Комплекс мертвой матери андре грин: Андре Грин. «Мертвая мать»

Андре Грин. «Мертвая мать»

Заголовок данного очерка – мёртвая мать. Однако, чтобы избежать недоразумений, я сразу уточню, что не рассматриваю психологические последствия реальной смерти матери. Мёртвая мать здесь – это мать, которая остаётся в живых, но в глазах маленького ребёнка, о котором она заботится, она, так сказать, мертва психически, потому что по той или иной причине впала в депрессию.

Реальная смерть матери, особенно если эта смерть является следствием суицида, наносит тяжёлый ущерб ребёнку, которого она оставляет после себя. Реальность потери, её окончательный и необратимый характер создают психологические конфликты, которые принято называть проблематикой горя. Я также не буду говорить о депрессии и пациентах, который вытесняют злость и ненависть по отношению к матери.

Для тех людей, о которых я буду сегодня говорить, не характерны депрессивные симптомы. Однако мы знаем, что игнорирующий свою депрессию субъект, вероятно, более нарушен, чем тот, кто переживает депрессию от случая к случаю.

Основываясь на интерпретации Фройдовской мысли, психоаналитическая теория отвела главное место концепции мёртвого отца. Эдипов комплекс это не просто стадия развития либидо. Это теоретическая позиция, из которой проистекает целый концептуальный ансамбль: Сверх-Я в классической теории Фройда, Закон и Символика в лакановской мысли.

Кастрация и сублимация, как судьба влечений, объясняют душевную патологию. Этот класс тревог объединяется постоянным упоминанием кастрации, члено-вредительства, ассоциирующегося с кровопролитием. Я называю такую тревогу «красной».

Напротив, когда речь заходит о концепции потери материнской груди или потери матери, об угрозе лишиться её покровительства и защиты, контекст никогда не бывает кровавым. Она – траурных цветов, это чёрная или белая тревога. Моя гипотеза состоит в том, что мрачная чернота депрессии, которую мы можем законно отнести за счёт ненависти, обнаруживающейся в психоанализе депрессивных больных, является следствием «белой» тревоги пустоты.

Мёртвую мать, в отличие от отца, никто не рассматривал как объяснительную концепцию или синдромальный диагноз. Углубляясь в проблемы, связанные с мёртвой матерью, я отношусь к ней как к метафоре. Вполне обоснованно считается, что кастрационная тревога структурирует весь ансамбль тревог, связанных с «маленькой вещицей, отделённой от тела», идёт ли речь о пенисе, о фекалиях или о ребёнке.

 

Комплекс мёртвой матери

Основные жалобы и симптомы, с которыми пациент обращается к психоаналитику, не носят депрессивного характера. Налицо ощущение бессилия: бессилия выйти из конфликтной ситуации, бессилия любить, воспользоваться своими дарованиями, преумножать свои достижения или, если таковые имели место, глубокая неудовлетворённость их результатами. Когда же анализ начинается, перенос открывает инфантильную (детскую) депрессию, характерные черты которой я считаю полезным уточнить. Основная черта этой депрессии в том, что она развивается в присутствии объекта, погружённого в своё горе. Мать, по той или иной причине, впала в депрессию. Разумеется, среди главных причин такой материнской депрессии мы находим потерю любимого объекта: ребёнка, родственника, близкого друга или любого другого объекта, сильно любимого матерью. Но речь также может идти о депрессии разочарования: превратности судьбы в собственной семье или в семье родителей, любовная связь отца, бросающего мать, унижение и т.п. В любом случае, на первом плане стоят грусть матери и умешьшение её интереса к ребёнку. Важно подчеркнуть, что самый тяжёлый случай – это смерть другого ребёнка в раннем возрасте. Эта причина полностью ускользает от ребёнка, потому что ему не хватает данных, чтобы об этой причине узнать. Эта причина держится в тайне, например, выкидыш у матери.

Ребёнок чувствовал себя любимым, несмотря на все непредвиденные случайности, которых не исключают даже самые идеальные отношения. Горе матери разрушает его счастье. Ничто ведь не предвещало, что любовь будет утрачена так в раз. Не нужно долго объяснять, какую нарциссическую травму представляет собой такая перемена. Травма эта состоит в преждевременном разочаровании, в потере любви, потере смысла, поскольку младенец не находит никакого объяснения, позволяющего понять произошедшее. Понятно, что если ребёнок переживает себя как центр материнской вселенной, он толкует это разочарование как последствие своих влечений к объекту. Особенно неблагоприятно, если комплекс мёртвой матери развивается в момент открытия ребёнком существования третьего, отца, и он думает, что мать разлюбила его из-за отца. Это может спровоцировать бурную любовь к отцу, питаемую надеждой на спасение от конфликта и удаление от матери. Как бы то ни было, триангуляция (отношения в эдиповом треугольнике) в этих случаях складывается преждевременно и неудачно.

В реальности, однако, отец чаще всего не откликается на беспомощность ребёнка. Мать поглощена своим горем, что даёт ему почувствовать всю меру его бессилия. Мать продолжает любить ребёнка и продолжает им заниматься, но всё-таки, как говорится, «сердце к нему не лежит».

Ребёнок совершает напрасные попытки восстановить отношения, и борется с тревогой разными активными средствами, такими как ажитация, искусственная весёлость, бессонница или ночные страхи.

После того как гиперактивность и боязливость не смогли вернуть ребёнку любящее и заботливое отношение матери, Я задействует серию защит другого рода. Это дезинвестиция материнского объекта и несознательная идентификация с мёртвой матерью. Аффективная дезинвестиция – это психическое убийство объекта, совершаемое без ненависти. Понятно, что материнская грусть запрещает всякое возникновение и малой доли ненависти. Злость ребёнка способна нанести матери ущерб, и он не злится, он перестаёт её чувствовать. Мать, образ которой сын или дочь хранит в душе, как бы «отключается» от эмоциональной жизни ребёнка. Единственным средством восстановления близости с матерью становится идентификация (отождествление) с ней. Это позволяет ребёнку заместить невозможное обладание объектом: он становится им самим. Идентификация заведомо несознательна. В дальнейших отношениях с другими людьми субъект, став жертвой навязчивого повторения, будет повторять эту защиту. Любой объект, рискующий его разочаровать, он будет немедленно дезинвестировать (испытывать равнодушие к значимому человеку). Это останется для него полностью несознательным.

Потеря смысла, переживаемая ребёнком возле грустной матери, толкает его на поиски козла отпущения, ответственного за мрачное настроение матери. На эту роль назначается отец. Неизвестный объект горя и отец тогда сгущаются, формируя у ребёнка ранний Эдипов комплекс. Ситуация, связанная с потерей смысла, влечёт за собой открытие второго фронта защит.

Это развитие вторичной ненависти, окрашенной маниакальным садизмом анальных позиций, где речь идёт о том, чтобы властвовать над объектом, осквернять его, мстить ему и т.д. Другая защита состоит в ауто-эротическом возбуждении. Оно состоит в поиске чистого чувственного удовольствия, без нежности, без чувств к объекту (другому человеку). Имеет место преждевременная диссоциация между телом и душой, между чувственностью и нежностью, и блокада любви. Другой человек нужен ему для того, чтобы запустить изолированное наслаждение одной или нескольких эрогенных зон, а не для переживания слияния в чувстве любви.

Наконец, и самое главное, поиск потерянного смысла запускает преждевременное развитие фантазии и интеллекта. Ребёнок пережил жестокий опыт своей зависимости от перемен настроения матери. Отныне он посвятит свои усилия угадыванию или предвосхищению.

Художественное творчество и интеллектуальное богатство могут быть попытками совладать с травматической ситуацией. Эта сублимация оставляет его уязвимым в главном пункте – его любовной жизни. В этой области живёт такая психическая боль, которая парализует субъекта и блокирует его способность к достижениям. Всякая попытка влюбиться разрушает его. Отношения с другим человеком оборачиваются неизбежным разочарованием и возвращают к знакомому чувству неудачи и бессилия. Это переживается пациентом как неспособность поддерживать длительные объектные отношения, выдерживать постепенное нарастание глубокой личной вовлечённости, заботы о другом. У пациента появляется чувство, что над ним тяготеет проклятье, проклятье мёртвой матери, которая никак не умрёт и держит его в плену. Боль, одна только душевная боль, сопровождает его отношения с другими людьми. В психической боли невозможно ненавидеть, невозможно любить, невозможно наслаждаться, даже мазохистски. Можно только испытывать чувство бессилия.

Работая с такими пациентами, я понял, что оставался глухим к некоторым особенностям их речи. За вечными жалобами на злобность матери, на её непонимание или суровость ясно угадывалось защитное значение этих разговоров от сильной гомосексуальности. Женской гомосексуальности у обоих полов, поскольку у мальчика так выражается женская часть личности, часто – в поисках отцовской компенсации. Моя глухота касалась того факта, что за жалобами на действия матери вырисовывалась тень её отсутствия. Жалобы относились к матери, поглощённой самой собой, недоступной, неотзывчивой, но всегда грустной. Она оставалась безразличной, даже когда упрекала ребёнка. Её взор, тон её голоса, её запах, память о её ласке – всё похоронено, на месте матери во внутренней реальности ребёнка зияет дыра.

Ребёнок идентифицируется не с матерью, а с дырой. Как только для заполнения этой пустоты избирается новый объект, внезапно появляется галлюцинация, аффективный след мёртвой матери.

