер Х.Л., Костелло Э.Дж.Стимулирующее лечение для детей: взгляд сообщества.
J Am Acad Детская подростковая психиатрия .
2000; 39 (8): 975-984.
Каган Дж. Значение психологической аномалии. Cerebrum. , 10 ноября 2008 г. http://www.dana.org/news/cerebrum/detail.aspx?id=13800. По состоянию на 30 июля 2013 г.
Carlson GA. Учебные программы в беспорядке. Проблемы детей: диагностика, лечение и внимание к контексту.По состоянию на 30 июля 2013 г.
Боринс М., Хольцапфель С., Тудивер Ф., Бадер Э. Обучение семейных врачей навыкам консультирования и психотерапии. Fam Systems Health. 2007; 25 (4): 382.
Генрихс Н., Бертрам Х., Кушель А., Хальвег К.
Вербовка и удержание родителей в универсальной программе профилактики поведения детей и эмоциональных проблем: препятствия для исследований и участия в программе. Ранее Sci .
2005; 6 (4): 275-286.
Медоуз Т., Валлели Р., Хаак М.К., Торсон Р., Эванс Дж.
«Затраты» врача на обеспечение поведенческого здоровья в первичной медико-санитарной помощи.
Клиника педиатра .
2011; 50 (5): 447-455.
Нил Дж. Что случилось с шизофреногенной матерью? Am J Psychother. 1990; 44 (4): 499-505.
Фромм-Райхманн Ф.
Заметки о развитии лечения шизофреников с помощью психоаналитической психотерапии.
Психиатрия .
1948; 11 (3): 263-273.
Дольник Э. Безумие на диване: обвинение жертвы в период расцвета психоанализа. Нью-Йорк: Саймон и Шустер; 2007.
Паркер Г.Повторный поиск шизофреногенной матери. J Nerv Ment Dis. 1982; 170 (8): 460.
См., Например, Weissman MM, Wickramaratne P, Nomura Y, et al. Семьи с высоким и низким риском депрессии: исследование трех поколений. Arch Gen Psychiatry. 2005; 62 (1): 29-36.
См. Также Weissman MM, Pilowsky DJ, Wickramaratne PJ, et al. Ремиссия материнской депрессии связана с уменьшением психопатологии у их детей: отчет STAR * D-child. JAMA. 2006; 295 (12): 1389-1398.
Pelham W. [Свидетельство на] брифинге Конгресса по психическому здоровью детей — 10 октября 2007 г. По состоянию на 30 июля 2013 г.
См., Например, McClellan J, Kowatch R, Findling RL, Рабочая группа по вопросам качества. Параметр практики для оценки и лечения детей и подростков с биполярным расстройством. J Am Acad Детская подростковая психиатрия. 2007; 46 (1): 107-125.
Олфсон М, Маркус СК.
Национальные тенденции в амбулаторной психотерапии.
Ам Дж. Психиатрия .
2010; 167 (12): 1456-1463.
Олфсон М., Кристалл С., Хуанг С., Герхард Т.
Тенденции употребления антипсихотических препаратов очень маленькими детьми, имеющими частную страховку.
J Am Acad Детская подростковая психиатрия .2010; 49 (1): 13-23.

Цитата

Виртуальный наставник. 2013; 15 (9): 801-805.

DOI

10.1001 / virtualmentor.2013.15.9.oped1-1309.

Точки зрения, выраженные в этой статье, принадлежат авторам и не обязательно отражают взгляды и политику AMA.

Информация об авторе

Джозефин Джонстон, бакалавр права, магистр права , директор по исследованиям и научный сотрудник Центра Гастингса, независимого исследовательского института биоэтики в Гарнизоне, Нью-Йорк. Она имеет степень в области права и биоэтики Университета Отаго, Новая Зеландия. Она работает над рядом этических, правовых и политических вопросов в области науки и медицины, включая репродуктивную функцию и воспитание детей, психиатрию и нейробиологию, а также проведение биомедицинских исследований.Она также разрабатывает программу исследований по биоэтике для старшеклассников.

Шизофрения: Другая моя мать — Caregiver.com

Насколько я помню, в поведении моей матери всегда было что-то «левее центра». Она была очень умной женщиной, работавшей в медицине в 50-х годах, до моего рождения в начале 60-х. Мой отец был полностью ей предан во всех отношениях и, казалось, почти защищал ее.У них был отличный, прочный брак, но я мало знал, что что-то серьезно не так, зреет прямо под поверхностью, и что оба моих родителя очень много работали, чтобы попытаться скрыть это.

Когда моя мама злилась на меня, это было из-за вещей, для которых не было рациональной основы, которые, казалось бы, были созданы в ее собственном уме. В детстве я никогда не знал, что ее расстроит, потому что правила, казалось, менялись каждый день, иногда каждый час. Что рассердило ее вчера, так и рассмешило сегодня.То, что заставило ее смеяться час назад, в следующий час вызвало у нее словесный и физический гнев по отношению ко мне. Когда моего отца не было рядом, ее заблуждения и параноидальное поведение стали более очевидными.

Если кто-то позвонит в нашу дверь или постучит в нашу дверь, от моей матери будет исходить поток быстрых, точных и бесшумных сигналов рукой, инструктирующих меня тихо ползать (не ходить, потому что человек на крыльце может «почувствовать» внезапное движение ) от того места, где я был, в сторону комнаты в задней части дома, где я должен был сидеть неподвижно, пока «опасность» не миновала.Причина моего выхода в заднюю часть дома, по ее словам, заключалась в том, чтобы люди, стоящие на крыльце, не слышали, как мы дышим за входной дверью, и не наблюдали за любым возможным движением из дома.

Во время этих причудливых ритуалов в прятки моя мать обычно выбирала, какой слепой лучше всего подходит для нее, чтобы начать наблюдение за ничего не подозревающим нарушителем. Даже если это был член семьи, любой, кто без предупреждения стоял на нашем крыльце, становился «врагом».После нескольких безуспешных попыток оживить наш дом, эти бедные потенциальные посетители смотрели на нашу машину на подъездной дорожке, смотрели на окно спальни моей матери и чесали в затылке, когда уходили.

Как только они ушли, мне не разрешили немедленно покинуть изгнание, потому что, как сказала бы моя мать: «Они могут вернуться, потому что думают, что мы действительно дома, так что дайте ему еще несколько минут, просто чтобы убедиться. берег чистый. Как только это ее «берег» станет чистым, мне будет разрешено свободно передвигаться по дому, но не раньше, чем меня «проинформируют» о том, что видела моя мать, когда она выглянула из-за жалюзи.Она рассказывала мне, кто это был, во что они были одеты, на каком транспортном средстве они ездили, а затем начинала «размышлять». Это займет у нее большую часть дня, когда она будет размышлять о том, почему такой-то и такой-то приходит к нам в дом и чем они «на самом деле» занимаются. В детстве я держал рот на замке и позволял ей вести обе стороны этого разговора, но она любила меня заманить. Она начинала достаточно просто, спрашивая меня: «Как вы думаете, почему такой-то и такой-то пришел сюда, даже не позвонив заранее?» Затем я предлагал что-нибудь нейтральное, например: «Я не знаю.Однако обычно это был неприемлемый ответ, поэтому на этот раз она повторила вопрос менее чем дружелюбным тоном. Ее тон и особый взгляд, который она получала в глазах, были моими подсказками к тому, насколько важно было, чтобы мой следующий ответ был тем, который она хотела услышать.

Еще будучи маленьким ребенком, я знал, что должен «играть» с мамой, как в шахматную партию, осторожно размещая каждую фигуру на доске, так как я боялся, что со мной случится, если я ошибусь. В редких случаях я чувствовал себя достаточно наглым, чтобы сказать маме правду о том, «почему» конкретный человек пытался обратиться к нам.Обычно я говорю что-то логичное, например: «Они зашли, потому что они семья или потому что они близкие друзья». Согласно параноидально-рациональному мнению моей матери, это был неправильный ответ. Именно в этот момент она поймет, что я действительно был на «другой» стороне, на той стороне, которая была против нее, на стороне, на которой принадлежал посетитель, и мы все действительно что-то замышляли. Мы все сговорились против нее, и в течение следующих нескольких часов со мной обращались как с военнопленным, меня допрашивали, что я «на самом деле» знаю о посетителе и почему они действительно пришли в наш дом.

После многих слез и съеживания в углу мне разрешили пойти в мою комнату, а она пошла спать, потому что мой «антагонизм» ее утомил. Это был один из множества разных, странных обычаев, через которые я прошел, когда рос, и эти инциденты усугубились после смерти моего отца. Я до смерти боялся остаться наедине с матерью в качестве родителя. Я смог признаться отцу в некоторых странных вещах, которые происходили, пока он был на работе весь день. Он просто предлагал крепкие объятия и заставлял меня чувствовать себя признанным, водя меня за мороженым или в парк развлечений; какое-то место подальше от нее, чтобы я мог забыть на время.

Спустя почти 30 лет некоторые вещи не изменились. После многих лет безуспешных попыток получить моей матери медицинскую и психологическую помощь из-за психического и эмоционального истощения, я наконец переехал за 3000 миль, чтобы иметь возможность позаботиться о нуждах своей семьи. Моя мать живет в Калифорнии, где людей с психическими заболеваниями не разрешают содержать в учреждении более 72 часов, даже если обнаруживается, что с ними что-то не так, и их нельзя принуждать к лекарствам, их можно только рекомендовать.Физически дистанцируясь от себя, я надеялся немного эмоционально отключиться, а также убедиться, что мои собственные дети не подвержены психическому заболеванию своей бабушки, как я был в таком раннем возрасте.

Конечно, 3000 миль было недостаточно. Она всегда в моих мыслях, и я всегда беспокоюсь о том, ест ли она или в порядке ли она физически. Видите ли, моя мать владеет большим количеством собственности и за эти годы сделала несколько разумных инвестиций в недвижимость из-за своего чрезвычайного интеллекта, однако позор состоит в том, что она не может пользоваться каким-либо своим маленьким состоянием, потому что она живет как уличный человек.

Мой последний «серьезный» инцидент с моей матерью и ее психическим заболеванием произошел со мной по телефону, который разбудил меня в 3 часа ночи. Я был полусонным, когда ответил, но как только я услышал истерический голос моей матери на другом конце провода, меня погрузил в пробуждающийся ужас реальности и травм. Она едва могла дышать, и она шептала кое-что, а потом кричала, спасая свою жизнь в других точках, все это время, говорила так быстро, что я не мог ничего сложить воедино.

Сначала я подумал, что на нее напали во время вторжения в дом, потому что она все время называла «они» и «они».Она закричала в телефон: «Проснись, потому что я не знаю, сколько у меня осталось, и есть хороший шанс, что меня сегодня вечером убьют!» Они здесь. Они здесь уже давно, и я боялась сообщить кому-нибудь, потому что никто не поймет! Вот названия банков, в которых у меня есть счета; у тебя есть лист бумаги, чтобы записать это?!? Быстрее быстрее! Они идут за мной! Боюсь, что не доживу до утра, если они доберутся до утра. Кровь у меня застыла, и это было все, что я могла сделать, чтобы сохранять спокойствие, пытаясь понять, что я могу сделать, чтобы получить немедленную помощь моей матери от властей, хотя я находился в 3000 милях от меня.Моя семья не спала, и все кружились вокруг меня. Дети хотели знать, что случилось с бабушкой, и мой муж подумал, стоит ли ему попытаться позвонить властям со своего мобильного телефона, пока я все еще разговаривала с ней. Мы решили, что это будет наилучшее действие, и когда я говорила своей матери, что мой муж звонит властям в ее дом, она умоляла меня не делать этого, потому что «они» определенно убьют ее, если « они «знали, что власти уже в пути.

После нескольких часов эмоционального катания на американских горках по телефону, мне почти пора было готовиться к работе. Естественно, я собирался позвонить и сказать, что у меня неотложная ситуация в семье, но тут мама стала на удивление спокойной. Она начала говорить мне, что злоумышленники не были захватчиками дома, но что они были существами из космоса или от дьявола, и они вошли в ее тело и начали «преобразовывать» ее в свою форму. Она сказала, что спокойствие, которое она испытывала, было вызвано тем, что худшее уже позади, или казалось, что уже позади, когда «они» захватили ее тело.

