alexxlab Чем хуже – тем хуже
Действительность превзошла ожидания: оказалось, что «чем хуже – тем хуже» / Д. Гришкин / Ведомости
В свое время Николай Чернышевский выдвинул знаменитый лозунг: «Чем хуже – тем лучше». Чем хуже обстоят дела в стране, тем лучше тем, кто ждет перемен, ведь так режим скорее рухнет. Значительная часть общества – бизнеса, «креативного класса» (по-тогдашнему – интеллигенции) – этим лозунгом и стала руководствоваться. В итоге мы получили революцию, в которую половина элиты не верила, а половина приветствовала, потому что «хватит это терпеть».
Однако действительность превзошла ожидания: оказалось, что «чем хуже – тем хуже». Сейчас мы подошли к такому же переломному моменту. Российский бизнес, российская элита давно поняли, что власть завела страну в тупик. Санкции, которые могут быть сняты только в случае прекращения внешнеполитических авантюр, никуда не уйдут, так как геополитика для власти интереснее экономики. «Возрождение империи» превратилось в ее закат, и ситуация февраля 17-го года все ближе.
Что произошло в том 17-м году? Станция Дно, отречение – казалось, теперь-то пора взяться за дело и строить новую прекрасную страну. Но получилось по-другому. Ни одна из политических сил на тот момент не обладала необходимой легитимностью. Правительство так и не стало ответственным, Дума дискредитировала себя, двор исчез.
Эти реалии отлично ложатся на нашу действительность с заменой слова «двор» на «администрацию президента». Поэтому главный вопрос, который сейчас стоит перед элитой: что произойдет в тот момент, когда на очередной станции Дно будет подписано отречение? Не имеет значения, будет ли это «я устал, я ухожу», апоплексический удар табакеркой или любой другой сценарий. Главное – кто сможет взять власть и удержать ее. И не окажутся ли это новые большевики, не превратится ли вновь февраль в октябрь. Какие силы, способные перехватить власть в нужный момент, есть в стране? Сразу отставим в сторону армию: путь хунты нам не грозит, самостоятельных лидеров там нет с 90-х гг.
Спецслужбы не могут служить государствообразующим элементом. Кто остается?
Во-первых, ястребы, железные крылья голубя, ГКЧП 2.0. Собирательные Сечин и Патрушев. Им есть что терять, их вряд ли что-то остановит, а картина мира таких ястребов известна: Америка – враг, бизнес отнять, все в себя и под себя. К чему приведет такое правление, которое, безусловно, будет крайне недолгим? К распаду страны, так как лояльность регионов и социальное спокойствие покупать будет нечем. Попытка опереться на патриотический угар к тому времени себя исчерпает, грубая сила сдержать разваливающуюся империю не поможет. Что произойдет в этом случае с элитой, тихо ожидавшей конца режима и повторявшей «чем хуже – тем лучше»? Выхода для нее не будет, кроме как привычного послереволюционного – за границу.
Есть и второй вариант: выпавшую власть могут перехватить «новые большевики». Те, кто сейчас находится на периферии политического процесса и кажутся маргиналами. Движение «Новороссия», Стрелковы и Гиркины.
У них уже есть успешный опыт превращения развитого региона в дымящиеся руины, и сожалеют они только о том, что масштаб оказался маловат. Когда мы рассматриваем такую перспективу как невероятную, снова стоит вспомнить 1917 год. Если вся Россия станет набором разного размера «народных республик», охваченных гражданской войной, кто повторит тогда из прекрасного далека «чем хуже – тем лучше»?
Но в любой ситуации должен быть третий путь, выбор из двух зол и дорожка посередине. Этот выход в нашем случае – легитимность, которой в необходимый момент будут обладать представители парламента, не связанные, однако, ни деньгами, ни интересами с прежним режимом. Они смогут заключить союз с теми силами во власти, кто тоже готов к реформам, но пока не видит поддержки и не может самостоятельно начать изменения. Именно при таком развитии событий можно будет остановить оба разрушительных сценария.
Приведу простой пример: в 1991 г. в Красноярском крае всего шесть оппозиционных депутатов во время путча взяли на себя ответственность за решения в крае, пока остальные почти три сотни парламентариев прятались, а крайком срочно убирал овощи в пригороде.
Это не уникальный опыт: на легитимность в момент кризиса власти опиралась и польская «Солидарность», о которой так любят вспоминать в России. Не будучи формальной властью, ее лидеры опирались на поддержку своего профсоюза и смогли обеспечить проведение мирных реформ. История знает и другие примеры, когда поддержка элит и народа давала стране шанс мирного перехода к новому этапу развития: от Славной (и бескровной) революции в Англии до мягкой отмены франкистской диктатуры в Испании.