Этот тип пациентов создаёт серьёзные технические проблемы, о которых я не стану здесь распространяться. Сознательно человек считает, что у него – нетронутые запасы любви, доступные для новой любви, как только представится случай. На самом деле, любовь навсегда осталась в залоге у мёртвой матери.

В ходе психоанализа защитная сексуализация (ранний онанизм или другие способы получения чувственного наслаждения), всегда включающая в себя прегенитальное удовлетворение и замечательные сексуальные достижения, резко спадает. Пациент понимает, что его сексуальная жизнь сводится практически к нулю. По его мнению, речь не идёт о потере сексуального аппетита: просто никто больше ему не желанен. Обильная, разбросанная, разнообразная, мимолётная сексуальная жизнь не приносит больше никакого удовлетворения.

Остановленные в своей способности любить, субъекты, находящиеся под владычеством мёртвой матери, не могут более стремиться ни к чему, кроме автономии. Делиться с кем бы то ни было им запрещено. Сначала от одиночества бежали, теперь его ищут. Субъект вьёт себе гнездо. Он становится своей собственной матерью, но остаётся пленником своей стратегии выживания.

Это холодное ядро жжёт как лёд и как лёд же анестезирует. Это едва ли только метафоры. Такие пациенты жалуются, что им и в зной – холодно. Им холодно под кожей, в костях, они чувствуют как смертельный озноб пронзает их насквозь. Внешне эти люди и в самом деле ведут более или менее удовлетворительную профессиональную жизнь, женятся, заводят детей. На время всё как будто в порядке. Но с годами профессиональная жизнь разочаровывает, а супружеская сопровождается серьёзными нарушениями в области любви, сексуальности и аффективного общения. В это же время родительская функция, наоборот, сверхинвестирована. Впрочем, часто дети любимы при условии достижения ими тех нарциссических целей, которых самим родителям достичь не удалось.

Несмотря на выразительные признания, окрашенные аффектами, часто весьма драматизированными, отношение к аналитику отличается тайной неприязнью. Это оправдывается рационализациями типа: «Ради чего всё это делать?» Вся эта деятельность сопровождается богатством психических представлений и весьма значительным даром к само-истолкованию. Однако способность к интроспекции мало что меняет в его аффективной сфере. Язык пациента отличается повествовательным стилем, который должен тронуть аналитика, призвать его в свидетели. Словно ребёнок, который рассказывал бы матери о своём школьном дне и о тысяче маленьких драм, которые он пережил, чтобы заинтересовать её и сделать её участницей того, что он узнал в её отсутствие.

Можно догадаться, что повествовательный стиль мало ассоциативен. Субъект ускользает от того, чтобы повторно пережить то, о чём он рассказывает, поток слов, если его остановить, повергает его в переживание психической боли и неприкрытого отчаяния.

Основной фантазией такого пациента становится такая: питать мёртвую мать, дабы содержать её в постоянном бальзамировании. То же самое пациент делает с аналитиком: он кормит его анализом не для того, чтобы помочь себе жить вне анализа, но дабы продлить анализ до бесконечности. Пациент проводит свою жизнь, питая свою мёртвую мать, как если бы он был единственным, кто может о ней позаботиться. Хранитель гробницы, единственный обладатель ключа от её склепа, он втайне исполняет свою функцию кормящего родителя. Его узница становится его личной собственностью. Так пациент сам себя лечит.

Здесь возникает парадокс. Мать в горе, или мёртвая мать, какой бы огорчённой она не была, — она здесь. Присутствует мёртвой, но всё-таки присутствует. Субъект может заботиться о ней, пытаться её пробудить, оживить, вылечить. Но если она выздоровеет и пробудится, субъект ещё раз потеряет её, потому что она уйдёт заниматься своими делами или любить других. Так создаётся амбивалентность: мертвая мать, которая всегда присутствует, или живая, которая уходит и возвращается. 

 

Грин Андре. Мёртвая мать (с. 333-361) // Французская психоаналитическая школа. Под ред. А. Жибо, А.В. Россохина. – СПб: Питер, 2005. – 576 с.

 

Раздел «Статьи»

 

  Жак Лакан «Стадия зеркала, как образующая функцию Я»

  Серж Лебовиси «Теория привязанности и современный психоанализ»

  Томас Огден. Что верно и чья это была идея?

  Рональд Бриттон. Интуиция психоаналитика: выборочный факт или сверхценная идея?

  Марья Торок «Болезнь траура и фантазм чудесного трупа»

Комплекс Мертвой Матери в клинической практике

«В основном аффективная дезинвестиция касается также и психических представлений и является психическим убийством объекта, совершаемым без ненависти» А. Грин, “Мертвая Мать”

Концепция Андре Грина «Мертвая Мать» в практике для меня – один из инструментов исследования депрессивного клиента.

Но, прежде чем подойти непосредственно к теории Грина, необходимо кратко обозначить этапы развития взглядов на депрессию в психоанализе.

Фрейд и Абрахам, разрабатывая психоаналитическую теорию депрессии на основе эмпирического материала, который собирали в ходе лечения свои пациентов.

В 1912 году Карл Абрахам опубликовал текст “Подходы к психоаналитическому исследованию и лечению маниакально-депрессивного расстройства и родственных ему состояний”. В нем он пишет о конфликте амбивалентности, о противоборстве любви и ненависти к объекту, об уничижительном отношении к самому себе и о глубокой регрессии на оральную фазу у пациентов с меланхолией.

“Особенно хотелось бы выделить тенденцию “отказа от жизни”. Именно высшие степени торможения, которые называют депрессивным ступором, представляют собой символическую смерть. ..Здесь следует назвать часто встречающуюся идею обнищания. Например, пациент жалуется на то, что он и его семья обречены на голодную смерть. Этот своеобразный, часто полностью овладевающий пациентом ход мыслей объясняется обычной идентификацией либидо с деньгами, сексуальным и финансовым состоянием”.

Там же Абрахам замечает, что формирование переноса у подобных пациентов, которые во время депрессии отворачиваются от всего мира, чрезвычайно затруднено.

С помощью интроекции человеку удается сделать депрессию несколько менее болезненной. Вытесненная ненависть проявляется в идеях (иногда бредовых) виновности. Либидинозные и агрессивные импульсы сталкиваются друг с другом, парализуют активность человека и мучают его чувством вины. Эмоциональные побуждения относятся вначале к внешнему, затем к интроецированному объекту.

Работа Фрейда “Печаль и меланхолия” 1915 года является фундаментальной для психоаналитической теории депрессии.

Отправная точка рассуждений Фрейда – опыт переживания печали в повседневной жизни. Он определяет печаль как реакцию на утрату любимого человека или “занявшей его место абстракции, как-то: родины, свободы, идеала и т.д.”.

Далее, Фрейд сравнивает печаль и меланхолию и обнаруживает между ними одно отличие.

“В психическом отношении меланхолия отличается очень болезненным дурным настроением, потерей интереса к миру, утратой способности любить, торможением всякой дееспособности и снижением чувства собственной значимости, которое выражается в самообвинениях, самобичеваниях, усиливающихся до бредового ожидания кары. Печаль обнаруживает точно такие же черты, кроме единственной: нарушения чувства собственной значимости при ней не возникает”

То есть, меланхолия – это такая печаль, которая не проходит, она полностью поглощает человека, он сосредоточен исключительно на ней, ему не удается избавиться от привязанности к утраченному объекту. Даже если появляется кто-то, способный восполнить потерю, человек продолжает сопротивляться созданию новых связей.

Фрейд задается вопросом, почему?

“Меланхолическая заторможенность производит на нас впечатление таинственности лишь потому, что мы не можем понять, чем же настолько поглощены больные. Меланхолик демонстрирует нам еще нечто такое, чего нет при печали – необычайное принижение чувства своего Я. При печали мир становится пустым, при меланхолии пустым бывает само Я”

Важно отметить, что Фрейд также говорит об идентификации как основном механизме при меланхолии, сравнивает истерическую и нарциссическую идентификации и считает нарциссическую идентификацию более ранней.

Фрейд называет “критическую инстанцию” садистической по отношению к Я меланхолика и считает проблему агрессии наиболее важным компонентом меланхолии.

Мелани Кляйн  на основе клинического опыта пришла к выводу о существовании тесной связи между инфантильной депрессивной позицией и феноменом скорби и меланхолии. Ее основные работы по теме депрессии это “Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний” (1935) и “Скорбь и ее связь с маниакально-депрессивными состояниями” (1940).

Кляйн исходила из того, что в период отлучения от груди ребенок достигает депрессивной позиции, в основе которой лежит неосознаваемое (поскольку речь идет о довербальных стадиях развития) чувство утраты объекта, включая ощущение утраты любви и безопасности, к которым присоединяются деструктивные импульсы, направленные на материнскую грудь.

“Преследования и требования “плохих” интернализированных объектов, атаки таких объектов одного на другой, острая необходимость выполнить весьма строгие требования “хороших объектов”, защитить и умиротворить их внутри Эго с возникающей в результате ненавистью Ид, постоянные сомнения по поводу “хорошести” хорошего объекта, что вызывает его быструю трансформацию в “плохой” – все эти факторы объединяются, чтобы вызвать у Эго чувство жертвы внутренне противоречивых, невыполнимых претензий изнутри, состояние, которое переживается как нечистая совесть. То есть, самые ранние высказывания совести связаны с преследованием со стороны плохих объектов”

В этой же работе Кляйн обозначает тревогу депрессивного пациента как относящуюся к страху потерять хороший объект.