В этот момент я знал, что имею дело с болезнью, а не с моей матерью или каким-то опасным домашним захватчиком. Это была долгая, изнурительная ночь, и это было началом более года таких ночей. В какой-то момент мне пришлось лететь домой, потому что моя мать «пропала без вести». В конце концов полиция нашла ее живущей в машине за магазином. Она сказала, что «инопланетяне» еще не нашли ее там, и из-за этого она наконец смогла уснуть. Она отказалась попасть в изолятор для наблюдения, поэтому власти ничего не могли сделать, кроме как сказать ей, что она не может жить в своей машине за магазином.

Это было более семи лет назад, а моя мать до сих пор не получила должной медицинской помощи. Отчасти потому, что законы защищают ее право отказать в медицинской помощи, а отчасти потому, что медицинские работники, к которым я привел ее, не интересуются ее случаем. К счастью, «инопланетяне» беспокоят мою маму все меньше и меньше, и там, где они когда-то были главной темой очень энергичных телефонных звонков с ее стороны, они больше не упоминаются, когда мы говорим. Это не значит, что их все еще нет или что они не появятся снова, когда она попадет в какой-то стресс.

Когда я был злым подростком, я ненавидел ее, а не болезнь. Теперь я люблю ее и ненавижу ее болезнь, зная, что она сделала все, что могла, с тем, с чем ей приходилось работать; Самый большой позор заключался в том, что ее чрезвычайный интеллект мог завести ее куда угодно, но вместо этого помог ей способствовать ее болезни.

Не поймите меня неправильно. Были моменты, а бывают моменты, когда я «настраиваю» маму, как с радиостанцией и приемником. Она ясная, красноречивая, очаровательная, очаровательная, блестящая и действительно имеет большой смысл.Во время этих эпизодов, когда у меня была ее частота свободна от умственной статики и демонов, у меня были лучшие мамы. Она познакомила меня с культурой, искусством, оперой, классической музыкой, литературой, кино и жизнью в ее самом лучшем смысле, и с таким воодушевлением! Она могла быть Джун Тесак и Марта Стюарт в одном лице, но болезнь могла сделать ее больше похожей на Джоан Кроуфорд или Фрэнсис Фармер. В любом случае, я благодарен за то, что пережил с ней. В детстве мне было больно и страшно из-за того, чего я не понимал, а в юном возрасте я был полон ненависти и гнева из-за того, чего не понимал.Как взрослый человек, приближающийся к 40 годам, я обнаружил, что полон любви, сострадания, сочувствия и, прежде всего, прощения по отношению к своей матери, но это всегда останется чем-то, что ни она, ни я никогда не сможем полностью понять.

Что шизофрения делает с семьями и почему система психического здоровья не справляется

Алисса Дамш листает школьный ежегодник, останавливаясь на фотографии неповоротливого молодого человека с песочными волосами и точеной челюстью. «Есть Аарон», — говорит она, указывая на своего брата.«Он был так красив». Она переворачивает еще несколько страниц. «Вот он в студсовете. Я бегала каждый год — и каждый год я проигрывала », — смеется она. «Он пробежал один год и вроде бы победил с большим перевесом!»

Мы сидим в ее доме в Скарсдейле, штат Нью-Йорк, вместе с ее родителями Анитой и Пэт и ее сестрой Амандой. Муж Алиссы тихонько заклеивает хоккейные клюшки в углу, в то время как младший из их трех мальчиков, малыш, ковыляет в комнату с огромным темно-синим шлемом, балансирующим на голове.

Отсутствует только Аарон. Хотя он знает, что мы здесь. Его родители сказали ему. И он знает об этой статье; он разрешил мне написать это в первый раз, когда мы разговаривали по телефону, осенью 2018 года, когда я объяснил, что это значит — поделиться историей его борьбы с психическим заболеванием с журналистом и напечатать его имя и фотографию в национальный журнал. «Было бы здорово», — сказал он. Время шло, его семья и я продолжали проверять, чтобы убедиться, что он все еще так себя чувствует.

Пэт тянется к журнальному столику и берет альбом под названием «Память суперзвезды», который Алисса сделала несколько десятилетий назад в память о достижениях Аарона в старшей школе. «О, черт возьми, это заставляет задуматься», — говорит он, изучая страницы, как если бы они были самим Аароном. «Желаю вам повернуть время вспять, вернуться в тот день и пережить некоторые из этих вещей».

В 1990-х годах в Тусоне, где царил футбол и правили квотербэки, Аарон Дамш выглядел соответствующим образом. Он был военным мальчишкой, который поступил в среднюю школу Сахуаро на втором курсе, источая при этом природный талант.«Он был высоким парнем с винтовкой в руке и очень умным. У него был весь потенциал в мире », — вспоминает бывший футбольный тренер Сахуаро Говард Брейниг.

Во время последней игры сезона 1994 года старший стартовый защитник Сахуаро повредил плечо; Аарон, юниор, вступил во владение менее чем за минуту до перерыва, и его команда уступала 21-20. Он сделал шесть передач за 37 секунд, дав Сахуаро преимущество 27-21 на тайме. Сахуаро выиграл ту игру, и вскоре после этого героизм Аарона продолжился на чемпионате штата в классе 4А.Сахуаро проиграл 17-9 с 1:27 до конца, когда он забил тачдаун и двухочковую конверсию, сделав ничью, заработав для своей команды чемпионство штата и отправив Брейнига, уходившего в ту же ночь на пенсию. с его первым и единственным государственным титулом.

«Я помню, как сидела на трибунах — у меня все еще слезятся глаза, когда я думаю об этом», — говорит Алисса. «Мы не могли поверить в это. Мы были так горды. Он был , так что талантливый ».

Дамши могут рассказывать истории о подвигах Аарона весь день, но есть и другие истории, которые его семья предпочла бы забыть.Как в тот раз, когда он толкнул женщину ходунками. Или время, когда он лежал на диване, смотрел репортажи об 11 сентября и смеялся. «Мы запирали двери спальни, потому что боялись, что он войдет и поранит нас», — говорит Анита. «Он мог впадать в такую ярость, когда он просто кричал, кричал, толкался и бил».

За последние 20 лет Аарон прошел путь от школьной звезды и академика всеамериканского происхождения в футбольной команде Университета штата Аризона до прихода в штате Мэриленд. Он был пленником не только шизофренического мозга, но и идеального шторма факторов — недофинансируемых лечебных учреждений, тюрем и тюрем, фактически служащих убежищами, отсутствия достижений в области медицины — что в целом усложняло жизнь людям с серьезными психическими заболеваниями. чтобы получить необходимую помощь.

Все это время Анита была рядом с Аароном, пытаясь заботиться о своем сыне, одновременно изолируя свою семью — и общественность — от его непредсказуемого поведения. По ее словам: «Защищая душевнобольных, вы становитесь психически больными, просто пытаясь собрать все воедино».

Семейное фото Аниты Думш и ее сына Аарона в детстве.

Возлюбленные из старшей школы из Мичигана, Анита и Пэт Дамш вышли замуж в молодом возрасте, и родила Аарону чуть больше 20 лет. Алисса прибыла 17 месяцев спустя, Аманда — через три года.Анита была секретарем, а Пэт работал на фабрике, но жизнь была нелегкой, пока Пэт не присоединился к ВВС, выучившись на стоматолога-гигиениста и за эти годы переехал со своей семьей в шесть штатов и Норвегию.

Где бы ни приземлялись Дамши, спортивный талант Аарона сиял. Когда ему было 6 лет, футбольные скауты приехали в дом Дамша в Уичито-Фолс, штат Техас, чтобы убедить его родителей разрешить ему играть. В 10 лет он участвовал в соревнованиях по стрельбе со штрафного броска на чемпионате штата. В 12 лет он был стартовым питчером норвежской бейсбольной команды, приведя ее к Мировой серии Малой лиги в Европе.В средней школе в Тусоне он бросил бейсбол в середине сезона, переключился на трек и выиграл свою первую гонку в одолженных туфлях. «Он преуспевал в каждом виде спорта почти на каждом этапе своей жизни. Это было безумие, — говорит Анита.

К старшему классу звезда Аарона казалась неудержимой. Как защитник футбольной команды, он постоянно появлялся в местных новостях. USA Today номинировала его как атлета из средней школы Америки. Но он был больше, чем качок. «Он был умником. Очень мило. Парень, который мог плакать и не боялся, — говорит Дженнифер Карнер, которая встречалась с Аароном два года в средней школе и колледже.«Но также он заступился за себя. Он был загадкой личности, но это также делало его сексуальным ».

«У него был действительно искренний, теплый дух», — говорит Кара Маккрейн, школьная подруга Аарона и Алиссы. «Он ничего не мог поделать — в школе, в [спорте], имел любую девушку, которую он хотел. Он был это ».

Получив высшее образование в своем классе, Аарон был принят на работу в Военно-морскую академию, но решил поступить в АГУ; ему надоела военная культура. Он вошел в футбольную команду в конце первого года обучения.(Он решил не играть этой осенью в основном из принципа; ASU официально его не нанимал.) Анита и Пэт помнят, как стояли на краю тренировочного поля в тренировочном лагере, когда к нему подошел игрок с длинными волосами и в шлепанцах и представился. «Я Пэт Тиллман», — вспоминают они его слова. «Я просто хочу, чтобы ты знала, что у тебя здесь действительно отличный парень, сын, и я буду следить за ним». (Тиллман, в то время являвшийся звездой футбольной команды ASU, позже играл за Arizona Cardinals, прежде чем стать знаменитым в армии после 11 сентября.Он был убит дружественным огнем в 2004 году.)

Аарон получил награды за наивысший средний балл в команде и лучший игрок атакующей разведывательной команды и дважды попал в список декана. У него была девушка, на которой он думал, что может жениться. «Он должен был быть генеральным директором компании Forbes 500, — говорит Брейниг, — или профессором какого-нибудь крупного университета».

«У него был действительно искренний, теплый дух», — говорит Кара Маккрейн, школьная подруга Аарона. «Он ничего не мог поделать — в школе, в [спорте], имел любую девушку, которую он хотел.Он был это ».

Вместо этого все развалилось. Аарон, уверенный в том, что получит желанную футбольную стипендию в старших классах, был расстроен, когда она досталась кому-то другому. Анита называет это «поворотным моментом», моментом, который «сломил его дух». Той осенью он покинул команду. Он целыми днями курил марихуану. Вскоре он начал звонить домой со странными заявлениями: его комната в общежитии была прослушана, или у него выросли пальцы на ногах, или с ним разговаривал телевизор. Он потерял машину и пару велосипедов.«Наша первоначальная мысль была такой:« О боже, я думаю, он принимает наркотики », — говорит Анита.

Однажды, вспоминает Алисса, он схватил ее за руку в машине. «Они смотрят на меня!» — прошептал он, его лицо было полно страха. Когда она спросила, что он имел в виду, он наклонился ближе, оглянулся и сказал: «Фильм« Университетский блюз ». Они украли мою жизнь».

За две недели до выпуска в мае 2000 года Аарон угрожал студентам в аудитории АГУ, бредя тем, что собирается сразиться с ними и убить их. «Я получил этот телефонный звонок.По сути, «его исключают». Тебе нужно прийти за ним », — говорит Анита, которая бросила все и поехала в Темпе. «Я добираюсь до его комнаты в общежитии, которая была квартирой, которую он делил с парнем, и он был как бы побит камнями. Я имею в виду, что он был забит камнями , всего », — говорит она. «Я был так зол».

Анита повела Аарона на встречу с администраторами, и, пока он сидел и бормотал, ведя себя «совершенно неуместно», она умоляла их позволить ему уйти, а не исключать его из школы. «В этот момент я думаю:« У него впереди жизнь! Он никогда не вернется в колледж! »- говорит Анита.Администраторы согласились. К концу дня она загрузила все, что было у Аарона, в свой маленький Nissan Sentra. «Я помню, что его байк лежал на задней части машины, все время ударяясь о багажник. Я имею в виду… — Она закрывает лицо руками. «Я даже не мог поверить, что делаю это».

Итак, Аарон переехал домой. Его родители все еще были уверены, что он употребляет наркотики, но правда была более тревожной: Аарон был в разгаре своего первого психотического срыва.

Анита Дамш, дочь Аманда и муж Пат с фотографией Аарона, который в молодости был одаренным спортсменом.