В каждом из этих случаев у новой политической силы была легитимность, была готовность принять ответственность на себя и, наконец, было понимание, что нужно делать.
Все это необходимо обществу сейчас, на пороге очередного 17-го года. Безусловно, ближайшее будущее непредсказуемо. В любой момент могут появиться новые факторы, которые изменят всю логику событий, однако наличие хотя бы небольшой группы легитимных политиков, готовых к реформам, все равно сможет дать стране необходимый шанс, если ситуация будет развиваться по худшему сценарию.
Сможем ли мы отказаться от соблазна вновь сказать: «Чем хуже – тем лучше»? Если долго призывать «чуму на оба ваши дома», она непременно придет, но не спасется уже никто. Стоит дать России еще один шанс.
Автор – депутат Государственной думы
Новости СМИ2
Хотите скрыть рекламу? Оформите подписку
и читайте, не отвлекаясь
Чем хуже — тем лучше? – Газета.uz
Последние 40 лет, экономический рост во многих развивающихся странах происходит достаточно медленно, а некоторые из них вот уже десятки лет растут очень незначительно в пересчёте на душу населения. Естественно, в отсутствие роста качество жизни в таких странах остаётся низким: люди живут меньше, чем в богатых странах, дети болеют чаще и младенческая смертность выше, много людей живут в бедности, при этом качество школ и больниц плохое, воздуха и воды — тоже. Города менее приспособлены для качественной жизни, и поэтому люди чаще погибают от автокатастроф и чрезвычайных происшествий. Если коротко, то в странах с плохой экономикой жить не слишком хорошо, особенно если вы не принадлежите к очень узкому кругу привилегированных лиц.
Главной причиной такого отстающего роста является неправильная экономическая политика. Видя свою отсталость, такие страны не говорят, что им нужно заимствовать экономические реформы более успешных стран и территорий, таких как Сингапур и Гонконг, и отвернуться от своих неработающих традиций. Наоборот, бедные и развивающиеся страны с завидной частотой ведут экономическую политику, которая ограничивает рост экономики: протекционизм, «промышленная политика» в интересах узкого круга групп интересов, чрезмерное регулирование бизнеса, большая роль государства в распределении ресурсов, высокая налоговая нагрузка, неэффективное управление госпредприятий, зависимость центрального банка от правительства и непрозрачная фискальная политика. Что примечательно, чем беднее страна, тем чаще можно увидеть такую экономическую политику.
Поэтому многим наблюдателям развития бедных стран кажется, что в таких обществах только глубокие кризисы и потрясения могут заставить их реформировать экономическую политику и отказаться от мер, которые задерживают их рост.
Некоторые обозреватели верят, что правильные реформы случаются в результате «очень плохих событий», которые заставляют общества взглянуть «по-новому» на происходящее и поменять экономическую политику. Такой взгляд на реформы кажется фаталистическим, но он достаточно популярен.
Реклама на Газета.uz
Например, в начале XX века Николай Чернышевский был известен фразой: «Чем хуже — тем лучше». Эту же фразу иногда приписывают Ленину, говоря о том, что он был сторонником репрессий и ограничения свобод, потому что это могло приблизить революцию. Если перефразировать эту идею, то получается, что чем хуже обстоят дела в стране, тем лучше это для перемен и реформ в будущем.
Но есть исследования, которые показывают обратное: прогресс случается в результате хорошего, а не плохого. Экономист университета Джорджа Мейсона Брайан Каплан предлагает модель так называемой «ловушки идей», которая объясняет, почему, когда всё плохо, вряд ли возникнет спрос на правильные реформы в обществе.
Его модель предполагает следующее: чем хуже дела в обществе, тем меньше вероятность правильных реформ.
Его модель предполагает следующее: чем хуже дела в обществе, тем меньше вероятность правильных реформ.Его модель зиждется на допущении о том, что наименее приятные места для проживания в мире имеют три общие черты: во-первых, низкий экономический рост; во-вторых, экономическая политика, препятствующая росту; и в-третьих, сопротивление людей, принимающих решения, идее о том, что другая экономическая политика лучше.
Представьте, что три переменные — рост, политика и идеи — отражают суть экономической и политической ситуации. Затем мы можем вывести три заключения, первые два из которых верны по определению:
1. Хорошие идеи являются причиной правильной экономической политики.
2. Правильная экономическая политика способствует хорошему росту.
Третий вывод гораздо менее интуитивен:
3. Хороший рост является причиной хороших идей.
Чтобы понять третий вывод, можно посмотреть, как рост доходов повышает экономическую грамотность, а уровень доходов этого не делает.