Более подробно она описывает виды тревог:

– о том, как правильно и в правильное время сложить вместе кусочки (частичные объекты)

– как выбрать хорошие кусочки и избавиться от плохих

– как оживить объект, когда он уже собран

И выполнению этой задачи, по мнению Кляйн, мешают «плохие объекты».

Важно подчеркнуть, что Кляйн связывает депрессию с нарушениями раннего процесса интроекции.

“Оказалось, что шаг от интроекции частичных объектов к интроекции целостных любимых объектов со всеми его последствиями, имеет самое решающее значение в развитии. Его успех – и это истина – в значительной степени зависит от того, насколько Эго на предыдущей стадии развития было способно справиться со своим садизмом и тревогой и развило ли оно сильное либидинозное отношение к частичным объектам”

В работе “Скорбь и ее отношение к маниакально- депрессивным состояниям”, Мелани Кляйн продолжила рассуждать о том, как соотносится ее концепция депрессивной позиции и психодинамика скорби. Всякий раз, когда взрослый человек переживает горе, в нем возрождается ранняя скорбь инфантильной депрессивной позиции. С точки зрения структуры, психика формируется как бы наполняясь внутренними объектами.

“Инкорпорировав родителей, ребенок считает что они живут внутри его тела конкретным образом, таким, как переживаются глубокие бессознательные фантазии – по его мнению, они являются интернальными или внутренними объектами. Так, в бессознательном ребенка выстраивается внутренний мир, соответствующий его фактическим, получаемым от других людей и из внешнего мира, переживаниями и впечатлениям, но все же измененный его фантазиями и импульсами. Если это мир людей, преимущественно живущих в мире друг с другом и с Эго, результатом будет внутренняя гармония, безопасность и интеграция.”

Ребенок проверяет внутреннюю реальность средствами внешней реальности. Он постепенно накапливает хороший опыт взаимодействия с матерью и увеличение этой любви и доверия. Наряду с этим, уменьшаются страхи, что, благодаря счастливым переживаниями, помогают ребенку преодолевать депрессию и переживать потери.

Важный вывод Кляйн о психодинамике скорби.

“Мой опыт привел меня к заключению, что хотя и верно, что характерной чертой скорби является установление индивидом потерянного любимого объекта внутри себя, делает это он не впервые. Благодаря работе скорби он водворяет на место этот объект, а также любимые внутренние объекты, которые как он считал, потерял. Следовательно, он вновь обретает то, чего добился в детстве.”

Далее хочу сказать о развитии взглядов на причины депрессии в теории привязанности Джона Боулби, долгое время не признававшейся психоаналитическим сообществом.

Фрейд и Кляйн, в основном, фокусировались на внутренних переживаниях и фантазиях ребенка, его либидинозных или агрессивных бессознательных импульсах. Джон Боулби пришел к выводу, что психоанализ совсем не учитывает или даже игнорирует события реальной жизни ребенка. Когда на супервизии (а супервизором у него была М.Кляйн) он выразил намерение поговорить с матерью своего трехлетнего пациента, Кляйн запретила ему такую беседу, так как считала ошибочным обращение к данному источнику сведений о ребенке.

Начав собственные исследования, многолетние наблюдения за младенцами, Боулби резюмирует: необходимым условием сохранения психического здоровья детей в младенчестве и раннем детстве является наличие эмоционально теплых, близких, устойчивых и продолжительных отношений с матерью или лицом ее замещающим. Принципиальное уточнение относительно роли матери: наиболее важным компонентом материнского ухода является внимание к сигналам, подаваемым ребенком и общение с ним, а не сам по себе повседневный уход.

«Один из ключей к уходу за ребенком состоит в том, чтобы обращаться с ребенком так, чтобы ни один из двух импульсов, которые подвергают опасности любимого человека – либидинальная жадность и ненависть – не стали слишком интенсивными»

В первые месяцы жизни младенец научается различать особую фигуру, обычно мать, и стремится находиться рядом с ней. Ребенок остро реагирует на разлуку с матерью, по Боулби, эта реакция проходит три стадии: протест, отчаяние, отчуждение. Переживание разлуки у младенцев приводит к печали по утраченному лицу и упрекам в его адрес, которые остаются бессознательными.

Здесь мне вспоминается и цитата из Винникотта:

«Для ребенка ощущение присутствия матери длится Х минут. Если мать отсутствует в течение более, чем х минут, ее имаго исчезает и вместе с ним младенец теряет способность использовать символ единства. Ребенок погружается в состояние дистресса, однако вскоре этот дистресс снимается, потому что мать возвращается через Х+Y минут. В течение Х+Y минут с ребенком не происходит драматического изменения. Однако через Х+Y+Z минут ребенок становится травмированным. Через Х+Y+Z минут возвращение матери не улучшает измененного состояния ребенка. Травма подразумевает, что ребенок пережил разрыв жизненного континиума, жизненной целостности, поэтому, начиная с этого момента, примитивные защиты организуются таким образом, чтобы предотвратить повторение переживания «немыслимой тревоги» или возвращение острого состояния спутанности, обусловленного дезинтеграцией нарождающейся структуры Эго»

Однако не всегда материнскую депривацию или раннюю потерю можно понимать в буквальном смысле. Часто младенец, не разлученный с матерью надолго, также развивает депрессивную динамику. Здесь Боулби говорит о разрыве эмоциональной связи,  который, по его мнению, может стать одной из причин формирования не только депрессивной, но и социопатической личности.

В 1983 году Андре Грин опубликовал работу «Мертвая мать», в которой описал последствия эмоциональной не-включенности матери в ребенка.

В практике аналитической работы Грин обратил внимание, что клиенты с комплексом ММ обращаются с жалобами, непосредственно не имеющими отношения к депрессии, однако депрессию они обнаруживают в переносе.

Грин настаивает, что его работа не рассматривает психические последствия реальной смерти матери, а скорее говорит об интроекте, сложившемся в психике ребенка вследствие материнской депрессии.

В результате депрессии мать, которая, казалось бы, должна быть источником жизненной энергии для ребенка, преображается в безжизненную фигуру. Она осталась в живых, но в глазах маленького ребенка мертва психически.

Грин задается вопросом: какую можно установить связь между потерей объекта и депрессивной позицией и своеобразием комплекса ММ, центрального, но часто замаскированного другой симптоматикой? Какие психические процессы развиваются вокруг этого центра?

Комплекс ММ, пишет Грин, нельзя объяснить Эдиповой ситуаций. Отталкиваясь от поздней фрейдовой концепции тревоги (опубликованной в работе Торможение, симптом и тревога), Грин развивает мысль о наличии более ранних тревог, чем кастрационная и тревога вытеснения. Он замечает, что контекст кастрационной тревоги, как правило, звучит кроваво, но когда речь идет о тревогах, связанных с потерей груди, контекст никогда не бывает кровавым. Она – траурных цветов, черная или белая.

Черная – это тяжелая депрессия, белая – это состояние пустоты. Грин выдвигает гипотезу, что черная депрессия является вторичной, или, скорее, следствием белой депрессии.

Белое горе является результатом массивной, радикальной эмоциональной дезинвестиции, оставляющей в бессознательном следы в виде «психических дыр», которые будут заполнены реинвестициями, но эти реинвестиции станут только выражением деструктивности освобожденной таким образом энергии либидо. Абстиненция аналитика, пишет Грин, может оставить депрессивное ядро нетронутым.

Каково же описание комплекса ММ в переносе: у аналитика возникает чувство несоответствия между депрессией и внешним поведением больного, которое депрессия не затрагивает.

Эта депрессия повторяет инфантильную: она развивается в присутствии объекта, погруженного в свое горе. В этой точке происходит изменение материнского образа.

Кроме потери любви, для младенца эта ситуация несет потерю смысла, он не находит никакого объяснения произошедшему, кроме как истолковать это, как следствие своих влечений к объекту.

После того, как ребенок делает напрасные попытки репарации матери, его Я применит серию защит.

Первая защита – дезинвестиция материнского объекта и неосознанная идентификация с ММ. Грин пишет: «В основном аффективная дезинвестиция касается также и психических представлений и является психическим убийством объекта, совершаемым без ненависти»

Ребенок, идентифицируясь с ММ, сам становится ею.

Другое последствие крушения материнского образа – преждевременное развитие фантазматических и интеллектуальных способностей. Эти ранние сублимации, пишет Грин, «вскроют всю неспособность играть уравновешивающую роль в психической экономии, поскольку в одном пункте субъект остается особенно уязвим – в том, что касается его любовной жизни».

На мой взгляд, это суждение перекликается в мыслью Винникотта, который предположил, что в случае, когда мать неадекватно заботится о своем ребенке, разум, при иных благоприятных условиях интегрированный с психосоматическими переживаниями, становится «вещью в себе». В итоге образуется патологическая структура «разум-психика» и «разум-объект». Разум не используется для того, чтобы придать смысл новым ощущениям и переживаниям, наоборот, разум навязывает в новой ситуации тот смысл, который он образовал в исходной травматической ситуации.