Начало настолько жестокое, — говорит Стивен Хайман, директор Центра психиатрических исследований Стэнли при Институте Броуда Массачусетского технологического института и Гарварда. Он имеет в виду тот факт, что шизофрения обычно поражает подростков и 20 лет. «Семья и общество только заканчивают свои невероятные финансовые, эмоциональные и познавательные вложения в создание прекрасного человека, и этот человек похищен».

Менее 1 процента американцев страдают шизофренией, хотя этот показатель трудно измерить, потому что болезнь трудно диагностировать, а во многих популяционных исследованиях не учитываются люди, которые помещены в лечебные учреждения, заключены в тюрьму, не говорят по-английски или являются бездомными, согласно Национальным данным Альянс по психическим заболеваниям.Это серьезное психическое заболевание, влияющее на то, как человек думает, чувствует и действует. Помимо бреда и галлюцинаций, симптомы могут быть столь же разнообразными, как плоский аффект, отсутствие внимания и мотивации, дезорганизованное мышление и речь, трудности с принятием решений, выражением эмоций и управлением ими, а также потеря памяти и другие когнитивные нарушения. Некоторые люди слышат голоса и верят, что другие замышляют против них.

Ученые не знают точно, что вызывает шизофрению, потому что мозг очень сложен.Хотя некоторая часть риска связана с генетикой, у большинства людей с шизофренией нет родственников первой степени с этим заболеванием, хотя многие из них имеют семейный анамнез психоза (самоубийства и злоупотребление психоактивными веществами происходят в расширенной семье Аарона). Факторы окружающей среды, такие как стресс, травмы, недоедание матери и инфекция до рождения и в детстве, могут играть роль. Факты также показывают, что частое употребление марихуаны является фактором, особенно среди молодых людей с историей семейного психоза, хотя эта связь противоречива.У тех, кто уже болен шизофренией, каннабис может вызывать психотические эпизоды.

При эффективном лечении некоторые люди с шизофренией ведут полноценную жизнь, но нет лечения, и из-за множества факторов люди с шизофренией (и другими серьезными психическими заболеваниями) умирают в среднем более чем на 25 лет раньше, чем население в целом. . Шизофрения также наносит ущерб семьям, которые могут десятилетиями оплакивать любимого человека, который все еще жив. Стигма ухудшает и без того ужасную ситуацию.

«Раньше я не решалась рассказывать людям об этой болезни, — говорит Анита. «Было бы намного проще сказать, что у Аарона рак мозга, потому что сочувствие проявится немедленно. Когда я говорю: «Мой сын психически болен шизофренией», я как бы сказал проказу ».

Впервые я встретил Аниту и Пэт осенью 2018 года в их доме в Боуи, штат Мэриленд. Это было за неделю до Дня Благодарения, и они уже установили не одну, а две высокие рождественские елки. На фотографиях, разбросанных по дому, время казалось, остановилось: были снимки Аарона, Алиссы и Аманды, сидящих на коленях Санты; фотографии троих детей на разных выпусках; обрамленные фотографии Аарона в его темно-бордово-золотой футбольной форме ASU.

«Помните больницу Пало-Верде, в которой он находился, в психиатрическом отделении? Мы заходим туда, чтобы увидеть его — я никогда этого не забуду, — сказала Анита. «Он побрил половину головы — только половину! И у него были эти очки. Эти очков . Они были такими толстыми, потому что у него было такое плохое зрение, потому что он принимал эти лекарства … с серьезными побочными эффектами, такими как тремор и помутнение зрения. Я помню, как мы вышли оттуда, и я подумал: «Боже мой!» А потом мы сбили кошку, которая шла домой. У меня была самая первая… — она замолчала.«Это была ужасная паническая атака. Я хотел пробежать через окно патио. У нас был бассейн на заднем дворе, и я помню, как разбудила тебя, — она посмотрела на Пат, — и сказала: «Мне нужно, чтобы кто-то держал меня за руку». Я перегрузился ».

Анита признает, что проигнорировала первый раз, когда кто-то предположил, что Аарон может болеть шизофренией. Это была осень, когда он учился в старшем классе колледжа, и она организовала для него прием к психиатру недалеко от ОГУ, решив, что ему нужна консультация по наркотикам, возможно, даже помощь в борьбе с депрессией.«Врач связывается со мной и говорит:« У вашего сына параноидальная шизофрения ». Я сказал:« ЧТО ?! »Он сказал:« Это полномасштабный случай. … Моя практика полна, но ты должен попросить его помочь. Будет только хуже ».

Анита ему не поверила. Как мог этот доктор, который встречался с Аароном только однажды, что-то знать о ее сыне? «Я подумал, что это поспешный диагноз. Я подумала: «О, у меня просто плохой врач», — говорит она. Аарон вернулся в школу, и Дамши продолжили свою жизнь, надеясь, что их «хороший мальчик испортился», как выразилась Анита, скоро найдет свой путь.

Почти год спустя, после того как Аарон покинул ASU и переехал домой, Анита и Пэт постепенно начали понимать правду: этот психиатр был прав — Аарон действительно был болен. Они оказались дома с сыном, которого почти не узнали. Аарон мог сказать, что встречается с Вайноной Райдер, или настаивать на том, что он немецкая овчарка, или утверждать, что он афроамериканец. Он сидел в джакузи на их заднем дворе и спорил голосами, которых никто не слышал. Он бродил по улицам, дрался или крал деньги своих родителей.Когда соседи угрожали вызвать полицию, они с облегчением говорили: «Давай». (Аарон называет многие из этих инцидентов «болезненными воспоминаниями». То, что он помнит больше всего, но не все из них, является частью его болезни.)

Анита и Пэт чувствовали себя парализованными. Они очень мало знали о шизофрении, и им не к кому было обратиться. Имея двух дочерей, которых нужно отправить в колледж, и совокупный годовой доход в размере 65 000 долларов, у них также было мало ресурсов. Из-за военных правил, касающихся иждивенческой страховки, Аарон потерял медицинскую страховку после того, как покинул ASU.Анита провела три года, подавая прошение в ВВС о восстановлении иждивенческой страховки, а затем еще два года подавала заявления на получение пособий по инвалидности, включая Medicare. Она также подала заявку на участие в программе Medicaid для Аарона, чтобы он имел право на продовольственные талоны и программы для групповых домов и общин.

«Защищая психически больных, — говорит Анита Дамш о своем сыне Аароне, — психически больной становится просто от попытки собрать все воедино».

В течение этих первых нескольких лет Анита и Пат — но в основном Анита — заботились об Аароне самостоятельно, справляясь с его симптомами, преследуя его в любое время дня и ночи в поисках лекарства.Это было то, что она называет этапом «мы можем исправить это». «Мы были зол и злы и [говорили]« Выпрямись »и« Зачем ты это делаешь? »Мы не осознавали серьезности того, в чем он был», — говорит Анита. «Я действительно думал, что он вернется, и это просто потребует действительно сильной, жесткой любви и ограничений».

Иногда его оставляли в тюрьме на ночь или отводили в приют. Однажды он потратил 2000 долларов на гостиницу. «Пэт и я высадили его во многих домах, интернатах, кризисных центрах и, собственно, на автобусных остановках.То, что родители никогда не должны делать для своего ребенка, — говорит Анита. «Я не могу сказать вам, сколько ночей мы ехали в поисках его, будь то в Аризоне, Мэриленде или округе Колумбия, или…» Она усмехается. «Проходили часы и часы, а потом мы его находили или не находили, а потом мы приходили домой и на следующий день шли на работу. Это был такой странный распорядок ».

Первые годы болезни Аарона были особенно болезненными для Алиссы и Аманды, которые пытались пробиться во взрослую жизнь, когда в доме витала буря.Алисса заболела расстройством пищевого поведения в Уэллсли, но болезнь Аарона затмила его. «Я не получила бы той помощи, которую получила бы, если бы он не заболел», — говорит она. На выздоровление ей потребовалось 13 лет. После окончания учебы в 2001 году она переехала к своим родителям, чтобы помочь ухаживать за Аароном, но договоренность продлилась всего год. «Наше подразделение разваливалось», — говорит Алисса. «Тебе почти хотелось затаиться и притвориться, будто жизнь не происходит вокруг тебя».

Проблеск надежды вспыхнул в 2002 году, когда Аарон, которому сейчас 25 лет, поступил в Аризонский университет в Тусоне и переехал в квартиру недалеко от кампуса.Его лекарства, казалось, подействовали. Он вошел в баскетбольную команду Дивизиона I (но был дисквалифицирован до того, как смог играть, потому что у него истекли годы допуска). На короткое время все снова могли дышать.

Той осенью Анита, работавшая секретарем капеллана ВВС, получила повышение по службе, которое означало переезд в район Вашингтона. Аарон, казалось, был устроен, Алисса жила в Нью-Йорке, а Аманда училась в университете Сан-Диего.Пэт, уволившийся из ВВС после 20 лет службы, переехал с Анитой в Мэриленд.

Передышка была недолгой. Хозяин Аарона выселил его за курение, беспокойство соседей и попрошайничество. К Рождеству он вылетел из школы и переехал к родителям. Итак, Дамши вернулись к прежней схеме попыток управлять Аароном, прекрасно зная, что им вообще не справиться.

Анита Дамш показывает фотографию Аарона, которую она сделала во время его визита в больничный центр Спрингфилда.

Dumsches цеплялись за семейную жизнь, как они ее знали, водили Аарона в церковь, в театр, на каникулы. Катастрофа следовала повсюду. Во время одного пребывания в отеле Анита проснулась посреди ночи и поняла, что Аарон исчез, только чтобы найти его на улице, принимающего наркотики с каким-то парнем. После того, как Алисса переехала в Нью-Йорк, Аарон приезжал несколько раз. «Внезапно его просто не было бы», — говорит она. «А потом ты понимаешь, что твой сосед вызывает копов, потому что перед твоей дверью стоит какой-то странный парень, а это мой брат изрыгает всякую ерунду.

Друзья и родственники посоветовали Аните выгнать его или посмотреть «Прекрасный разум» (о Джоне Нэше, лауреате Нобелевской премии по математике с шизофренией) и «Сибил» (о женщине с совершенно другим психическим заболеванием) , как если бы в этих фильмах было какое-то секретное решение. «После семи лет переживания одного и того же снова и снова с теми же результатами, я наконец дошла до того, чтобы принять», — говорит Анита о болезни Аарона. «Давай перестанем выяснять, почему и как это произошло.Давай теперь попробуем сохранить ему жизнь.

К этому моменту Анита уже стала защитником для ухода за Аароном: звонила врачам, управляла страховыми компаниями, выбирала программы лечения, управляла его поведением. Сегодня бесполезно просить Аниту вспомнить, какую групповую домашнюю или амбулаторную программу пытался Аарон, когда и на чем сосредоточился каждый из них. Все они сливаются воедино. «Это другой город, другой групповой дом, другой куратор. Это может быть тот же город, но другой дом. Я даже не могу вспомнить их все, — говорит она.«У меня везде есть коробки с документами. Я просто продолжал их спасать. Я больше не знал, что мне нужно ».

Когда я был в Дамше в Боуи в 2018 году, Анита провела меня мимо нескольких программ, которые опробовал Аарон. Один из них представлял собой групповой дом на тихой улице, расположенный среди двухэтажных домов. «Это своего рода камуфляж. Все не так уж плохо, пока ты не откроешь дверь », — сказала она, показывая мне на своем смартфоне фотографии разбитых окон, груд мусора, грязной ванной и матрасов на полу.

Другая программа убедила ее, что она должна дать Аарону больше свободы, а не меньше. «Нельзя его баловать», — вспоминает Анита, как сказал психиатр. Этот совет оказался почти фатальным, когда Аарон сказал, что хочет поехать на Ямайку, и Анита неохотно согласилась. Через неделю ей позвонила женщина из общежития Аарона. «Она идет:« Я сообщаю вам, что мы отправляем его в следующий самолет ». Здесь его убьют », — говорит Анита. «Он был в очень плохих районах Ямайки. Она сказала мне, что у кого-то был пистолет.Он просил купить марихуану ».