Другими словами, даже бедные люди, доходы которых быстро растут, обладают большим экономическим чутьём, чем богатые люди, чьи доходы не растут.
Вывод из этого такой: хорошие идеи приводят к правильной экономической политике, правильная экономическая политика ведёт к хорошему росту, а хороший рост подкрепляет хорошие идеи.
Плохая новость в том, что мы можем увязнуть и в противоположном исходе. Общество может застрять в «ловушке идей», где плохие идеи приводят к неправильной политике, а неправильная политика — к плохому росту, когда как плохой рост является благодатной почвой для плохих идей.
Как только вы попадаете в эту ловушку, часто требуется лишь здравый смысл, чтобы выбраться из неё. Но когда люди в отчаянии, им тяжело понимать здравый смысл. Недавняя нехватка масок в США во время пандемии — прекрасный тому пример. Здравый смысл подсказывает, что для того, чтобы уменьшить нехватку масок и средств защиты, нужно сделать производство и поставку более прибыльными — дать возможность рынку повысить цену.
Но вместо этого реакция большей части общественности была наброситься на поставщиков за то, что они не выполняют свою работу и призвать правительство запретить рост цен.
Другими словами, моменты отчаяния не являются хорошим временем для хороших идей и правильной политики. Как раз наоборот, чем хуже обстоят дела, тем менее вероятно, что правильные решения будут приниматься обществом.
Связь между экономическим ростом и идеями не столько логическая, сколько психологическая. Конечно, нелогично принимать контрпродуктивные идеи и проводить неправильную политику только потому, что условия ухудшаются — но люди с завидным постоянством делают это.
Пример этого можно было наблюдать на рынках валюты в разное время в разных странах. Например, недавно в Турции или во время Азиатского финансового кризиса: когда курсы валют повышались — общество и политические лидеры обвиняли в этом спекулянтов и участников чёрного рынка. Когда цены на какие-то товары повышаются, общество и лидеры в некоторых случаях принимают наихудшие возможные решения.
Например, в 2003 году, когда резко поднялись цены на мясо в Аргентине, правительство запретило экспорт мяса и тем самым уничтожило развитие индустрии и повлекло много других печальных экономических и социальных последствий.
То же самое происходит во время высокой инфляции — общество и лидеры ищут «козлов отпущения» и принимают решения в пользу увеличения инфляции. Даже наша современная история может послужить ярким примером принятия наихудших решений в плохих условиях. Когда правительство сделало сум неконвертируемой валютой, ограничило импорт и хотело «развивать экспорт» через искусственно высокий курс доллара, цены на наши основные экспортные товары резко снижались на мировых рынках, то есть это решение было принято в «плохие времена».
Получается так, что в модели Каплана эти два равновесия устойчивы и стабильны: либо вы находитесь в равновесии, где хороший рост провоцирует хорошие идеи, либо вы находитесь там, где отсутствие роста провоцирует на ещё более плохие идеи.
Казалось бы, как можно выйти из этого порочного круга? В своей модели Каплан называет это «удачей». Время от времени общество выигрывает небольшую лотерею. Например, по какому-то случайному обстоятельству лидеры решают попробовать более свободный рыночный подход. Их политика увеличивает рост, что, в свою очередь, улучшает общественное понимание и вызывает спрос на ещё более правильные идеи и реформы для развития. В других моделях похожий сценарий называется «точкой перелома», когда какое-то событие может перевести страну с одного состояния в другое.
Выводы Каплана насчёт двух устойчивых состояний очень важны для понимания природы реформ. С одной стороны, важно понимать, что правильные реформы и преобразования случаются, «когда дела идут хорошо» и быть фаталистом непродуктивно. Другими словами, когда вы видите улучшения, которые кажутся не столь уж важными и революционными, нужно быть оптимистом, потому что эти мелкие преобразования в хорошую сторону могут стать почвой для хороших идей и последующих правильных реформ в будущем.
С другой стороны, нужно быть очень внимательным даже к незначительным откатам назад и кажущимся не очень важными неправильным решениям. Казалось бы, если какое-то решение повлечёт незначительные негативные последствия для экономики — нет повода горевать, но нам надо понимать, что эти маленькие неверные шаги являются очень благодатной почвой для ещё более неверных шагов в будущем.
Голос разума и здравого смысла получает отклик, когда всё идёт хорошо, когда общество и лидеры спокойны, чтобы рационально думать о том, как изменить статус-кво, и, возможно, даже переосмыслить ошибки. Поэтому сторонники рыночных реформ всегда должны болеть за хорошие времена и радоваться даже незначительным улучшениям.