И, завершить теоретическую часть своего выступления хочу цитатой Грина: «На мгновенье они (любовь и ненависть) могут объединить свои усилия, но вскоре деструктивность превысит возможности субъекта, который не располагает необходимыми инвестициями ни на поддержание длительных объектных отношений, ни для постепенного нарастания глубокой личной вовлеченности, требующей заботы о другом»

Как жить с синдромом мёртвой матери — ЖЖ

Взрослым, успешно справившимся со своими травмами, трудно понимать людей, которые в зрелые годы размахивают детскими страхами и оправдывают свои неэтичные поступки вредом, нанесённым родителями. Но люди любят делать свои проблемы достоянием окружающих, а их за это не любит никто. Поэтому быть хорошим другом не в ущерб себе, уметь выслушать другого, проявить участие и при этом соблюсти дистанцию, не травмировав травматика ещё больше — задача нетривиальная. Чтобы к ней подступиться, нужно понять и механизм травмы, и причины дальнейшего поведения человека, а это не одно и то же.

Откуда что берётся

Природа любой психологической травмы связана с глубоким потрясением, и общение с травмированной матерью становится травмирующим потрясением для ребёнка. Травмируют разочарование, предательство, смерть близких, ссоры, конфликты в семье, безразличие родителей, развод родителей, в котором ребёнок часто винит себя, любые стрессовые ситуации, угрожающих жизни или нарушающих ощущение безопасности. Именно отсутствие ощущения безопасности, которое должна давать мать, но не делает этого, порождает её двойника, тень, которая приходит на смену настоящей матери.

«Мёртвая мать» не справилась со своими травмами, например, с переживанием развода (обманом мужа, абортом, выкидышем), она отстранилась, впала в депрессию, у неё высокая тревожность и она совершенно бессильна. Теперь она жестока к ребёнку, он его отвергает, подавляет и открыто винит во всех своих проблемах. Вырастая, дети таких матерей демонстрируют неуверенность в себе, у них плавающая самооценка: чувство собственной неполноценности сменяется моментами мании величия.

Когда мёртвые убивают

«Налицо ощущение бессилия: бессилия выйти из конфликтной ситуации, бессилия любить, воспользоваться своими дарованиями, преумножать свои достижения или, если таковые имели место, глубокая неудовлетворённость их результатами» — так охарактеризовал детей-травматиков автор термина «мёртвая мать» психоаналитик Андре Грин в своём докладе в Парижском психоаналитическом обществе 20 мая 1980 года.

«Моё первое осознание мёртвой матери сначала пришло ко мне во время терапии задолго до прочтения Андре Грина. Я до сих пор помню эту бурю горя, горечи, душераздирающей боли, и наполненной душу страданиями, а так же ощущение вселенской несправедливости. Затем я пошла дальше и узнала, что больнее и разрушительней мёртвой матери, может быть мёртвая убивающая мать (я так её назвала).

На мой взгляд, мёртвая убивающая мать наносит более сильный ущерб ребёнку, чем просто мёртвая мать. Это не только матери, которые проявляли жестокость по отношению к своему ребёнку, эмоциональное отвержение, пренебрежение, унижали своих детей всеми известными способами. Но это и матери, по внешним проявлениям которых создаётся впечатление заботы и любви к своему ребенку, но эта так называемая забота и любовь проявляются в потворствующей и доминирующей гиперпротекции, повышенной моральной ответственности.

Таких матерей я называю сиренами, они очень манящие, прямо таки притягивают к себе, зовут, а потом „сжирают“. На самом деле суровая, жестокая и отвергающая мать может нанести меньше вреда, чем чересчур заботливая и оберегающая, и хронически тревожащаяся. Потому что жестокая мать не маскирует свои агрессивные и убивающие тенденции под заботу и любовь» — описывает свой опыт психотерапевт Ольга Синевич.

Психолог Ольга Павлова так обозначает последствия удушающей любви:

«Ребёнку не пожаловано разрешение быть личностью, существовать как имеющему мир, уникальный и отдельный от материнского. Таким образом, непризнание матерью детской психической живости ощущается ребенком как отказ в разрешении к его существованию. Такой отказ ребенку, в свою очередь, приводит к запрещению всех желаний младенца. Это может быть сформулировано следующим образом: если кто-то не имеет права существовать, значит, этот кто-то не имеет права и желать. Отсутствие желаний у ребёнка с синдромом „мёртвой матери“ со временем трансформируется в неспособность испытывать удовольствие. Важно, что у такой личности отсутствует удовольствие от себя самого и собственного существования, удовольствие от „просто быть“. И если ему каким-то образом всё же удаётся получить хотя бы небольшое удовольствие, у него складывается стойкое убеждение, что за ним должно последовать наказание».

Как общаться с травматиками (даже если травматик — это вы сам)

Часто при общении с травматиками кажется, будто они требуют особого отношения к себе, обесценивают нормальность и даже превозносят свою исключительность, приобретённую вместе с травмой.

«Чтобы по-настоящему разобраться в человеческих действиях, всегда важно прежде всего искать мотив, — говорит социолог Сергей Поварницын, — и спрашивать себя, а ради чьей любви это сделано?» По его мнению, формулировку «тебе легко, потому что у тебя нет травмы, а у меня есть, и из-за неё я такой» можно услышать от людей, которые всё ещё надеются получить любовь своей матери:

«Говоря так другим, человек явно наносит ущерб своим текущим взрослым отношениям и делам ради того, чтобы подчеркнуть важность родителя. Вот, мол, сила влияния родителя была настолько высока, что до сих пор я живу под гнётом этой травмы. «Мама, мама, посмотри, ты по-прежнему очень сильно влияешь на мою жизнь!»

Задача получения маминой любви для ребёнка первостепенна. У неё приоритет, потому что без маминой любви конец всему. Если человек не получает любви, то у него самого ресурса любви тоже не будет, он останется эмоционально отмороженным.

Преодоление отсутствия материнской любви возможно, оно происходит через крайне болезненное признание её невозможности, через злость на мать. Но если человек справляется, ему открывается возможность получения любви от других источников.

Но у человека всегда будет недостаточно оснований считать, что ему никогда не получить любовь собственной мамы. Он верит, что в целом в маме эта любовь всё таки есть, просто у неё плохое настроение, ей тяжело, она не чувствует себя сильной и это состояние просто затянулось. А вот если бы чувствовала, то тут же начала бы любовь бить как из шланга. И тогда бы всё было хорошо.

Следовательно, человек старается в меру своих возможностей помочь маме — показывает изо всех сил: «мам, смотри, какая ты сильная!» А на самом деле имеет ввиду: «мам, давай уже люби меня».

Звезда французского… — Психолог Ирина Герчикова

Звезда французского психоанализа Андрэ Грин в этой статье развивает свои взгляды, которые относятся к высказанным им вместе с Жаном Люком Донне идеям «белого психоза» и «белого горя», а именно – к клиническому и метапсихологическому значению состояний пустоты.

Андре Грин пишет о матери, погружённой в себя, о матери, которая рядом с ребёнком физически, но не эмоционально. Язык статьи достаточно сложный и перенасыщен психоаналитической терминологией, поэтому читателю предлагается адаптированный вариант или конспект статьи.

МЁРТВАЯ МАТЬ

Андре Грин.

Заголовок данного очерка – мёртвая мать. Однако, чтобы избежать недоразумений, я сразу уточню, что не рассматриваю психологические последствия реальной смерти матери. Мёртвая мать здесь – это мать, которая остаётся в живых, но в глазах маленького ребёнка, о котором она заботится, она, так сказать, мертва психически, потому что по той или иной причине впала в депрессию.

Реальная смерть матери, особенно если эта смерть является следствием суицида, наносит тяжёлый ущерб ребёнку, которого она оставляет после себя. Реальность потери, её окончательный и необратимый характер создают психологические конфликты, которые принято называть проблематикой горя. Я также не буду говорить о депрессии и пациентах, которые вытесняют злость и ненависть по отношению к матери.

Для тех людей, о которых я буду сегодня говорить, не характерны депрессивные симптомы. Однако мы знаем, что игнорирующий свою депрессию субъект, вероятно, более нарушен, чем тот, кто переживает депрессию от случая к случаю.

Основываясь на интерпретации фройдовской мысли, психоаналитическая теория отвела главное место концепции мёртвого отца. Эдипов комплекс это не просто стадия развития либидо. Это теоретическая позиция, из которой проистекает целый концептуальный ансамбль: Сверх-Я в классической теории Фрейда, Закон и Символика в лакановской мысли. Кастрация и сублимация, как судьба влечений, объясняют душевную патологию. Вполне обоснованно считается, что кастрационная тревога структурирует весь ансамбль тревог, связанных с «маленькой вещицей, отделённой от тела», идёт ли речь о пенисе, о фекалиях или о ребёнке. Этот класс тревог объединяется постоянным упоминанием кастрации, членовредительства, ассоциирующегося с кровопролитием. Я называю такую тревогу «красной».

Напротив, когда речь заходит о концепции потери материнской груди или потери матери, об угрозе лишиться её покровительства и защиты, контекст никогда не бывает кровавым. Она – траурных цветов, это чёрная или белая тревога.Моя гипотеза состоит в том, что мрачная чернота депрессии, которую мы можем законно отнести за счёт ненависти, обнаруживающейся в психоанализе депрессивных больных, является следствием «белой» тревоги пустоты.

Мёртвую мать, в отличие от отца, никто не рассматривал как объяснительную концепцию или синдромальный диагноз. Углубляясь в проблемы, связанные с мёртвой матерью, я отношусь к ней как к метафоре.