Со временем Анита и Пэт пришли к выводу, что им нужно долгосрочное решение для Аарона. Их не будет вечно, и они поклялись не обременять своих дочерей его заботой. «Это разрушило бы их жизни», — говорит Анита. Но куда он мог пойти? Отделения неотложной помощи обычно отправляли его домой как слишком хорошо работающего, а когда они действительно принимали его, он попал в психиатрическую палату или в психиатрическую больницу на несколько дней или две недели, что никогда не было достаточно времени, чтобы стабилизировать его.Страховка не покрывает более длительное пребывание. Семья Дамше проверяла психиатров, которые посещали дома, и проводили дневные программы возврата. Само по себе лекарство не было долгосрочным решением; Анита часто находила таблетки Аарона в туалете, в его обуви или на подъездной дорожке. Она даже писала письма Опре Уинфри и доктору Филу, прося совета. (Они так и не ответили.) «Вы просто надеетесь на чудо», — говорит Анита. «Я продал свою душу дьяволу, чтобы получить помощь, в которой, как мне казалось, он нуждался».

Люди с тяжелыми психическими заболеваниями составляют треть населения США.S. бездомное население, 20 процентов сокамерников и 15 процентов заключенных штата, по данным Лечебно-пропагандистского центра, некоммерческой организации, работающей над улучшением здравоохранения и законов для людей с тяжелыми психическими заболеваниями. И фундамент этой ситуации был заложен давно.

В середине 19 века учительница, писательница и активистка Доротея Дикс выступала за гуманное обращение с душевнобольными, основав или расширив более 30 психиатрических больниц по всей стране и инициировав движение за реформу психиатрической помощи.Спустя столетие государственные больницы были переполнены, недоукомплектованы персоналом и плохо финансировались, заполнены пациентами, зачастую живущими в ужасных условиях. С открытием новых антипсихотических препаратов началась попытка опустошить государственные психиатрические больницы, что вызвало исторический переход к оказанию помощи на уровне общины, чему способствовал Закон о психическом здоровье общины администрации Кеннеди 1963 года, который финансировал общественные и некоммерческие общественные центры психического здоровья CMHC), а также появление Medicaid.

По данным Э.Фуллер Торри, психиатр и исследователь шизофрении, основавший Лечебно-пропагандистский центр. Сегодня он оценивает это число в 35 000 человек. Несмотря на то, что в результате деинституционализации переполненные государственные больницы были освобождены, запланированный переход к оказанию помощи по месту жительства был недостаточно профинансирован и укомплектован персоналом. CMHC должны были стать спасательным кругом для людей с тяжелыми психическими заболеваниями, но многие из них обслуживали людей с более «управляемыми» проблемами — только от 4 до 7 процентов пациентов CMHC вначале приходили из государственных больниц, и со временем это число снизилась, хотя количество госпитализаций за тот же период увеличилось.В 1981 году администрация Рейгана превратила федеральные фонды, зарезервированные для CMHC, в блочные гранты, предоставив штатам право распоряжаться своими долларами и позволив игнорировать федеральную модель оказания помощи, разработанную при Кеннеди.

Некоторые эксперты утверждают, что CMHC продолжают уделять внимание людям с менее серьезными проблемами, оставляя таких людей, как Аарон, в затруднительном положении. «Намного легче обслужить человека с легкой депрессией или легким тревожным расстройством, который желает и может и хочет приходить на сеансы терапии», — говорит Элинор МакКанс-Кац, помощник секретаря по психическому здоровью и употреблению психоактивных веществ в Министерстве здравоохранения и социальных служб. который возглавляет Управление по борьбе с наркозависимостью и психическим здоровьем.CMHC «должны делать больше, чтобы помочь наиболее тяжелобольным, и они не делают эту работу прямо сейчас. И государства должны заботиться о бездомных, уличных, психотических, голодных, холодных, физически больных и психически больных. Это Соединенные Штаты Америки. Позор нам за то, что мы не справляемся лучше ».

«Я отправил миллион писем. Я сфотографировал объекты. Я спрашивала, как обучаются сотрудники, — говорит Анита. «Я сделала все это, потому что не хочу быть матерью, которую по телевизору спрашивают:« Почему вы не помогли ему? »»

Некоторым людям с шизофренией не хватает понимания своей болезни, и они не могут или самостоятельно лечиться не будет.Это Аарон. Для таких людей, утверждает Торри, Мэриленд «является одним из последних штатов, в которых вы хотите жить». Это потому, что это один из трех штатов, где нет закона об оказании помощи в амбулаторных условиях, или AOT, который предоставляет общественные психиатрические услуги в соответствии с постановлением гражданского суда для людей с серьезными психическими заболеваниями, которые в прошлом отказывались или изо всех сил пытались следовать за лечением.

Исследования показали, что АОТ при адекватном финансировании может снизить количество бездомных, госпитализаций и тюремных заключений.Однако некоторые критики утверждают, что это нарушает гражданские свободы пациентов. Другие считают, что есть более эффективные подходы к лечению, чем принуждение к соблюдению режима лечения. «Одна из причин, по которой Мэриленд не пошла по этому пути, заключается в том, что существует потрясающий рабочий союз между людьми, получающими услуги, сообществом поставщиков медицинских услуг и отделом психического здоровья», — говорит У. Лоуренс Фитч, бывший директор судебно-медицинской экспертизы в государственной психиатрической больнице Мэриленда. система здравоохранения, который в настоящее время преподает право психического здоровья на юридическом факультете Университета Мэриленда.«Они работают вместе, чтобы снизить стигму и поощрять услуги, которые достигают людей. Цель состоит в том, чтобы сделать его достаточно привлекательным, чтобы люди хотели получать услуги ».

Конечно, качество этой помощи часто зависит от местных ресурсов. «Программа дня Аарона состояла из нескольких групп, но в основном они зависали на улице и курили», — говорит Анита. Однажды, по ее словам, он приземлился в групповом доме, где на него напали и приставили к нему пистолет.

Еще одним препятствием для оказания медицинской помощи является количество пациентов в государственных больницах с психическими заболеваниями, вовлеченных в систему уголовного правосудия, известных как судебно-медицинские пациенты.В штате Мэриленд пять психиатрических больниц, и по данным Министерства здравоохранения штата Мэриленд, пациенты, назначенные судом, занимают большую часть этих коек — от 90 до 95 процентов в одном учреждении, от 60 до 75 процентов в четырех других. Пациенты-криминалисты часто остаются здесь надолго, поэтому неудивительно, что Аарона, частые госпитализации которого, как правило, не требовались судом, продолжали отправлять домой.

Аарон в больничном центре Спрингфилда в Сайксвилле, штат Мэриленд, в ноябре 2018 года.

Все изменилось за Рождество 2006 года.Именно тогда Аарон наконец «ворвался в правовую систему», как выразилась Анита. Недавно он начал встречаться с женщиной, с которой познакомился на приеме у врача. Через несколько месяцев после начала их отношений она поздно ночью позвонила Аните и Пэт и сказала, что Аарон ее ударил. Вместо того, чтобы отговорить ее от предъявления обвинений, они отвезли ее в полицейский участок, чтобы она могла оформить против него запретительный судебный приказ. Спустя несколько недель полиция пришла к ним домой с ордером на его арест, вытащила его из душа и надели на него наручники.«Я была в ужасе, когда его собирались застрелить, — говорит Аманда, которая в то время была дома. «Я думал, он что-то скажет или набросится, а они отреагируют слишком остро. Я был зол, но мне также было приятно, что он уезжает ».

Аарон был помещен в местную тюрьму, а затем переведен в больничный центр Спрингфилда для обследования. Он не уезжал больше двух лет. Когда он наконец это сделал, это было условно: он должен был согласиться принимать лекарства, посещать амбулаторное лечение, воздерживаться от наркотиков и избегать ссор с законом в течение следующих пяти лет.Если он нарушит любое из этих условий, он вернется в Спрингфилд. Это была сеть безопасности, которую искала Анита. «Мы сказали ему:« Это не будет вечно », — говорит она. «В голове у меня было такое:« Если — это навсегда, он в [больничной] системе ». После того, как вы выйдете, вы не сможете вернуться, если не вернетесь в тюрьму; Я не хотел, чтобы он сидел в тюрьме. Его бы убили в тюрьме ».

На данный момент Аарон был освобожден из Спрингфилда три раза за 13 лет — и каждый раз нарушал условное освобождение.Его нынешнее пребывание началось в марте 2018 года после того, как он ударил рабочего в доме своей группы. В течение нескольких месяцев, предшествовавших этому инциденту, он сходил с рельсов во время поездок на машине с Анитой, смотрел на незнакомцев через окно и кричал: «Я трахну этого человека!» и «Этот человек маленькая сука, которую нужно пнуть!» (На вопрос, помнит ли он те инциденты, Аарон ответил: «Мне так плохо. Когда я учился в старшей школе, я всегда поступал правильно. Я ушел от того, что делало меня хорошим человеком.Анита связывалась с людьми, которые заботились о ее сыне — консультантом в его групповом доме, кураторами — и объясняла, что он представляет опасность для себя и других. Но потребуются месяцы, чтобы привести его в более контролируемую среду.

Затем, в начале февраля 2018 года, Аарон подрался с сотрудником в доме своей группы. Несмотря на постановление суда о помещении его в больницу, его выписали в течение 12 часов, затем отправили в кризисный центр, а затем перевели обратно в Спрингфилд. Через неделю после этого инцидента в Паркленде, штат Флорида, произошла одна из самых смертоносных стрельб в школе в американской истории., когда 19-летний мужчина убил 17 человек в средней школе. Именно тогда президент Трамп опубликовал твит, который чуть не сломил Аниту: «Так много признаков того, что стрелок из Флориды был психически неуравновешен, даже исключен из школы за плохое и неуравновешенное поведение. Соседи и одноклассники знали, что он был большой проблемой. Должен всегда сообщать властям о таких случаях снова и снова! »

«Я сошла с ума», — говорит Анита в тот момент, когда она прочитала твит и поняла, что президент Соединенных Штатов, по сути, возложил ответственность за эти трагические смерти на семью стрелка.«Я подумал:« Боже мой! Никто не знает, через что я прошел за последние 20 лет. … Это было прямым ударом, поскольку член семьи предупреждал власти больше раз, чем я могу вспомнить, только для того, чтобы его отключили, уволили или проигнорировали ».

Одно из самых серьезных заблуждений о людях с серьезными психическими заболеваниями состоит в том, что все они опасны. Этот рефрен часто всплывает после массовых расстрелов, и тем не менее, как показывают исследования, большинство людей с шизофренией чаще становятся жертвами насилия, чем преступниками.У Аарона, конечно, бывают приступы агрессии, поэтому Анита так усердно старалась сдерживать его поведение. «Я отправил миллион писем. Я сфотографировал объекты. Я спрашивала, как обучаются сотрудники, — говорит она. «Я сделала все это, потому что не хочу быть матерью, которую по телевизору спрашивают:« Почему вы не помогли ему? »»

Дамши слишком хорошо знают, что быстрее получить доступ к ведущим методам лечения труднее чем должно быть. Качественный уход не является панацеей; По словам Джеффри Свонсона, профессора психиатрии и поведенческих наук Медицинской школы Университета Дьюка, даже если врачи найдут лекарства, которые устранят активные психотические расстройства и серьезные расстройства настроения, количество насильственных действий в целом снизится всего на 4 процента.Тем не менее, небольшое количество людей с серьезными психическими заболеваниями действительно совершают насильственные действия, и большинство из них не получают лечения или не получают должного лечения. Вот почему каждый день, когда Аарон находится в небезопасной обстановке дома или в учреждении, Анита боится, что он может пораниться. Или еще кто-нибудь.

«Я бы больше всего хотел, чтобы Аарон вернулся домой», — говорит Пат. «Я скучаю по ребенку. Я бы хотел, чтобы он снова получил какую-то жизнь. Он никогда не будет в этой больнице. Опять же, это одна из тех ситуаций, когда, если бы он пришел домой и попал в эти странные моменты… — он замолкает, вспоминая тот случай, когда Аарон дважды ударил его по голове, почти вырубив его.

«Я не знаю, что со мной будет, мама, — говорит Аарон. Анита наклоняется вперед. «Что-то случится. Всегда что-то происходит. Нам просто нужно… — Она замолкает. «Делай все, что в наших силах».

Не все истории о шизофрении разворачиваются так, как у Аарона. У Брэндона Стэглина случился первый психотический срыв в 1990 году, летом после первого года обучения в Дартмуте. «Я пытался заснуть, — говорит он, — и внезапно я почувствовал, как будто половина меня исчезла — правая половина моей головы чувствовала себя совершенно иначе.Как будто моя душа исчезла. Я пытался вспомнить мысли о моей девушке, семье, друзьях. Ни один из них не вызвал во мне привязанности. Это было ужасно ».