Есть натуральная и интуитивная тенденция у людей верить, что ошибки могут научить общество делать правильные выводы, но, к сожалению, это не так. Важно не быть фаталистом — ожидать что хорошие преобразования начнутся только после того, как мы ударимся об стену, сделаем правильные выводы и отвернёмся от методов, которые разрушают экономику.
Как раз наоборот, история и теория показывают, что за ошибками следуют ещё более худшие ошибки и вряд ли что-либо, кроме так называемой «удачи» или «точки перелома» может что-то изменить. Надо понимать, что и развитие, и деградация не происходят в одночасье, и каждый маленький шаг в каком-то из направлений увеличивает вероятность шага в этом же направлении. Это иногда называют колеёй или зависимостью от пути (path dependence).
Анализируя наши шансы на экономическое развитие, которого мы ждём благодаря принимаемым решениям, важно быть открытыми и честными в оценке этих самых решений и их последствий. К примеру, глупо ожидать сладких плодов производительности и конкуренции на горькой почве протекционизма и кумовства.
Спрос на правильные идеи и благодатную почву для свободных инициатив всё ещё не так мал, и потому нельзя допускать даже мелких неправильных решений. Иначе мы угодим в ловушку.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
Длинная тень ленинского «чем хуже, тем лучше»
«Величайший гений нашей эпохи» — такова была дань уважения Владимиру Ильичу Ленину в советских СМИ по мере приближения праздничного дня этой недели, 110-летия со дня рождения (22 апреля).
) основателя современного коммунизма и Советского государства. То, что Ленин бросил длинную тень на дух и события нашего времени, — это ничего не сказать; его влияние на политику 20-го века огромно и заслуживает самого пристального внимания.
Ленинские учения пустили корни на гниющей почве разрухи и смуты конца XIX в.век. «Гордая башня» моралистического викторианства рушилась, а бессмысленная безнравственность и бесчеловечность Первой мировой войны лишь подчеркивали тот факт, что «викторианская синтезация» уступила место беззаконию и беспорядку; прежде всего к попранию правил и традиций игры в международную дипломатию и международное право.
Взамен Старого порядка «буржуазного капитализма» и «империализма» Ленин предложил радикальный Новый порядок социализма, социалистическую дисциплину, глобальный крестовый поход за новый мировой порядок. Он настаивал на том, что в аморальные времена можно было использовать любые средства для достижения целей: трудовые лагеря, тайную полицию, однопартийную диктатуру, гражданскую и международную войну, самое смертоносное оружие.
Ленин, квинтэссенция самодисциплины и сторонник строгой дисциплины в своей собственной партии и обществе, одобрял распространение беспорядка и раздора в «буржуазных» обществах, находившихся на «низшей ступени» исторического развития. «Чем хуже, тем лучше» — таков был его лозунг. Разрушение с последующим строительством было ленинской последовательностью. Ничто не стояло, по его мнению, выше, чем дело социализма.
Несколько самовыраженных формул Ленина иллюстрируют его точку зрения.
Мораль: «Говорить правду — мелкобуржуазный предрассудок. Обман, напротив, часто оправдывается целью». Что же касается лживых предвыборных обещаний большевиков, которые помогли им прийти к власти в ноябре 1917 г., то Ленин в 1919 г. признал, что его утопические лозунги не являются образцами «истинного сознания»; любые рабочие, которые теперь настаивали на их выполнении, были «обманщиками народа… врагами советской власти».
Война и мир: «Политика, — говорил Ленин, цитируя прусского милитариста Карла фон Клаузевица, — есть продолжение войны другими средствами».
Он добавил, что война также является продолжением политики; войны могут быть «разобраны» как справедливые или несправедливые в зависимости от того, чьим классовым интересам служат. Революционная война, говорил Ленин, «когда она ведется пролетарской диктатурой, есть лишь продолжение революционной политики мира „другими средствами“». Национально-освободительные движения и войны, говорил Ленин, «обратятся против капитализма и империализма и будут возможно, сыграют более революционную роль, чем мы ожидаем».
Именно Троцкий, человек № 2 в Советской республике в 1920-е годы, сказал: «Дорога в Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии». Но Ленин поддержал эту идею. Ленин видел в «капиталистическом тылу», состоящем из сотен миллионов колонистов, не только источник революционной энергии, но и средство лишить западную буржуазию жизненно важного сырья.
Вооружение: «Создайте армию, — советовал Ленин, — полную энтузиазма, и заставьте эту армию использовать самое жестокое, самое отвратительное из всего.
.. что мы унаследовали от капитализма». «[Если мы] овладеем всеми средствами ведения войны, — говорил Ленин, — мы обязательно победим».