Комплекс мёртвой матери

Основные жалобы и симптомы, с которыми пациент обращается к психоаналитику, не носят депрессивного характера. Налицо ощущение бессилия: бессилия выйти из конфликтной ситуации, бессилия любить, воспользоваться своими дарованиями, преумножать свои достижения или, если таковые имели место, глубокая неудовлетворённость их результатами. Когда же анализ начинается, перенос открывает инфантильную (детскую) депрессию, характерные черты которой я считаю полезным уточнить. Основная черта этой депрессии в том, что она развивается в присутствии объекта, погружённого в своё горе. Мать, по той или иной причине, впала в депрессию.Разумеется, среди главных причин такой материнской депрессии мы находим потерю любимого объекта: ребёнка, родственника, близкого друга или любого другого объекта, сильно любимого матерью. Но речь также может идти о депрессии разочарования: превратности судьбы в собственной семье или в семье родителей, любовная связь отца, бросающего мать, унижение и т.п. В любом случае, на первом плане стоят грусть матери и умешьшение её интереса к ребёнку. Важно подчеркнуть, что самый тяжёлый случай – это смерть другого ребёнка в раннем возрасте. Эта причина полностью ускользает от ребёнка, потому что ему не хватает данных, чтобы об этой причине узнать. Эта причина держится в тайне, например, выкидыш у матери.

Ребёнок чувствовал себя любимым, несмотря на все непредвиденные случайности, которых не исключают даже самые идеальные отношения. Горе матери разрушает его счастье. Ничто ведь не предвещало, что любовь будет утрачена так враз. Не нужно долго объяснять, какую нарциссическую травму представляет собой такая перемена. Травма эта состоит в преждевременном разочаровании, в потере любви, потере смысла, поскольку младенец не находит никакого объяснения, позволяющего понять произошедшее. Понятно, что если ребёнок переживает себя как центр материнской вселенной, он толкует это разочарование как последствие СВОИХ влечений к объекту. Особенно неблагоприятно, если комплекс мёртвой матери развивается в момент открытия ребёнком существования третьего, отца, и он думает, что мать разлюбила его из-за отца. Это может спровоцировать бурную любовь к отцу, питаемую надеждой на спасение от конфликта и удаление от матери. Как бы то ни было, триангуляция (отношения в эдиповом треугольнике) в этих случаях складывается преждевременно и неудачно.

В реальности, однако, отец чаще всего не откликается на беспомощность ребёнка. Мать поглощена своим горем, что даёт ему почувствовать всю меру его бессилия. Мать продолжает любить ребёнка и продолжает им заниматься, но всё-таки, как говорится, «сердце к нему не лежит».

Ребёнок совершает напрасные попытки восстановить отношения, и борется с тревогой разными активными средствами, такими как ажитация, искусственная весёлость, бессонница или ночные страхи.

После того как гиперактивность и боязливость не смогли вернуть ребёнку любящее и заботливое отношение матери, Я задействует серию защит другого рода. Это дезинвестиция материнского объекта и несознательная идентификация с мёртвой матерью. Аффективная дезинвестиция – это психическое убийство объекта, совершаемое без ненависти. Понятно, что материнская грусть запрещает всякое возникновение и малой доли ненависти. Злость ребёнка способна нанести матери ущерб, и он не злится, он перестаёт её чувствовать. Мать, образ которой сын или дочь хранит в душе, как бы «отключается» от эмоциональной жизни ребёнка. Единственным средством восстановления близости с матерью становится идентификация (отождествление) с ней. Это позволяет ребёнку заместить невозможное обладание объектом: он становится им самим. Идентификация заведомо несознательна.

Их симптоматика организуется вокруг пустоты и имеет3 цели:

а) поддерживать Я в живых за счет 3-х маневров:
1.Это развитие вторичной ненависти, окрашенной маниакальным садизмом анальных позиций, где речь идёт о том, чтобы властвовать над объектом, осквернять его, мстить ему и т.д.

2.Другая защита состоит в ауто-эротическом возбуждении. Оно состоит в поиске чистого чувственного удовольствия, без нежности, без чувств к объекту (другому человеку). Имеет место преждевременная диссоциация между телом и душой, между чувственностью и нежностью, и блокада любви. Другой человек нужен ему для того, чтобы запустить изолированное наслаждение одной или нескольких эрогенных зон, а не для переживания слияния в чувстве любви.

3. Наконец, и самое главное, поиск потерянного смысла запускает преждевременное развитие фантазии и интеллекта. Ребёнок пережил жестокий опыт своей зависимости от перемен настроения матери. Отныне он посвятит свои усилия угадыванию или предвосхищению.

б) Оживить мертвую мать, заинтересовать, развлечь, заставить ее улыбаться (особенно в детстве). Средства для этого используются разные: такие люди могут быть весельчаками, или они стараются хорошо учиться, чтобы ее заинтересовать. Они пытаются развлечь все объекты с которыми вступают в отношения: находят себе несчастливых и депрессивных жен, мужей. Если депрессия у партнера пройдет, то он бросит его и будет искать себе других несчастных.

в) Соперничать с объектом материнского горя в преждевременной ложной триангуляции с неведомым объектом.

Потеря смысла, переживаемая ребёнком возле грустной матери, толкает его на поиски козла отпущения, ответственного за мрачное настроение матери. На эту роль назначается отец. Неизвестный объект горя и отец тогда сгущаются, формируя у ребёнка ранний Эдипов комплекс. Ситуация, связанная с потерей смысла, влечёт за собой открытие второго фронта защит.

Эти дети поют колыбельные сами себе, что дает импульс к развитию интеллекта. Часто, они хорошие ученики. Иначе это называется «совладание с травмирующей ситуацией» (навязчивое воображение и мышление). Такое бывает у всех людей, подвергшихся посттравматическому стрессу. Но эта попытка совладания (сублимации) обречена на неуспех.. Неудача в том, что как бы они хорошо ни учились и не творили, они остаются черезвычайно ранимыми в любовной жизни. Каждая их любовь приводит к неспособности к творчеству или учебе. С другой стороны, творчество возможно при «пустыне» в любви (творцы-аскеты). Всякая попытка влюбиться разрушает его. Отношения с другим человеком оборачиваются неизбежным разочарованием и возвращают к знакомому чувству неудачи и бессилия. Это переживается пациентом как неспособность поддерживать длительные объектные отношения, выдерживать постепенное нарастание глубокой личной вовлечённости, заботы о другом. В обоих карьерах они натыкаются на постоянные неудачи и у них возникает ощущение, что над ними висит проклятье, которое и приводит их к психоаналитику. Это проклятье в том, что мать «продолжает умирать» и держать их в своем плену. Психическая боль, которую они испытывают, не позволяет им получать наслаждение ни в любви, ни в ненависти. Нет даже и мазохистского наслаждения. Отношения с объектами: ни любви, ни ненависти (прохладца). Их Я и не внутри и не снаружи. Они не могут испытывать привязанности подолгу, невозможно удерживать объект внутри долго, поскольку их сердце занято «мертвой матерью» (Снежная королева для Кая) Можно только испытывать чувство бессилия.

Работая с такими пациентами, я понял, что оставался глухим к некоторым особенностям их речи. За вечными жалобами на злобность матери, на её непонимание или суровость ясно угадывалось защитное значение этих разговоров от сильной гомосексуальности, женской гомосексуальности у обоих полов, поскольку у мальчика так выражается женская часть личности, часто – в поисках отцовской компенсации ( и мальчик, и девочка ожидают от отца той нежности и любви, что не получили они от матери – нежных прикосновений и поглаживаний, «любви без проникновения»). Моя глухота касалась того факта, что за жалобами на действия матери вырисовывалась тень её отсутствия. Жалобы относились к матери, поглощённой самой собой, недоступной, неотзывчивой, но всегда грустной. Она оставалась безразличной, даже когда упрекала ребёнка. Её взор, тон её голоса, её запах, память о её ласке – всё похоронено, на месте матери во внутренней реальности ребёнка зияет дыра.

Ребёнок идентифицируется не с матерью, а с дырой. Как только для заполнения этой пустоты избирается новый объект, внезапно появляется галлюцинация, аффективный след мёртвой матери.

Замороженная любовь и ее превратности: грудь, Эдипов комплекс, первосцена

Еще один аспект этого комплекса – «замороженная любовь». Это приходит на ум, когда люди жалуются на внутренний холод: холод тела, души. Это их собственное мнение о способности любить. Им кажется, что их способность любить сохранена, но лишь нет подходящего человека, достойного их любви. Но, в ходе терапии обнаруживается, что лишь только появляется такой человек, который их любит, они бегут от него «как черт от ладана» и находят себе недоступных. Попытки психоаналитика говорить о первичном объекте (матери) вызывают у пациента недоумение, но, в тоже время, аналитик чувствует, что пациент любить не способен. В ходе анализа может произойти ухудшение состояния пациента. Защитная сексуализация исчезает : «мастурбировать» становится затруднительно (это соответствует раннему детскому ананизму и другим способам получения чувственного прегенитального наслаждения). Прекращаются «замечательные» сексуальные достижения, исчезает череда любовников. Все это не вызывает больше интереса и оказывается, что у пациента никакой сексуальной жизни нет. Речь не идет о потере сексуального аппетита: просто никто ему больше нежеланен, а прежняя стимуляция эрогенных зон не вызывает интереса. Обильная, разбросанная, разнообразная, мимолетная сексуальная жизнь больше не приносит никакого удовлетворения.

Остановленные в своей способности любить, субъекты, находящиеся под владычеством мёртвой матери, не могут более стремиться ни к чему, кроме автономии. Делиться с кем бы то ни было им запрещено. Сначала они бежали от одиночества, а теперь его ищут. Субъект «вьёт себе гнездо». Он становится своей собственной матерью, но остаётся пленником своей стратегии выживания.