Несколько дней спустя Стэглин зарегистрировался в психиатрической больнице в Уолнат-Крик, Калифорния. Его родители, которые путешествовали по Европе, поспешили домой и бросились в бой. У них были средства и связи, врачи, по которым они могли позвонить, чтобы помочь им найти лучший уход для своего сына. И им повезло. Как выразился Стаглин: «У меня было достаточно проницательности, чтобы понять, что со мной что-то не так.

В течение трех месяцев Стаглин принимал клозапин (который на протяжении десятилетий был стандартным препаратом для лечения шизофрении; он не помогал Аарону). Он также проходил терапию, проводил занятия в Калифорнийском университете в Беркли и работал волонтером в зоопарке Окленда. Этот многоаспектный подход был редкостью в то время, но теперь он считается передовым в лечении: координированная специализированная помощь (CSC). Основываясь на многолетних исследованиях и исследовании, проведенном Национальным институтом психического здоровья в нескольких центрах, CSC объединяет молодых людей в начале психоза со специализированными комплексными услугами, такими как персонализированное лечение, психотерапия, семейное образование, услуги по работе и образованию, а также ведение пациентов, чтобы помочь они держат свою жизнь в нужном русле.

«В глобальном масштабе мы стремимся к тому, чтобы не лечить психоз более трех месяцев, но в конечном итоге мы хотим выявлять людей, находящихся в группе риска, еще до его проявления и пытаться предотвратить развитие психоза», — говорит Лиза Диксон, психиатр, руководящий Центр практических инноваций при Психиатрическом институте штата Нью-Йорк и возглавляет OnTrackNY, программу скоординированной специализированной помощи, предоставляющую услуги раннего вмешательства молодым жителям Нью-Йорка. «У нас нет лекарства от шизофрении, но [CSC] помогает людям справиться с тем, что с ними происходит, а не отправляет их обратно в неудачные ситуации.”

Согласно исследованию 2018 года, в Соединенных Штатах существует около 270 программ специализированной помощи, которыми охвачено чуть более 7000 человек. Но, по словам Диксон, этого все еще недостаточно.

Похожая модель лечения, ассертивное лечение по месту жительства (ACT), связывает людей с серьезными психическими заболеваниями с мультидисциплинарными группами поддержки, которые помогают им сориентироваться в лечении. Хотя исследования показывают, что ACT сократила количество госпитализаций и арестов и улучшила качество жизни людей с наиболее серьезными симптомами психических заболеваний, согласно исследованию 2019 года, только 13 процентов психиатрических учреждений предлагают услуги ACT.

Брэндон Стаглин дает представление о том, насколько мощным может быть раннее вмешательство. После года лечения он вернулся в Дартмут, окончил его с отличием и устроился на работу в авиакосмической инженерии. В 20 лет у него случился рецидив, но сегодня он живет в Напе, штат Калифорния, со своей женой и руководит семейной некоммерческой организацией One Mind, занимающейся исследованиями мозга.

Хотя CSC сегодня может быть самой захватывающей разработкой в этой области, она не поможет людям, которые уже много лет живут с шизофренией.И все же, хотя ученые не выяснили, как превратить Ааронов мира в Брэндонов, у Кеннета Дудека, старшего советника и бывшего президента Fountain House, ведущей общественной модели психического здоровья, есть надежда. «Мы не должны списывать 40-летних людей на мертвых. У меня есть 50 примеров, которые этому опровергают. Аарону должно быть , здесь », — говорит он, имея в виду Фонтанный дом, где люди с шизофренией и другими серьезными психическими заболеваниями собираются, учатся и работают вместе в своего рода самодостаточной деревне.По всему миру существует более 300 программ, основанных на Fountain House. «Если вы будете предлагать правильную поддержку в течение длительного периода времени, люди будут жить намного лучше. У них может быть настоящая жизнь », — говорит Дудек. «Шансы на то, что Аарон вернется туда, где он был, возможно, невозможны, но у него может быть собственная квартира, работа, отношения — это может произойти, если он начнет бороться со своей болезнью».

Анита и Аарон обнимаются во время визита.

Поездка на север от Боуи до Сайксвилля, штат Мэриленд., ничем не примечательна — длинные участки голых деревьев, грязные сугробы и пригородные торговые центры. Анита привыкла к однообразию. Она совершает этот часовой поход каждые выходные, обычно с Пэт, чтобы навестить Аарона. На дворе конец ноября 2018 года, и Анита сворачивает на узкую длинную дорогу, ведущую к объекту, на лобовое стекло. Величественные кирпичные здания в разной степени ветхости возвышаются над заснеженными полями. Десятки черных грифов неподвижно сидят на заборе. «Это путь в ничто», — говорит Анита.

Больничный центр Спрингфилда, региональный психиатрический центр штата Мэриленд, открылся в 1896 году и в свое время вмещал 4000 пациентов на его 1300 акрах. Сегодня это пережиток движения за деинституционализацию. Только половина его построек находится в эксплуатации.

Анита паркуется перед административным зданием и направляется внутрь, предупреждая меня, что Аарон, вероятно, будет выглядеть взлохмаченным и может быть в плохом настроении. Иногда их посещения длятся час; в других случаях — 10 минут.Когда Аарон встречает нас в подъезде, она тихонько ахает. На нем брюки цвета хаки и синяя рубашка с V-образным вырезом с длинными рукавами, у него ухоженная борода и недавно выбритая голова. Он не выглядел так хорошо уже много лет, размышляет она позже, гадая, откуда взялась эта одежда и кто помог ему поправиться.

Мы собираемся за столом в тесной комнате с белыми шлакобетонными стенами; в углу сидит женщина из больницы. «Я принесла книгу, — говорит Анита, протягивая Аарону альбом Superstar’s Keepsake.Аарон, которому тогда 41 год, наклоняется вперед, открывает обложку и просматривает заголовки.

«Резервный QB становится звездой».

«Пумы в названии игры с помощью Дамша».

«Dumsch справляется с давлением».

Аарон трет бороду. «Это была наша команда. Я скучаю по этим парням! Я не видел их много лет! » восклицает он. Если не считать дрожащих рук (побочный эффект его лекарства), он больше похож на посетителя, чем на пациента, своим небрежным тоном и веселым отношением. Когда я спрашиваю, каково это быть коронованным королем возвращения на родину — один раз в младших классах и снова в старших классах — на его лице расплывается улыбка.«Этого никогда не должно было случиться!» — выпаливает он от волнения. «Это самое странное во мне. Я хожу во все эти разные школы, и они назначают меня королем. У меня никогда не было достаточно известности, чтобы знать, кто эти люди! Короной кого-нибудь другого.

Он указывает на фотоальбом, читая вслух еще один заголовок: «Пеория обладает талантом, но у Сахуаро есть сердце».

«Это просто безумие, потому что в старшей школе я был таким хорошим ребенком. Эти статьи подтверждают это, а что случилось со мной потом? » Он упирается локтями в стол.«Я думаю, что если бы некоторые из моих товарищей по команде и тренеры узнали, что со мной случилось, я думаю, они были бы расстроены. Я ни за что не должен был через это пройти ».

Аарон делает большой глоток воды, затем закидывает руку на спинку стула и наклоняется к стене, источая легкую прохладу, которой его помнят друзья. Он говорит, что жить в Спрингфилде не так уж и плохо. Он смотрит «Голубую кровь» и «Вальбургеры». Он берет в столовой шоколадные пончики и газированные напитки. «Вы попадаете в рутину.Занимался бы я чем-то более важным, если бы меня не было здесь? Не совсем.» Анита морщится. «Я просто считаю эту тюрьму высококлассной. Не знаю, — говорит он, обращаясь к матери. «Я не знаю, что со мной будет, мама. Я просто сижу здесь.

Анита наклоняется вперед. «Что-то случится. Всегда что-то происходит. Нам просто нужно… — Она замолкает. «Делай все, что в наших силах».

Нога Аарона начинает трястись. Мы разговариваем уже около получаса, и он становится раздражительным и нервным.Когда он сидит там, разбивая свою пустую пластиковую бутылку из-под воды, я помню, как Анита рассказывала мне, как он изменится на ее глазах, превратившись из кажущегося нормальным в крик непристойности и заявив, что никогда не любила его.

«Когда вы уходите, вы просто переходите в другую программу или другую систему. Как будто нас здесь перерабатывают, как оборотную воду, — говорит он.

Анита пытается сменить тему: «У многих людей есть родственники, которые приходят в гости?»

«Не так много», — говорит Аарон.

«Я никогда не видела другую семью с тех пор, как вы здесь», — говорит она. «Вы здесь с марта, а мы приезжаем каждую неделю».

«Вот тебе путь, мама».

«Я знаю, — говорит она. «Мы видим, как меняются листья. Падает снег. Я могу поговорить с тобой немного ».

Аарон замолкает. «В этом нет никакого смысла», — говорит он, впервые замечая, что его мать плачет.

«Ничего страшного», — хнычет она. «Мы должны найти путь, чтобы это имело смысл.Вы молодой человек! Черт возьми, я молодая женщина! Мне 65 лет. У нас впереди годы. Мы должны … Я становлюсь эмоциональным, потому что скучаю по тебе. Она хватает его за руку.

«Ты не думаешь, что я не скучаю по тебе и папе?» он говорит.

«Я знаю, что это так. Я знаю, что ты знаешь.

«Это неправильно, — говорит Аарон, его голос внезапно становится плоским и монотонным. Он смотрит на стол, затем смотрит на сотрудника больницы, который тихо, почти неподвижно сидел в углу с момента начала интервью.«Эти люди будут страдать».

«Нет! Нет нет!» — умоляет Анита, опасаясь наброситься на него.

«Просто послушай», — говорит он, обращаясь к матери. «Что-то случится со мной».

«Стой! Теперь вы начинаете это делать. Хорошо!» — говорит Анита, каждое слово звучит убедительнее, чем следующее. «Итак, Аарон, давайте вернемся к лучшему. Обещай. Давайте поступим правильно «.

Анита и Аарон в Спрингфилде в ноябре 2018 года. В следующем году Аарон перейдет в три разные палаты, но останется в больнице.

Анита уже видела этот переключатель раньше. Аарон внезапно расстроится или начнет разглагольствовать о каком-то непоследовании, и она и Пэт уйдут рано, поедя домой в тишине, каждый страдает по-своему, пока один из них не спросит, что на ужин или что они будут делать на следующий день. потому что жизнь продолжается. Теперь со слезами на глазах она смотрит на Аарона и умоляет его успокоиться.

«Это не имеет значения, мама».

«Аарон!» — твердо говорит она. «Как-то мы сбились с пути, хорошо?» Она тяжело вздыхает.

Ясно, что интервью окончено. Мгновение спустя Аарон поворачивается ко мне и говорит тоном, которого я не слышал с начала нашего интервью: «Спасибо, мэм. Удачи вам, мэм. Затем они с Анитой встают и обнимаются. Когда она шепчет ему на ухо, он закрывает глаза и слушает, пряча голову в ее руках. Через несколько минут он надевает пальто и поворачивается, чтобы уйти.

В следующем году Аарон перейдет в три разные палаты, но не уедет, и его состояние останется прежним.Тем временем Анита сосредоточится на том, чтобы научиться «любить его больше», как она сказала мне несколько месяцев назад. «Мои цели, возможно, не были достигнуты, как я думал, например, лекарством или семьей для него или домом, но цель для него сейчас состоит в том, чтобы он был в безопасности. Он никогда не будет на улице. Мы проложили путь, чтобы он мог работать, когда нас нет ». Чтобы это произошло, Аарону потребовалось попасть в систему уголовного правосудия, но, по крайней мере, у семьи теперь есть план на будущее — и ее дочерям, отмечает Анита, «не придется брать на себя это бремя.

А пока, в этот осенний день в Спрингфилде, Анита смотрит, как выходит Аарон, затем падает обратно в кресло с мокрым от слез лицом. «Это все время эмоциональные американские горки», — говорит она. «Вы смотрите на своих детей и никогда не мечтаете, что это будет их судьба». Она качает головой. «Никогда.»

Эбигейл Джонс — писатель из Нью-Йорка.

Редактирование фотографий Дадли М. Брукс. Дизайн Майкл Джонсон .