Терроризм: «Мы никогда принципиально не отказывались от террора и не можем этого сделать… Мы ни на минуту не стали бы утверждать, что отдельные героические удары не имеют никакого значения… [Марксизм] организует тактику борьбы и делает их пригодными для общего применения… По мере обострения экономических и политических кризисов в [партизанской] борьбе будут использоваться все новые и различные способы защиты и нападения. Поэтому марксизм никогда не откажется от какого-либо конкретного способа борьбы. , не говоря уже о том, чтобы отказаться от него навсегда».
Уничтожение мировой цивилизации: «Как бы ни была разрушена цивилизация, — писал Ленин, — она не может быть вычеркнута из истории. Восстановить ее будет трудно, но никакое опустошение не будет достаточным для полного исчезновения этой цивилизации и культуры. .» Эта ленинская формулировка использовалась в брежневский период, чтобы показать, что «термоядерный фетишизм» — то есть чрезмерная озабоченность разрушительной силой современного оружия — не должен удерживать марксистов-ленинцев от осознания того, что третью мировую войну можно выиграть, Социалистическая сторона не означает конец цивилизации и навсегда истребит капиталистический империализм.
Глобальный размах: «Мы интернационалисты. Мы стремимся к прочному союзу и полному слиянию рабочих и крестьян всех народов мира в одну всемирную Советскую Республику.» И обратите внимание на эту формулу «избранного народа», разработанную Лениным: «русский пролетариат [является] авангардом международного пролетариата».
Помимо преемников Ленина в России, все из которых возобновили «клятву Ленину» воплотить в жизнь его глобальные планы, другие лидеры и партии во всем мире адаптировали ленинизм. Заимствования производились как левыми, так и правыми.
Гитлер, например, сказал своему близкому коллеге: «Я многому научился у марксизма. Я признаю это без колебаний… Я научился на их методах… Мне нужно было только перенять эти методы и развивать их». В «Майн кампф» и «Застольных беседах» Гитлер описал, как он «позаимствовал» красный цвет, партийные ячейки, однопартийную диктатуру, абсолютистскую и глобальную идеологию, трудовые лагеря, государственные профсоюзы и т. д. у марксистов-ленинцев и из ленинской России.
Со своей стороны, Муссолини однажды назвал Сталина «криптофашистом». Сегодня все еще есть много подражателей Ленина, на правых и левых радикальных пальцах, включая транснациональных террористов. А применение ленинских методов к народу Афганистана стало свидетелем того, как ООН, отметившая его 100-летие, штыком осудила сегодняшний экспорт революции.
Говорил ли когда-нибудь Ленин: «Чем хуже, тем лучше»?
Ответ на вопросы Николаса Бэгли таков: идея состоит в том, что чем хуже вы можете ухудшить ситуацию в рамках ObamaCare, тем больше вероятность конструктивных изменений, потому что только невыносимый статус-кво может создать давление для преодоления инерции.
Обычно это называют «ленинским аргументом». Но говорил ли это когда-нибудь Ленин? Единственный человек, которого я могу найти, действительно говорящий это, это Плеханов?
Николас Бэгли: Почему консерваторы так довольны судебной тяжбой по обмену?: «Какова была бы выгода от признания недействительным правила IRS, позволяющего людям на федеральных биржах получать налоговые льготы?… Судебный процесс по обмену — это не игра: в маловероятно, что это удастся, миллионы американцев из среднего класса потеряют свою медицинскую страховку, а еще миллионам придется платить за нее намного больше.
Даже если вы ненавидите ВДА, насколько это хорошо?…
Похоже, есть надежда, что это может привести к распаду ВДА — что это может, как выразился Джордж Уилл в недавней колонке, «разнести [ВДА] вдребезги». Но ACA не так хрупок, как думают его противники. Рассмотрим расширение Medicaid. Хотя ожидалось, что она распространится по всей стране, это ожидание не оправдалось, когда Верховный суд упростил для штатов отказ от расширения своих программ Medicaid. В результате ACA теперь применяется по-разному в разных штатах — например, бедняки в Калифорнии покрываются, а бедняки в Техасе — нет. Судебный процесс по обмену, в случае успеха, приведет к аналогичному лоскутному одеялу. Но если разрозненное покрытие Medicaid не нарушило действие Закона, почему должна быть разрозненная доступность налоговых льгот?
Я также не понимаю, как судебный процесс поможет штатам, которые отказались создавать биржи…. Я полагаю, что можно было бы сформулировать аргумент, что штатам было бы лучше, если бы некоторые из их работодателей не подвергались наказанию мандатом.