Это холодное ядро (замороженная любовь) жжёт как лёд и как лёд же анестезирует. Это едва ли только метафоры. Такие пациенты жалуются, что им и в зной – холодно. Им холодно под кожей, в костях, они чувствуют, как смертельный озноб пронзает их насквозь. Внешне эти люди и в самом деле ведут более или менее удовлетворительную профессиональную жизнь, женятся, заводят детей. На время всё как будто в порядке. Но с годами профессиональная жизнь разочаровывает, а супружеская сопровождается серьёзными нарушениями в области любви, сексуальности и аффективного общения. В то же время родительская функция, наоборот, сверхинвестирована. Впрочем, часто дети любимы при условии достижения ими тех нарциссических целей, которых самим родителям достичь не удалось.

Этот комплекс не отменяет Эдипов комплекс, но он модифицирован и более драматичен. Для девочки характерен такой страх потерять материнскую любовь, что отцовское имаго остается навсегда неинвестированным. Она даже не пытается полюбить отца. А если доля любви и есть, то отец окрашен в материнские тона и выглядит как фаллическая мать. Часто, отец на самом деле играет роль матери для ребенка при матери, находящейся в горе. Он дает то, что ожидалось от матери. А это означает, что он не настоящий мужчина. В случае с мальчиком, опять же возникает имаго фаллической матери, окрашивающей отца: слабак, который не смог дать счастья матери и детям. Он никчемный, неспособный и его член пуст. От такого Эдипова комплекса происходит регрессия к анальности, проявляющейся в навязчивостях. Часто это связано с анальными манипуляциями, но об этом обычно можно лишь догадываться, поскольку пациент старается скрывать это.

Мальчику грозит впоследствии хаотический сексуальный опыт как гомосексуальный, так и гетеросексуальный. Любовь к отцу не приводит к положительной идентификации с ним.

Характерной для анальности является защита с помощью реальности: на сеансах заполняет время перечислением всех событий, произошедших за день, вспоминает всех людей, что повстречал. Защита анальностью позволяет спастись от оральности, которая несет в себе материнское имаго (всегда) и спасает от ужаса поглощения всемогущим объектом. Анальность проявляется и в нарастании интереса к жизни психоаналитика, к обстановке в его кабинете. Такое нарастание интереса к реальности связано с тем, что фантазии о мертвой матери прорываются в подсознание и вызывают сильнейшую тревогу. Пациенты боятся сойти сума в это время. Они становятся психоаналитиками для всего своего окружения. И в тоже время такой психоаналитический интерес сопровождается разочарованием в психоанализе. Они жалуются на отсутствие эффекта. Такое разочарование связано с тем, что анализ инвестирован пациентом нарциссически, то есть – это предмет роскоши или средство для прогресса личности. Психоанализ скорее позволяет пациенту понять других, чем яснее взглянуть на себя самого. Мертвая мать отказывается умирать второй смертью. Много раз психоаналитик говорит себе: «Ну, на этот раз — все; она точно умерла, эта старуха; он (или она) сможет, наконец, жить; а я — немного вздохнуть». Но случись в переносе или в жизни ничтожнейшая травма — и она придаст материнскому имаго новую жизнеспособность, если можно так выразиться. Она — воистину тысячеглавая гидра, и всякий раз кажется, что ей перерезали глотку. А отрубили лишь одну из ее голов. Где же шея этого чудовища?

Современный психоанализ, чему немало свидетельств, понял, правда, с запозданием, что, если Эдипов комплекс остался необходимой структурной референцией, определяющие условия Эдипова комплекса следует искать не в его генетических предшественниках — оральных, анальных и фаллических, рассматриваемых [к тому же] под углом референций (репрезентаций) реалистических, поскольку оральность, анальность и фалличность зависят отчасти от реальных объектных отношений, ни тем более в генерализованной фантастике их структуры, как у Мелани Кляйн, но в изоморфной Эдипову комплексу фантазии — [фантазии] первосцены. «Я настаиваю на том, что первосцена — это фантазия, чтобы ясно отмежеваться от позиции Фрейда, как она изложена в случае Сергея Панкеева, где Фрейд ищет в целях [своей] полемики с Юнгом доказательств ее реальности. Ибо чем так важна первосцена: не тем, что субъект был ее свидетелем, но как раз обратным, а именно, тем, что она разыгрывалась в его отсутствии.»

. Лишь оживление фантазма первосцены и ее анализ (каннибализм, соблазнение и т.д.) способно растопить «замороженную любовь». Эдип опирается на первосцену. Неважно были вы свидетелем первосцены или нет, а важно то, что эта первосцена разыгрывалась в отсутствии субъекта. . Для комплекса ММ фантазии первосцены носят капитальный характер, так как в эту сцену входят 2 участника. Мать, какой бы замечательной она ни была, не могла совокупляться сама с собой. Поэтому появляется 3-й – отец. Хотя все следы первосцены дезинвестированы, вытеснены, они дремлют под спудом. Иногда на эту сцену может указывать нейтральное воспоминание (отношение матери к другим объектам). Когда всплывает интерес матери к любому 3-му, психоаналитика это всегда должно интересовать как проекции. Эти проекции – оживление вытесненных следов первосцены. За появлением таких объектов, интересующих мать, могут следовать вспышки злобы. Для пациента важно, что находятся такие объекты, которые могут вывести мать из депрессии, оживить ее хоть на мгновение. Неважно кто, но кто-то, кто может дать матери хоть на миг удовольствие и наслаждение. Не так уж приятно узнавать об этом («Как смела она с ним получать удовольствие, когда я так старался для нее!»). Это нарциисическая рана.

И есть 6 основных последствий оживления первосцены в ходе анализа, которые могут проявлятьсяизолированно или группами:

1)Навязчивое переживание этой фантазии и ненависть к объектам (родительским), позволившим себе объединиться и получать удовольствие за счет и в ущерб субъекта.

2)Характерное для всех невротиков толкование первосцены, как садистической. Мать не наслаждается первосценой, а страдает (мать у них всегда страдает). А если она и наслаждается, то против своей воли, поскольку она принуждена отцовским насилием («Меня затащили на вечеринку и я пошла, чтобы их не обидеть!»).

3)Развитие п.2. Мать наслаждается и становится гнусной лицемеркой, комедианткой, сама на себя перестает быть похожей. Здесь уже есть признание наслаждения, но в измененном состоянии сознания. Ей ставится в вину это наслаждение. (Характерно для первертов).

4)Идентификация пациента с двумя разными имаго – материнским (ММ) и отцовским. Идентификация с ММ, то есть субъект сам чувствует себя таким – замерзшим («тайный холод в душе и огонь в крови»). Другой вариант этого имаго – сексуальное возбуждение садомазохистского характера (сам мучается и других мучает).

Идентификация с отцовским имаго:

А) Отец агрессор, который мучает ММ ( некрофил, совокупляющийся с трупом).

Б) Отец, излечивающий ММ сексом (выздоравливающий вариант). Это отец-принц, излечивающий спящую красавицу.

Пациент проходит через все эти варианты идентификаций, что обеспечивает значительную психическую экономию.

5) Делибидинизация первосцены. Это приводит к росту интеллектуальной активности, что является следствием лечения нарциссизма, способом бегства из запутанной ситуации и способом ухода от сексуализации. Жертвой оказывается отсутствие надежды на нарциссическое удовлетворение. Другой способ ухода – творчество. Они сами творят свою вселенную. Создание сексуальных перверсий (художественное творчество, сценарии и т.п.).

6) Отнекивание (отрицание) от всей фантазии целиком с типичной инвестицией невежества в отношении всего, что касается сексуальных отношений, при этом у субъекта сочетается пустота мертвой матери и стирание [первичной] сцены.Это невежество активное, поэтому одним просвещением здесь не поможешь (невежество, которое активно сопротивляется). Благодаря инвестиции невежества в субъекте воцаряется пустота и утверждается она на месте первосцены.

Фантазия первосцены становится центральной осью психической жизни субъекта и в своей тени скрывает комплекс мертвой матери. Зта фантазия развивается в двух направлениях: вперед и назад. Вперед – в направлении предвосхищениея Эдипова комплекса(ЭК). Но есть опасность в случае бегства в ЭК, что это будет защитой от опасных фантазий первосцены. Об этом свидетельствует слишком большое количество ненависти, гомосексуальности, нарциссизма и рассуждения пациента будут нести следы непроработанной первосцены.

Назад — отношение к груди явится предметом радикального перетолкования. Именно в последействии грудь становится столь значимой. Белое горе мертвой матери отсылает к груди, которая, с виду кажется, нагружена разрушительными проекциями. На самом деле, речь идет не столько о злой груди, которая не дается, сколько о груди, которая, даже когда дается, есть грудь отсутствующая (а не потерянная), поглощенная тоской по отношениям с объектом скорби.
Грудь, которую невозможно наполнить, и которая не может наполнять сама. Вследствие этого, всякая реинвестиция счастливого отношения с грудью, предшествовавшего развитию комплекса мертвой матери, отмечена здесь знаком эфемерности, катастрофической угрозы и даже, осмелюсь так выразиться, знаком ложной груди, носимой ложным объектом, кормящей ложного младенца. Это счастье было обманкой. «Меня никогда не любили» становится новым девизом, за который цепляется субъект и который он постарается подтвердить в своей дальнейшей любовной жизни (во всех дальнейших отношениях любовных). Понятно, что мы здесь имеем дело с невозможным горем, и что поэтому метафорическую потерю груди становится невозможно переработать психически. Фантазии орального каннибализма здесь не играют большой роли, как это имеет место при меланхолии. Не столько пожирания он боится, сколько поглощения пустотой и потери тех «жалких крох от объекта», что у него остаются.