Воспитание с матерью-шизофреником: врачи, содержание под стражей и борьба с ее смертью

Все фотографии Сучандрики Чакрабарти

Мой день рождения в конце апреля, когда деревья полностью розовеют, и это время моя мама называла «самым обнадеживающим временем года». Напротив дома, в котором я вырос, цветущее дерево, под которым она держала меня на портретах на день рождения в детстве. Хотел бы я найти эти фотографии.Каждый год, когда цветок впервые появляется на деревьях в Лондоне, я улыбаюсь и думаю о ней.

В январе следующего года она будет мертва через 20 лет. Моя мама умерла в результате жестоких побочных эффектов, которые она испытала после лечения препаратом клозапин, который назначают пациентам с устойчивой к лечению шизофренией. Это означает, что моя мама не будет принимать лекарства, поэтому ей пришлось сделать инъекцию этого лекарства.

Клозапин может истощать лейкоциты, поэтому пациентам сдают анализы крови, чтобы контролировать это.Моя мама, возможно, отказалась от анализов крови, скорее всего, у нее резко снизилось количество лейкоцитов, что подорвало ее иммунную систему, как это делает химиотерапия, и заразилась пневмонией. Она умерла дома, в возрасте 52 лет. Было субботнее утро, и мне было 16 лет, я был одет в униформу для моей субботней работы в Romford Woolworths.

«Я приходил домой из школы, потому что она настаивала на том, что моя сумка прослушивается, или чтобы увидеть, как она спорит со стеной гостиной.Хотя эти моменты были пугающими, они заставили меня пожалеть ее и защитить ее »

Написание этого абзаца выше ощущается как освобождение. Я сказал эти факты очень немногим людям в своей жизни, потому что я не знал, как сбросить завесу стыда и боли, которую я всегда чувствовал, окутывая это слово, вокруг ее состояния. Я решил написать эту статью для Недели осведомленности о психическом здоровье, потому что я рад, что мы прошли такой долгий путь за последние два десятилетия, и обмен нашими историями в Интернете во многом связан с этим.

Мне повезло, что мой отец, врач, объяснил мне ее болезнь с тех пор, как я себя помню, дав понять, что ее непредсказуемое поведение было условием, а не тем, кем она была на самом деле. Без взглядов врача и без интернета жизнь в доме, где у кого-то шизофрения, кажется полным хаосом. Я не раз приходил из школы домой, потому что она настаивала на том, что моя сумка прослушивалась и ей нужно было проверить ее; или увидеть, как она спорит со стеной гостиной.Хотя эти моменты были пугающими, они заставили меня пожалеть ее и защитить ее. Какими бы ни были эти невидимые силы, она чувствовала, что они угрожают ей.

Я и моя мама

Для меня все еще невероятно, что о хроническом, временами тяжелом, психическом заболевании моей мамы не говорили в индийской общине, в которой они общались, сосредоточенной вокруг северных и восточных районов Лондона. Недавно я вернулся домой на свадьбу, и друзья моих родителей говорили со мной о моем отце (который умер в 2003 году), но никто не упомянул мою маму.Она была другом, внучкой, дочерью, сестрой, женой и, в конце концов, матерью врача (хотя она не дожила до того, чтобы мой брат поступил в медицинский институт), но ей поставили диагноз только шизофрения, которая, скорее всего, была у нее. всю ее взрослую жизнь в возрасте 51 года. Симптомы обычно начинают проявляться в возрасте от 15 до 25 лет.

Я мог бы винить отца в том, что он отложил постановку диагноза, но я этого не делаю; для него это было похоже на выбор Софи: подвергнуть жену и детей потенциальному опустошению из-за того, что ее разделят на части? Лишить своих детей матери ради лечения, которое может даже не сработать? Или пройти последний «эпизод» и надеяться, что следующий период нормального (и веселого, и доброго, и умного, и любящего) поведения продлится? В этом жестокость циклического состояния; это оставляет слишком много места для надежды.

Государственная статистика показывает, что темнокожие люди с наибольшей вероятностью были задержаны в соответствии с Законом о психическом здоровье (разделенным) в 2017/18 году, а белые люди — с наименьшей вероятностью. Тем не менее, посмотрите внимательнее на разбивку по этническим группам, и индийцы на самом деле имеют более низкий уровень содержания под стражей, чем белые британцы, занимая второе место среди всех групп (а китайцы — самые низкие). По данным Фонда психического здоровья, статистические данные о количестве азиатских людей в Великобритании с проблемами психического здоровья противоречивы, хотя было высказано предположение, что проблемы психического здоровья часто не распознаются или не диагностируются в этой этнической группе.

Эти цифры недавние; В этой статье от июля 2000 года, через полгода после смерти моей мамы, говорится: «У афро-карибских людей в шесть раз больше шансов получить диагноз шизофрении, чем у белых, но исследования показывают, что это не имеет ничего общего с биологией». Таким образом, кажется вероятным, что причины чрезвычайно разных показателей диагностики шизофрении в разных группах в гораздо большей степени связаны со стереотипами, расой, классом, внешностью и многими другими факторами. Моя мама просто не соответствовала общему представлению о шизофренике; Она была миниатюрной ассимилированной индийской женщиной с дипломом о высшем образовании, прекрасно говорившей по-английски, а также на нескольких языках.Она не была физически «устрашающей», никогда никого не причиняла вреда и не нападала. Это тоже отсрочило ее диагностику.

Мамин паспорт

Но когда он пришел, я думал, что мой мир развалится. Однажды вечером, когда мне было 15 лет, к нам домой пришли врачи, чтобы осмотреть мою маму. Именно они решили разделить ее, чтобы посмотреть, как она отреагирует на лечение. В тот вечер ее увезли. Я помню, как потом мой папа рассказывал мне, что они сказали, как хорошо она представила себя, такая идеально одетая, с хорошими манерами, даже приветливая.Тем не менее, они могли так быстро определить, что у нее шизофрения, и ей нужно было срочно лечить.

Я попытался утешить себя тем, что вообразил, что ситуация в какой-то степени положительная. Это означало, что она получала необходимую помощь. Может, она вылечится. Я держалась за надежду этого ребенка и несла ее, как щит, при каждом болезненном переходе через множество запертых дверей психиатрической палаты, где она находилась в отделении. В конце каждого посещения она вкладывала мне в руку записку, в которой благодарила меня за то, что я принес ее одежду и другие личные вещи, написанная внезапно шатким почерком, что свидетельствовало об ужасных побочных эффектах ее лечения.

«Моя мама не соответствовала стереотипу шизофреника; она была миниатюрной ассимилированной индийской женщиной с дипломом о высшем образовании, прекрасно говорившей по-английски »

Каждый раз, покидая это место, я пытался выбросить все это из головы, делая вид, что этого не произошло. Более десяти лет я абсолютно никому не рассказывала о том, что моей маме делали три секции. Когда она приходила домой, она не принимала лекарства, потому что не верила, что у нее болезнь.Самая сильная версия этого лечения в конечном итоге привела к ее смерти.

Психическое здоровье и нездоровье не всегда проявляются в реальной жизни, как в фильмах, на телевидении, в книгах, детективных рассказах. Эти ложные изображения вполне могли сформировать неверно того, кого мы считаем явно психически больным и нуждающимся в лечении. В эпоху цифровых технологий у нас есть гораздо больше инструментов, которые помогут нам поделиться реальным опытом психического заболевания с другими людьми, которые понимают, жили с ним или рядом с ним. Это вселяет в меня надежду.

Когда я был подростком в Калькутте 1960-х, еще до того, как шизофрения полностью распространилась, моя мама писала в тетради некоторые из своих любимых литературных строк.

Мамина записная книжка 1960 года.

Я делаю то же самое, отправляя себе электронное письмо. Один из куплетов, который она записала, взят из Элегии Грея: «Многие цветы рождены, чтобы незримо краснеть / И растрачивать свою сладость в пустынном воздухе».

Это пронзительный образ, который мы оба любили: жизнь, полная многообещающих, но существующая в неподходящее время и в неподходящем месте.Тем не менее, какой бы печальной ни была ее история, я не позволю довести ее до этого; для меня она всегда будет весной, цветением и надеждой.

Что-то не так с мамой — Параноидальная шизофрения — Подкаст Sickboy

Поговорите с кем-нибудь.

Я не делал этого, пока не стало слишком поздно. По нескольким причинам я справился с этим в одиночку, и мои отец и сестра не знали, что происходит в течение многих лет. Я также думал, что уезжать с фермы нельзя из-за страха.Я был единственным, что у нее осталось, и я боялся, что она сделает с собой что-нибудь ужасное, если я уйду. Если бы это случилось, я бы не смогла жить с собой. Мне следовало раньше объявить о глубине ее проблем с психическим здоровьем, поведении и заблуждениях / теориях. Какими бы пугающими ни казались вам последствия, рассказывать взрослым и членам семьи — это правильный поступок, чтобы приблизиться к выздоровлению. Моя семья была сильно разбита и разлучена во время всего этого психического срыва, я был единственным близким ей человеком, которому она не полностью верила, что хотел причинить ей боль.Для параноидального шизофреника каждый стремится помочь вам, независимо от того, насколько вы близки, поэтому наличие очень поддерживающей и близкой семьи, которая доверяет своим отношениям, может помочь значительно повысить шансы на получение лечения.

ОСТАВАЙТЕСЬ СПОКОЙНЫМ И ПОЗИТИВНЫМ.

Это один из самых жестких советов, потому что очень трудно избавиться от этой негативной вещи, которую вы не можете контролировать. Работа с шизофреником чрезвычайно утомительна изо дня в день.Это может привести к различным страданиям из-за травмирующих событий и воспитания нестабильного человека. Эта болезнь может захватить вашу жизнь, если вы не будете делать то, что помогает успокоить душу и разум. Это разрушило бы меня, если бы я не искал отвлечения в других сферах моей жизни (школа, регби, друзья, социальные сети). Я все время напоминал себе, что это говорила болезнь, а не она, и что она так меня любит. Не позволяйте этой составляющей вашей жизни поглотить вас. Это ломает вас эмоционально и ментально, но вам нужно стать адаптивным и терпеливым, чтобы выжить.Это никогда не бывает легко сделать, и это может сказаться на вашем собственном психическом здоровье. В этот стрессовый период вы также страдаете, и даже если вы сосредоточены на психическом здоровье любимого человека, вам также нужно позаботиться о своем собственном. Будь то поход в спортзал, музыка, занятия йогой, спорт, рисование, что угодно. Вы должны помнить, что вещи, которые они говорят вам, не реальны и не имеют в виду их, независимо от того, насколько убедительны и реальны эти чувства для них. Они могут не помнить того, что они сделали или сказали, но никогда не соглашаются ни с одним из них, даже если вам это легче в то время, потому что это только подливает масла в огонь для шизофрении.

НАЙДИТЕ УДИВИТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ.

Очень важно окружать себя людьми, которые поддерживают вас и делают вашу жизнь лучше. Без моих замечательных друзей я не знаю, где бы я был на протяжении всего этого. Вам не нужно сталкиваться с этим в одиночку, каким бы одиноким и беспомощным вы ни чувствовали себя. Вам нужны люди, которые могут убрать плохие моменты дня, даже если это займет всего несколько минут. Смех лечит и помогает облегчить тяжелые времена. Не менее важно в это время оторваться от тех, кто заставляет вас думать о себе хуже.Плохой друг или дерьмовый партнер могут серьезно повлиять на ваши умственные способности. Разорвите любые связи с людьми, которые добавляют в вашу жизнь паранойю, стресс или недоверие. Это не стоит вашего времени и здоровья.

ВСЕГДА ВЫСТУПАЙТЕ ЗА СЕБЯ.

Независимо от того, насколько вы напуганы, постарайтесь не позволять мыслям и заблуждениям манипулировать вами, вашей жизнью и правдой. Никогда не поддавайтесь рассказам и никогда не соглашайтесь с их теориями, как бы они ни хотели, чтобы вы этого не сделали. Они не настоящие.Это нормально — быть сбитым с толку, нормально чувствовать себя виноватым и безнадежным, но ты должен быть для них силой разума. В детстве трудно найти ясность, потому что вы, родители, должны давать эти знания и образование. Вот почему так важно постоянно обращаться за помощью к профессионалам, будь то полиция, психиатрические больницы, больницы, службы помощи для больных шизофренией или любой человек, имеющий опыт работы с этим. Дайте понять, что вы в опасности, объясните, что вы боитесь потерять жизнь и вас, и ваших родителей.Научитесь избавляться от боли и сохранять крепкое психическое здоровье, преодолевая стресс, оставаясь активным, образованным и свободным.

БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ.

Вы должны осознавать свое окружение, много раз я обнаруживал, что должен следовать за мамой в местах, где мне было неудобно, или сидеть на пассажирском сиденье, когда она за рулем ведет себя отчаянно. Она говорила вещи, которые очень беспокоили насчет того, чтобы убить моего отца, и тогда в моем доме стало появляться оружие.Ничего из этого не было нормально. Как только я осознавал опасность, в которой оказался, я пытался ее остановить. Может быть трудно понять, что происходит, когда ты так далеко по этому пути, мой случай был экстремальным, поэтому ужас нормализовался. Также важно заметить, что кто-то манипулирует своей ситуацией или дает им возможность. Были взрослые, ежедневно поддерживающие мою ферму, которые знали, что она больна, и продолжали помогать ей в доказательстве ее теорий и сопровождать ее заблуждения. Это чрезвычайно усугубило болезнь моей матери, потому что люди, которым она доверяла, слишком боялись ее остановить.Это углубляло ее теории заговора, потому что другие взрослые, которым она доверяла, не говорили ей, что эти мысли были ненастоящими, из-за страха. Для меня это было крайне неприятно, потому что я знал, что они делали неправильно, и никто из них не помог бы мне из-за страха. По сей день ничего не продвинулось, дела у нее только пошли дальше и стали тяжелее. Трудно привлечь всех участников к одной и той же странице, и моя ситуация была другой, но если вы заметили, что другие взрослые участвуют не для того, чтобы помочь, поговорите с ними и заставьте их понять трудности, которые они создают, не решая их.

ВЕЩЬ МОЖЕТ СТАТЬ ЛУЧШЕ.

Никогда бы не подумал, что эту часть жизни у меня пройдут. Я думал, что попаду в ловушку и навсегда уничтожу из-за этого. Света в конце туннеля не существует, потому что для нас эта битва никогда не закончится. Но с тех пор, как я вырос, я залечил множество ран и пережил худшее из этой битвы. Это изменило меня, до сих пор мучает во сне, но также сделало меня сильнее и лучше. Хотел бы я сказать то же самое о своей маме, я знаю, как сильно мы оба хотим, чтобы все было по-другому.Моя мать, возможно, никогда не получит лечения, но может быть не так для других. Очень важно принимать лекарства в течение первых нескольких месяцев после появления симптомов. С тех пор, как я открыто рассказывал о своем психическом здоровье, другие люди делились своим опытом с похожими заболеваниями. Я встречал всего несколько человек с родительской шизофренией, и все они принимали лекарства, чтобы помочь своим близким. Эти истории показали мне, что некоторые люди могут выздороветь. Возможно, это не полный переход к предыдущей жизни, но он может стать лучше.Я надеюсь однажды сказать это своей маме.

Я много раз рассказывал об этой части моей жизни на записи. Я не хочу причинять ей боль, главным образом потому, что это ее жизнь. Единственное, в чем я полностью уверен на протяжении всей этой ебли, это то, что если я все еще слишком боюсь обсуждать все, что я пережил, то для меня не будет возможности увидеть какие-либо позитивные изменения в этом вопросе. Все, что нужно, — это один человек, чтобы рассказать о важности высказывания. Я больше не позволяю шизофрении внушать мне страх.Я надеюсь, что моя история может быть полезна любому, кто сражается, оставайся сильным.

Спасибо, что выслушали мою историю,

Марни

Перейти к основному содержанию

Поиск

В зависимости от юрисдикции, периода исследования и специфики населения примерно 50 процентов матерей, страдающих шизофренией, теряют опеку над своими детьми.Цель данной статьи — рекомендовать меры, направленные на предотвращение ненужной потери опеки. В этой статье содержится обзор литературы по социальной работе, сестринскому делу, психологии, психиатрии и праву по психическим заболеваниям и потере опеки за 2000–2011 гг. Рекомендации для матерей: (а) обеспечить здоровье семьи (б) предотвратить психотический рецидив, (в) заранее подготовиться к кризису, (г) задокументировать повседневную родительскую деятельность, (д) воспользоваться доступными родительскими ресурсами и е) стать осведомленными. о юридических вопросах, касающихся психического здоровья и опеки.С точки зрения политики, агентствам по защите детей и психическому здоровью взрослых необходимо устранять административные барьеры и сотрудничать. Доступ к соответствующим услугам поможет матерям, страдающим шизофренией, должным образом заботиться о своих детях и позволит этим детям расти и развиваться в их семье и обществе.

Психотическое заболевание может, но не обязательно, мешать индивидуальной способности быть хорошим родителем.При своевременном, надлежащем и адекватном образовании и ресурсах многие люди с психотическими заболеваниями преуспевают в воспитании своих детей. Это не всегда осознается работниками службы социальной защиты детей, на которых могут по-прежнему влиять устаревшие представления о психотических заболеваниях как о трудноизлечимых, а воспитание детей с шизофренией как о невозможных [1]. Без эффективного вмешательства родители, страдающие психотическим заболеванием, слишком часто теряют опеку над своими детьми [2], прискорбный результат, которого можно избежать путем раннего вмешательства [3–5].Акцент в этом клиническом обзоре сделан на матерей и с диагнозом шизофрения (поскольку очень мало литературы об отцах и влиянии на детей заслуживают отдельной статьи).

В этой статье использовались следующие сгруппированные поисковые термины в Google Scholar (включая MEDLINE, EMBASE, PsycINFO и SOCINDEX, а также медицинскую и юридическую литературу) за 2000–2011 годы: шизофрения / диагноз / под стражей; шизофрения / удар / заключение; шизофрения / послеродовой период / опека; шизофрения / лишение родительских прав.После обзора литературы и иллюстраций случаев (из которых были удалены идентифицирующие факты) даются рекомендации для матерей, лиц, обеспечивающих уход, и лиц, определяющих политику.

Изучая отчеты, опубликованные за последние десять лет, выяснилось, что примерно 50% женщин с шизофренией, которые являются матерями, теряют опеку над своими детьми, временно или навсегда, хотя процент зависит от юрисдикции.Например, в отчете из Канады указано, что 84% родителей, лечившихся от шизофрении в коллективной лечебной бригаде, не жили со своими детьми на момент интервью [6], но эта цифра включает родителей как мужчин, так и женщин, поэтому, вероятно, выше чем только для женщин. В Лондоне, Великобритания, Ховард и его коллеги [7] установили, что 63% женщин с психозами (но только 26% мужчин) были родителями. Холлингсворт [8] изучил 322 женщины с серьезным психическим заболеванием и обнаружил, что 26% потеряли опеку в какой-то момент жизни ребенка.Обследование матерей в психиатрических реабилитационных службах [9] показало, что 68% были навсегда разлучены, по крайней мере, с одним ребенком в возрасте до 18 лет, часто с небольшим последующим контактом. Число женщин с шизофренией, потерявших опеку над своими детьми, вероятно, со временем уменьшается по мере уменьшения стигмы и улучшения принимаемых мер. Тем не менее, он остается высоким, и требуется эффективное вмешательство на самой ранней стадии психоза.

Матери с серьезным психическим заболеванием, как группа, опасаются, что шизофрения в общественном сознании приравнивается к родительской некомпетентности или, что еще хуже, к родительскому пренебрежению или насилию [10].Это вполне может быть так, потому что матери, больные шизофренией, часто имеют относительно мало возможностей доказать свою родительскую компетентность. Акерсон [11] заметил, что родители с диагнозом психоз дважды становятся жертвами сначала психотического заболевания, а затем из-за того, что их дети забирают в целях защиты.

Лишение ребенка родительской опеки причиняет горе и страдания обоим. Это особенно сложно для матери, когда она мало что говорит в процессе или когда событие происходит в то время, когда она слишком больна, чтобы понять, что происходит.Диас-Канежа и Джонсон [12] в своем качественном исследовании 22 женщин с шизофренией, которые были матерями, пришли к выводу, что страх потерять опеку над ребенком или доступ к нему всегда превыше всего в сознании серьезно психически больных женщин, что затрудняет раскрытие им информации. поставщики услуг по уходу за детьми, с которыми они могут столкнуться. Сэндс и его коллеги [13] сообщили, что матери с психическим заболеванием, дети которых задержаны органами по защите детей, обычно сбиты с толку событиями и не знают, какие шаги предпринять для восстановления опеки.Без психиатрической и юридической помощи им трудно поддерживать контакт со своими детьми.

Послеродовой период — особенно уязвимое время для женщин, которым грозит потеря опеки. Психотические симптомы могут появиться впервые в этот период, и для матерей с предшествующим анамнезом психических заболеваний риск рецидива высок во время репродуктивной фазы [14, 15], что влечет за собой вполне реальную угрозу защитного удаления дети из-под опеки матери.Новорожденные являются наиболее уязвимыми членами общества, и поэтому законодательство о защите детей, как и должно быть, ориентировано на их нужды, а не на потребности матери, какой бы уязвимой она ни была. Молодым матерям с тяжелым послеродовым психическим заболеванием требуется существенная поддержка и защита, чтобы соответствовать требованиям компетентного ухода за младенцами и сохранения опеки над ними [16].

Пациент А.был госпитализирован из-за послеродового психотического эпизода. Раньше она никогда не болела. Пока она была в больнице, родители ухаживали за ее младенцем дома. Отец ребенка также принимал участие в уходе за ребенком. Перед выпиской пациента из больницы резидент психиатрической больницы обратился в службу помощи детям в качестве превентивной меры, чтобы уведомить агентство о том, что г-же А. может потребоваться помощь с материнством. К тому времени г-жа А. выздоровела и хорошо себя чувствовала. Было организовано психиатрическое наблюдение, в дополнение к которому несколько взрослых на дому выразили готовность и готовность помочь ухаживать за ребенком.Решение позвонить в службу помощи детям было принято исключительно на основании того факта, что пациентка страдала психозом, в результате чего ее «занесли в книги» службы помощи детям. Хотя это может восприниматься как мера предосторожности для семьи, это также может стать проблемой для матери, если, например, отец ребенка решит в будущем подать иск о единоличной опеке над ребенком.

Центральным моральным и юридическим вопросом, связанным с временным или постоянным прекращением родительских прав, является безопасность ребенка.Когда окружающая среда небезопасна, ребенка нужно удалить до тех пор, пока ситуация не изменится [17, 18]. Для маленьких детей безопасность окружающей среды обычно оценивается по наличию / отсутствию жестокого обращения и пренебрежения. Родитель должен иметь возможность обеспечить базовый уход (кров, питание, гигиену, одежду и медицинское обслуживание) и безопасность (защиту от опасностей, в том числе небезопасных людей). По мере взросления ребенка приоритет имеют другие области родительского окружения. Brockington et al. [18] классифицируют их как способность родителей обеспечивать: эмоциональной теплоты, (утешение, похвала и привязанность), поощрения к обучению, (через игру, язык, поддержку обучения и социальные возможности), руководство и согласованность условий ограничения (обучение вниманию к другим, самодисциплина, внутренние моральные ценности и ), и стабильная семейная база для взаимодействия с остальным миром.

Оценка компетентности родителей требует навыков и опыта. Хотя относительно легко установить наличие грубого пренебрежения или жестокого обращения, более тонкие качества воспитания оценить труднее. Инструменты родительской компетенции несовершенны; они имеют тенденцию сосредотачиваться на недостатках, а не на сильных сторонах, и они подвержены культурным предубеждениям, поскольку родительские нормы различаются в разных культурах [19, 20].

Помимо компетенции родителей, в решение принимаются такие условия, как физическая и психическая инвалидность, побочные эффекты лекарств, история госпитализации, качество и постоянство условий жизни, трудовой стаж и социально-экономический статус делать об опеке.Все эти переменные тесно связаны с психическим заболеванием, и, как следствие, родители с психиатрическим диагнозом чрезмерно представлены в процедурах расторжения родителя. В австралийском исследовании психиатрическое заболевание родителей было наиболее распространенным заболеванием на таких судебных заседаниях [21]. Семейное положение также важно — незамужние женщины (а это характеризует большинство женщин с диагнозом шизофрения) с большей вероятностью потеряют опеку, чем их замужние сверстники [22]. Социальная интеграция в сети семьи, друзей и членов сообщества, часто недостаточная у женщин с шизофренией, также актуальна [8].Чем плотнее социальная сеть, тем меньше вероятность того, что дети будут задержаны службами защиты детей. Диагноз шизофрении сам по себе подрывает шансы женщины на сохранение опеки, так же как и злоупотребление психоактивными веществами, которое часто сопровождает психическое заболевание [7]. Недавние исследования показали, что злоупотребление психоактивными веществами, возможно, является наиболее важным фактором, способствующим этому [23, 24], хотя существует множество взаимодействующих факторов, определяющих размещение вне дома. Молодым матерям, страдающим психозом, очень трудно отделить себя и своих детей от сети проблем, в которые они попали.