Анализ переноса по всем этим позициям позволит найти первичное счастье, предшествовавшее появлению комплекса мертвой матери. Это отнимает много времени, и нужно будет не раз заново возвращаться к этому комплексу, прежде чем выиграть дело, то есть прежде чем белое горе и его перекличка со страхом кастрации позволят выйти на повторение в переносе счастливого отношения с матерью, наконец-то живой и наконец-то желающей отца. Этот результат достигается анализом той нарциссической раны, которую материнское горе наносило ребенку.

Особенности переноса

Я не могу слишком распространяться о технических последствиях для анализа тех случаев, когда в переносе можно выделить комплекс мертвой матери. Сам этот перенос обнаруживает заметное своеобразие. Психоанализ сильно инвестирован пациентом. Наверно, следует сказать, что психоанализ — более чем психоаналитик. Не то чтобы последний совсем не был инвестирован. Но эта инвестиция объекта переноса, при всем кажущемся наличии всей либидинозной гаммы, тональность ее глубоко укоренена в нарциссической природе. Несмотря на выразительные признания, окрашенные аффектами, часто весьма драматизированными, это выражается в тайной неприязни. Оная неприязнь оправдывается рационализациями типа: «Я знаю, что перенос — это обманка и что с вами, в действительности и во имя ее, ничего нельзя, так чего ради?» Эта позиция сопровождается идеализацией образа аналитика, который хотят и сохранить как есть и соблазнить не столько эротически, а чтобы вызывать у него интерес и восхищение его способностями и т.д.

Соблазнение имеет место в интеллектуальном поиске, в поиске утраченного смысла, успокаивающем интеллектуальный нарциссизм и создающем такое изобилие драгоценных даров психоаналитику. Тем более что вся эта деятельность сопровождается богатством психических представлений и замечательным даром к самоистолкованию, который, по контрасту, оказывает так мало влияния на жизнь пациента, которая если и меняется, то очень мало, особенно в аффективной и сексуальной сфере. Язык анализанта часто характеризуется повествовательным стилем. Они остаются столь же бедны, как и были.

Его роль состоит в том, чтобы тронуть психоаналитика, вовлечь его, призвать его в свидетели в рассказе о конфликтах, встреченных вовне («Моя мать избивала меня и выгоняла голой из дома на мороз! Моего прежнего аналитика это потрясло. А вас?») Этот стиль не всегда скучен: может весело рассказывать свою жизнь, трогательно, плаксиво…. Конечно, это не только защита от анализа, но и способ вхождения в терапию. Словно ребенок, который рассказывал бы своей матери о своем школьном дне и о тысяче маленьких драм, которые он пережил, чтобы заинтересовать ее и сделать ее участницей того, что он узнал в ее отсутствие. Аналитик должен показывать свой интерес к этим драмам, но важно не попасть в ловушку соблазнения.

Можно догадаться, что повествовательный стиль мало ассоциативен. Он дает мало ассоциаций аналитику (« Он сказал…Я сказала… Он сделал…, Я сделала…»). Такой стиль характерен для психосоматиков. Когда же ассоциации возникают, то они получаются одновременны скрытному душевному движению отвода инвестиций, а это значит, что все происходит, как если бы речь шла об анализе другого, на сеансе не присутствующего (отец, мать, ребенок, друг). Субъект прячется, ускользает, чтобы не дать аффекту повторного переживания захватить себя более, чем воспоминанию. Уступка же этому повторному переживанию повергает субъекта в неприкрытое отчаяние. Так происходит оттого, что возникает много аффекта, а связать его не с чем, поскольку нет репрезентаций, с которыми он связан. Пациент боится пережить аффект в грубой форме, боится отчаяния, которое может всплыть в любой момент. Поэтому, повествовательный стиль: рассказывают как юристу или соц. работнику. Хотят, чтобы терапевт занял чью-либо сторону. Совсем молчать нельзя, но и поддерживать этот стиль тоже нельзя. Поэтому некоторая степень молчания все-же нужна, пока пациент не впадает в крайнюю степень отчаяния. Это отчаяние связано с тем, что пациент не может проделать работу горя. Невозможно отказаться от горя, а значит и от инцеста с матерью («Не хочу отказываться от ее любви!»)

Действительно, в переносе можно обнаружить две отличительные черты; первая — это неприрученность влечений: субъект не может ни отказаться от инцеста, ни, следовательно, согласиться с материнским горем. Вторая черта — несомненно, самая примечательная — заключается в том, что анализ индуцирует пустоту. То есть, как только аналитику удается затронуть какой-то важный элемент ядерного комплекса мертвой матери, субъект ощущает себя на мгновение опустошенным, бело-матовым, как если б у него вдруг отняли объект-затычку, отняли бы опекуна у сумасшедшего (боятся сойти сума ) . На самом-то деле, за комплексом мертвой матери, за белым горем матери угадывается безумная страсть, объектом которой она была и есть, страсть, из-за которой горе по ней и становится невозможно пережить. Основной фантазией, на которую нацелена вся психическая структура субъекта становится: питать мертвую мать, дабы содержать ее в постоянном бальзамировании. То же самое анализант делает с психоаналитиком. Хотя перенос легкий, как будто эти чувства понарошку, глубины нет – тайное бесчувствие, но это не мешает заботиться о «кормлении» психоаналитика. Он кормит его психоанализом не для того чтобы помочь себе жить вне анализа, но дабы продлить процесс оного психоанализа до бесконечности. Они аккуратно ходят и платят, хороши как жертвы эксплуатации. Кормят аналитика повествовательными рассказами, сплетнями, последними событиями, которые могут быть интересны терапевту. О конце терапии речь даже не заходит и процесс может продолжаться бесконечно. Необходимо интерпретировать перенос: «Вы хотите быть надеждой на спасение аналитика, идеальным пациентом хотите быть и идеальным ребенком для матери!»

Ибо субъекту хочется стать для матери путеводной звездою, тем идеальным ребенком, который займет место идеализированного умершего — соперника, неизбежно непобедимого, потому что не живого; ибо живой — значит несовершенный, ограниченный, конечный.

Связь горя с манерой поведения пациента не очевидна. Тайна его души выступает как перенос на аналитика. Может быть череда любовных связей и отношений с любовниками без любви, но с кормлением и позолачиванием.

Комплекс мертвой матери оставляет психоаналитика перед выбором между двумя техническими установками. Первая — это классическая техника. Она несет в себе опасность повторения отношения с мертвой матерью в молчании. Боюсь, что если комплекс мертвой матери не будет обнаружен, то психоанализ рискует потонуть в похоронной скуке или в иллюзии наконец обретенной либидинозной жизни. В любом случае, впадения в отчаяние долго ждать не придется, и разочарование будет горьким. Другая установка, та, которой я отдаю предпочтение, состоит в том, чтобы, используя рамки психоанализа как переходное пространство, делать психоаналитика объектом всегда живым, заинтересованным, внимающим своему анализанту и свидетельствующим о своей собственной жизненности теми ассоциативными связями, которые он сообщает анализанту,никогда не выходя из нейтральности. Ибо способность анализанта переносить разочарование будет зависеть от степени, в которой он будет чувствовать себя нарциссически инвестированным психоаналитиком. Такому пациенту важно почувствовать, что аналитику интересно работать именно с этим пациентом. Так что необходимо, чтобы оный психоаналитик оставался постоянно внимающим речам пациента, не впадая в интрузивные истолкования. Устанавливать связи, предоставляемые предсознательным, связи, поддерживающие третичные процессы, без их шунтирования, без того, чтобы сразу идти к несознательным фантазиям, не значит быть интрузивным. А если пациент и заявит о таком ощущении интрузивности истолкований, то очень даже можно ему показать, и не травмируя его сверх меры, что это его ощущение играет роль защиты от удовольствия, переживаемого им как пугающее. Живость ассоциаций должна особо отслеживать удовольствия, которые у пациента прячутся за страхами и тревогой преследования. У этих пациентов часто отсутствует даже словарь необходимый для описания удовольствия.

После того, как пациент ощутит и признает первые свои удовольствия и интересы, происходит такое явление как пожелания ребенка вылечить свою мать. Ребенок выздоровел, но здоровье ему не в радость, поскольку мать страдает. Он упорствует и пытается пожертвовать удовольствием в пользу матери. В анализе повествовательный стиль меняется ассоциативным богатством – много снов, ассоциаций. «Оживленный ребенок» радуется интерпретациям, которые дает аналитик.
Выздоровевший ребенок обязан своим здоровьем неполному поправлению вечно больной матери. И это выражается в том, что теперь мать сама зависит от ребенка. Мне кажется, что это душевное движение отличается от того, что обычно описывают под именем поправления. На самом деле речь идет не о положительных действиях, связанных с угрызениями совести за ее неполное поправление, а просто о принесении этой жизнеспособности в жертву на алтарь матери, с отказом от использования новых возможностей Я для получения возможных удовольствий. Психоаналитику тогда следует истолковать анализанту, что все идет к тому, как если бы деятельность субъекта не имела больше другой цели, кроме как предоставления на психоанализе возможностей для толкований — и не столько для себя, сколько для психоаналитика, как если бы это аналитик нуждался в анализанте — в противоположность тому, как обстояло ранее (Подобные истолкования придется делать неоднократно).