Есть несколько способов, с помощью которых матери с тяжелыми психическими заболеваниями могут снизить риск задержания ребенка. Поставщики медицинских услуг обязаны предоставить матерям эту информацию и обучение, чтобы помочь им сохранить целостность своей семьи [25].

Пытаясь обеспечить своих детей, матери часто пренебрегают собственным здоровьем, однако поддержание личного здоровья является важным первым шагом на пути к обеспечению опеки над детьми.Это включает в себя правильную диету, график здорового сна, программу упражнений, регулярные посещения врача и психиатра, а также соблюдение предписанного режима приема лекарств. В ответ на вопросы большинство матерей с шизофренией понимают, что опека может быть потеряна, если не соблюдается предписанное лечение их состояния [26].

Пациент Б., единственный ухаживающий за 5-летним сыном, обратился за лечением от психотических симптомов, но отказался от антипсихотических препаратов. Она была госпитализирована против ее воли после того, как оскорбляла другую мать в школе своего сына. Во время госпитализации ее сын находился на попечении двоюродного брата. В больнице г-жа Б. продолжала отказываться от лечения. Она попросила адвоката представлять ее интересы, чтобы она могла выписаться из больницы и вернуться к сыну.Адвокат отстаивал ее интересы с персоналом больницы и убедил г-жу Б. согласиться на лечение по месту жительства (амбулаторное лечение), которое включало ежемесячные депо антипсихотические инъекции. Адвокат убедил ее, что это будет ее лучшим выходом для восстановления опеки над сыном. У г-жи Б. был отличный терапевтический ответ на антипсихотическое средство, и она вскоре вернулась домой. Ее сын вернулся под ее опеку, и, когда истек 6-месячный срок лечения по месту жительства, г-жа Б. продолжила делать инъекции добровольно, потому что ей стало намного лучше.Служба защиты детей работала совместно с юридическими и психиатрическими учреждениями, чтобы помочь этой семье оставаться вместе. Последующее наблюдение спустя много лет показало, что г-жа Б. преуспела как родитель. Она больше не госпитализировалась, и ее сын остается здоровым.

По мере ослабления симптомов психоза стресс у родителей снижается, и качество воспитания неизбежно улучшается [29]. Одного устранения симптомов недостаточно [30], но это показывает суду, что матери берут на себя ответственность за этот аспект своего выздоровления.

Предотвращение повторения симптомов и возможности госпитализации важно для непрерывности родительского ухода, а это означает, что необходимо избегать психиатрических кризисов с помощью упреждающего планирования и самоконтроля. Матерям можно посоветовать вести письменный список личных триггеров рецидива и ранних предупреждающих знаков (бессонница, нарушение гигиены, повышенная подозрительность и т. Д.), А также знать о своих лекарствах.Требование об изменении дозы при угрозе рецидива должно быть тщательно обсуждено между матерями и медицинскими работниками; матери необходимо знать, когда и как она может увеличить (или уменьшить) свой рецепт, чтобы предотвратить кризис. Ей необходимо задокументировать, что помогало в предыдущих затруднениях аналогичного характера и что она может сделать, чтобы их предотвратить. Ей нужен свободный доступ к кризисной помощи. Свидетельства самомониторинга убеждают суд в том, что матери признают, что они страдают потенциально рецидивирующим заболеванием, и делают все возможное, чтобы предотвратить рецидив.

Если возникнет необходимость в госпитализации, важно, чтобы матери были готовы к этому нарушению их способности заботиться о своих детях. Для родителей с психическими заболеваниями в электронном виде доступны несколько шаблонов кризисных планов, эффективность ни одного из которых еще не прошла [31]. Лучше всего, чтобы все члены семьи и все лица, обеспечивающие уход, принимали участие в разработке плана действий в кризисной ситуации. Цель состоит в том, чтобы обсудить, что должно произойти в чрезвычайной ситуации, и уточнить ответственность каждого члена сети поддержки.Дети постарше должны быть частью группы реагирования, поскольку они могут первыми заметить симптомы раннего заболевания у своей матери, и им нужно знать, к кому обратиться в таких обстоятельствах. Однако важно не перегружать детей обязанностью заботиться о больном родителе.

Номера телефонов и адреса суррогатных опекунов должны быть доступны детям, а также поставщикам медицинских услуг. Следует подумать о создании резервных опекунов на случай недоступности первого выбора.План следует записывать, публиковать и периодически обновлять, потому что имена и детали будут меняться. Он должен включать важную информацию о потребностях детей: их врач, стоматолог, учителя, аллергия, предпочтения в еде и занятиях, любимые игрушки, распорядок дня перед сном, а также физический и психологический анамнез. Планы для домашних животных должны быть включены. Рейперт и его коллеги [31] сообщают, что на разработку всеобъемлющего плана действий в кризисной ситуации обычно уходит 6–12 месяцев, потому что организация всех необходимых межведомственных встреч занимает много времени.Такой план показывает суду, что матери ставят свои родительские обязанности превыше всего.

В зависимости от сообщества, классы родительского воспитания, группы взаимопомощи или поддержки родителей, наставники для родителей, теплые линии для родителей, посещения на дому и службы временного ухода могут быть доступными ресурсами [32–34]. В Нидерландах даже был разработан онлайн-курс для родителей [35]. Хорошо подготовленные поставщики медицинских услуг должны быть в состоянии указывать матерям правильные направления для доступа к лучшим ресурсам [36].Повышение квалификации родителей демонстрирует суду, что матери изо всех сил стараются быть ответственными родителями.

Когда судья просит предоставить доказательства хорошего воспитания, многие матери не знают, что сказать, особенно потому, что такие вопросы обычно не задают матерям, если они не страдают психическим заболеванием. Однако судья имеет право задавать вопросы о безопасности и вопросах, относящихся к родительским компетенциям, аналогичным тем, которые были изложены Brockington et al.[18] Матерям можно помочь задокументировать то, как они изо дня в день решают инструментальные и эмоциональные проблемы своего ребенка, как они помогают своим детям разрешать конфликты, как они устанавливают границы и как они помогают социализировать своих детей. Им необходимо вести учет с подробным описанием своих родительских сильных сторон и качества связей, существующих с их детьми. Медицинские работники должны быть в состоянии дать матери рекомендации, чтобы она не растерялась, когда в суде возникнут вопросы о ее родительских обязанностях.

Матерям необходимо понимать действующие в их юрисдикции законы о сообщении о жестоком обращении с детьми. Им необходимо связаться с адвокатами, которые разбираются в психических заболеваниях и семейном праве, а также в системе судов по семейным делам и могут выступать в качестве сильных адвокатов. Политика, направленная на содействие скорейшему выздоровлению детей, находящихся вне дома, может непреднамеренно дискриминировать родителей с психическим заболеванием, поскольку они ускоряют лишение родительских прав, предоставляя только короткий период времени новым родителям для достижения целей, поставленных агентства по защите детей.Адвокаты и медицинские работники должны помочь матерям достичь этих целей как можно быстрее, обеспечив доступ и законные права на необходимую поддержку и услуги. Важное значение имеет сотрудничество между защитой детей и юристами, которые представляют родителей в процессе опеки и расторжения. Однако это непростое сотрудничество, потому что профессионалы в области защиты детей и судебные специалисты происходят из двух разных культур: первая — культура заботы и заботы, вторая — враждебная система, которая, прежде всего, ценит индивидуальные права [37].Существует определенная потребность в просвещении судей и судебных работников в области психического здоровья.

Службы раннего вмешательства, службы охраны психического здоровья взрослых и службы защиты детей часто действуют на основе конкуренции, а не сотрудничества [38]. Крайне важно разработать философию и систему ухода, которые совместно удовлетворяют потребности всей семьи. В настоящее время имеется многообещающая база данных об эффективности комплексных услуг для семей, пострадавших от серьезных психических заболеваний [39].

Термин «сквозной» все чаще используется для описания ориентированного на семью подхода, основанного на сильных сторонах, который использует набор как формальных услуг, так и естественной поддержки [40]. Еще одна часто используемая фраза — «система ухода». Система заботы — это сеть структур и отношений, которая поддерживается общими ценностями и действует в административных и финансовых юрисдикциях [41, 42]. Система опеки, ориентированная на семью, основана на потребностях детей, родителей и расширенной семьи.Он поддерживает выбор, постоянную оценку и подотчетность, а также способствует партнерству между семьями и профессионалами, сотрудничеству между несколькими агентствами и секторами обслуживания, а также индивидуализированным услугам, учитывающим культурные различия. Культурная чувствительность услуги означает способность ее персонала понимать, ценить и учитывать точку зрения семьи при оказании услуг и, когда это возможно, предоставлять услуги на языке, который предпочитает семья.

В циклической системе существует единая точка входа для множества предоставляемых услуг.Среди них стратегии раннего выявления и профилактики, внимание к репродуктивному здоровью и здоровью ребенка, консультирование по вопросам злоупотребления психоактивными веществами, ведение дел, связь со школами и правовой системой, финансовая поддержка, кризисное управление, жилье, транспортная помощь, профессиональная помощь, духовная, культурная и рекреационное руководство и временный уход. В идеале услуги должны быть открытыми и учитывать стигму, связанную с психическими заболеваниями. Кук и Стейгман [43] выступают за поддержку, специально разработанную для сохранения родительских отношений.Они определяют оценку сильных сторон и потребностей родителей, консультирование по вопросам контроля рождаемости, поддержку при принятии решения о беременности, консультирование по поводу травм и жестокого обращения, поддержку со стороны сверстников, наставничество родителей, самопомощь, группы поддержки для детей и управление лекарствами как важные аспекты системы ухода.

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека?

Шизофреногенная мать — bob_ling — LiveJournal

шизогенная и шизофреногенная мать – УСПЕШНЫЕ МОЗГИ – психологическая аналитическая консультация

Почему я выбрала свое здоровье, а не маму

Диагноз

Свежие новости

На расстоянии вытянутой руки

Переговорить голоса в голове

Стигма психических расстройств

Наследственность

Вместо эпилога

—

«ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА. Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы [litres]

Клинические примеры — кафедра психиатрии и наркологии 1СПбГМУ им. И.П. Павлова

ФГБНУ НЦПЗ. Диссертации. Озерова Наталия Ивановна. Риск проявления и клинические особенности шизофрении в зависимости от пола родителей и детей.

Призрак шизофреногенной матери | Журнал этики

Список литературы

Цитата

DOI

Информация об авторе

Шизофрения: Другая моя мать — Caregiver.com

Что шизофрения делает с семьями и почему система психического здоровья не справляется

Воспитание с матерью-шизофреником: врачи, содержание под стражей и борьба с ее смертью

Что-то не так с мамой — Параноидальная шизофрения — Подкаст Sickboy

Вмешательство для предотвращения потери опеки матерями с шизофренией

1. Вмешательство для предотвращения потери опеки над детьми у матерей с шизофренией

2. Метод

3. Распространенность потери опеки среди матерей с психозом

4. Влияние диагноза на потерю опеки

5. Последствия потери опеки для матерей

6. Послеродовая уязвимость к потере опеки

7. Пример составного случая ненужного вовлечения детей в послеродовой психоз

8. Причины прекращения родительских прав

9. Чрезмерная представленность психиатрических пациентов в слушаниях по расторжению договора родителями

10. Предотвращение потери опеки: рекомендации для матерей и лиц, обеспечивающих уход

10.1. Поддержание психического здоровья

11. Пример из практики

11.1. Самоконтроль на предмет признаков рецидива

11.2. Разработка антикризисного плана

11.3. Использование ресурсов для родителей

11,4. Документирование процедур домашнего хозяйства и ухода за детьми

11,5. Навигация в правовой системе

12. Рекомендации для политиков

You may also like

Добавить комментарий Отменить ответ