Как объяснить это изменение? За манифестной ситуацией скрывается фантазия инвертированного вампиризма. Пациент проводит свою жизнь, питая свою мертвую мать, как если бы он был единственным, кто может о ней позаботиться. Это последний этап анализа, где обнаруживается, что пациент провел свою жизнь в качестве хранителя мумии. Хранитель гробницы, единственный обладатель ключа от ее склепа, он втайне исполняет свою функцию кормящего родителя. Он держит свою мертвую мать в плену, она становится его личной собственностью. Мать стала ребенком ребенка. Часто, на самом деле можно обнаружить у пациента мать проживающую в квартире. Вот так он сам — пациент — и залечит свою нарциссическую рану.

Здесь возникает парадокс: мать ценна тем, что она не была доступна. Пусть с ним находится лишь ее тело, оболочка без души, но пусть она будет. Субъект может заботиться о ней, пытаться ее пробудить, оживить, вылечить. Но если, напротив, она выздоровеет, пробудится, оживет и будет жить, субъект еще раз потеряет ее, ибо она покинет его, чтобы заняться своими делами и инвестировать другие объекты ( не его будет любить, а кого-то другого). Покинет его телесно. Так и психоаналитика надо держать, заботиться о нем, чтобы он не ушел к другому пациенту. Почувствовать горе очень трудно, так как мать не любила, когда должна была любить. Кроме того, если она оживет, то тоже может любви не дать, да еще и телесно исчезнет. Так что мы имеем дело с субъектом вынужденным выбирать меж двух потерь: между смертью в присутствии матери или жизнью в ее отсутствии. Отсюда — крайняя амбивалентность желания вернуть матери жизнь (страх повторной потери)

Метапсихологические гипотезы: стирание первичного объекта и обрамляющая структура

Современная психоаналитическая клиника стремилась как можно лучше описать характеристики самого первичного материнского имаго. Работы Мелани Кляйн в этом плане совершили переворот в теории психоанализа, хотя сама она больше интересовалась внутренним психическим объектом, тем внутренним объектом, который она смогла себе представить, как из опыта психоанализа детей, так и из опыта психоанализа взрослых больных с психотической структурой, и не принимая во внимание участия реальной матери в образовании своего имаго. Из этого ее пренебрежения и вышли работы Винникотта. Но ученики Кляйн, даже не разделяя взглядов Винникотта, признали, начиная с Биона, необходимость приступить к исправлению ее взглядов на этот предмет. В общем, Мелани Кляйн дошла до крайностей в том, чтобы отнести всю относительную силу инстинктов жизни и смерти у младенца — к ансамблю врожденных предиспозиций, без учета, так сказать, материнской переменной. В этом она — продолжательница линии Фрейда.

В кляйнианских работах основной упор сделан на проекции, связанные со злым объектом. В определенной мере, это оправдывалось отказом Фрейда в признании их достоверности. Много раз уже подчеркивалось сокрытие им «злой матери» и его неколебимая вера в почти райский характер отношений, связующих мать и ее младенца. Так что Мелани Кляйн пришлось исправить эту частичную и пристрастную картину отношений мать — дитя, и это было тем легче сделать, что случаи детей и взрослых, которые она анализировала, — большинство маниакально-депрессивной или психотической структуры — с очевидностью обнаруживали такие проекции. Именно таким образом возникла обширная литература, досыта живописавшая эту внутреннюю вездесущую грудь, которая угрожает ребенку уничтожением, расчленением и всякого рода адскими муками, грудь, которую связывают с младенцем зеркальные объектные отношения, от коих он защищается как может — проекцией. Как только шизоидно-параноидная фаза начинает уступать место фазе депрессивной, оная , современница сочетанной унификации Я и объекта, имеет своей основной чертой прогрессивное прекращение проективной активности и прогрессивный доступ ребенка к принятию на себя заботы о своих агрессивных влечениях — его, в некотором смысле, «принятие ответственности» за них, которое приводит его к бережному обращению с материнским объектом, к страху за нее, к страху ее потери, с зеркальным обращением своей разрушительности на самого себя под влиянием архаической вины и в целях материнского настроения и здоровья поправления. Поэтому здесь — еще менее чем когда-либо — не встает вопрос об обвинении матери.

В той клинической картине, которую я здесь описал, могут сохраняться остатки злого объекта, как источника ненависти, но я полагаю, что тенденции враждебности — вторичны, а первично — материнское имаго, в коем оная оказалась безжизненной матерью в зеркальной реакции ее ребенка, пораженного горем материнского объекта. Все это ведет нас к дальнейшему развитию гипотезы, которую мы уже предлагали. Когда условия неизбежного разделения матери и ребенка благоприятны, внутри Я происходит решающая перемена. Материнский объект, как первичный объект слияния, стирается, чтобы оставить место инвестициям собственно Я, инвестициям, на которых и основывается его личный нарциссизм, нарциссизм Я, отныне способного инвестировать свои собственные объекты, отличные от первичного объекта. Но это стирание психических представлений о матери не заставляет ее действительно исчезнуть. Первичный объект становится рамочной структурой Я, скрывающей негативную галлюцинацию матери. Конечно, психические представления о матери продолжают существовать и еще будут проецироваться внутрь этой рамочной структуры, на экранное полотно психического фона, сотканное из негативной галлюцинации первичного объекта.

Но это уже не представления-рамки, или, чтобы было понятнее, это уже не представления, в которых сливаются психические вклады матери и ребенка. Иными словами, это уже более не те представления, коих соответствующие аффекты носят характер витальный, необходимый для существования младенца. Те первичные представления едва ли заслуживали названия психических представлений. То была такая смесь едва намеченных представлений, несомненно, более галлюцинаторных, чем собственно представленческих, такая их смесь с аффективными зарядами, которую почти можно было бы назвать аффективными галлюцинациями. То было также верно в ожидании чаемого удовлетворения, как и в состояниях нехватки. Оные , если они затягивались, сопровождались эмоциями гнева, ярости, а затем — катастрофического отчаяния.

Однако стирание материнского объекта, превращенного в рамочную структуру, достигается в тех случаях, когда любовь объекта достаточно надежна, чтобы играть эту роль [психического] вместилища [для] пространства представлений.

Оному пространству психических представлений более не угрожает коллапс; оно может справиться с ожиданием и даже с временной депрессией, ребенок ощущает поддержку материнского объекта, даже когда ее здесь больше нет. Горе и любовь ему не страшна, поскольку можно пережить это под оболочкой. Рамки предлагают в итоге гарантию материнского присутствия в его отсутствие и могут быть заполнены всякого рода фантазиями, вплоть до фантазий агрессивного насилия включительно, которые уже не представляют опасности для этого вместилища. Обрамленное таким образом психическое пространство, образующее приемник для Я, отводит, так сказать, пустое поле для последующего его занятия эротическими и агрессивными инвестициями в форме объектных представлений. Субъект никогда не воспринимает эту пустоту психического поля, так как либидо всегда уже инвестировало психическое пространство. Оное психическое пространство, таким образом, играет роль примордиальной матрицы будущих инвестиций (норма)

Однако, если такая травма, как белое горе матери, случится прежде, чем ребенок смог создать себе достаточно прочные психические рамки, то внутри Я не образуется доступного психического места. Сами рамки будут озабочены не тем, чтобы сохранить Я, а будут стремиться сохранить икону или мумию матери. В этих рамках формируется либо позитивный нарциссизм, то есть инвестиции собственного Я, несущие следы удовлетворяющих отношений с матерью, благодаря которым можно создать собственный нарциссизм, либо формируется негативный нарциссизм, который тянет Я к нулю, к разрушению самого себя, что переживается как пустота, поскольку этому Я всякого рода интерес и возбуждение противно. Единственное, что оживляет его – следы потери. Единственное, чего он хочет, чтобы все оставили его в покое, так как если в покое не оставляют, то оживают следы потери и нехватки матери.. Пациенты стремятся к тому, чтобы уровень возбуждения был нулевым. Мертвый объект, поглощенный горем, втягивает юное Я в пустыню, смерть. В гробнице матери спрятана часть Я субъекта. Либидо его мистическим образом постоянно утекает туда.

Уничтожение гробницы означало бы и уничтожение Я самого субъекта, поэтому так трудно разделиться с ММ. Горе по ММ означает и сдирание кожи. Убрать кожу опасно – окажешься оголенным. В заключительный период анализа пациент и готов отпустить ожившую мать (терапевта), но ему и завидно и обидно, что у матери (терапевта) есть еще кто-то.

Феномен «мертвой матери»

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЕСТНИК
№ 10, 2002

О. Павлова

«Основное настроение человека — депрессия за исключением праздников».
Д.Винникотт

Эту статью мне хотелось бы посвятить рассмотрению некоторых, на мой взгляд, основных особенностей феномена «мертвой матери», его теоретических и клинических аспектов. Затронутая нами проблема приобретает в настоящий момент особую значимость в клинике психических заболеваний, так как она имеет самое непосредственное отношение к травме и к депрессии, которые в последнее время стали актуальными факторами психической патологии в современном мире и в частности в России.
Феномен «мертвой матери» был выделен, назван и изучен известным французским психоаналитиком Андре Грином сравнительно недавно. В работе «Мертвая мать», вышедшей в свет в ] 983 году, и пока не переведенной на русский язык, Грин использовал в качестве парадигмы изучения психических явлений детский ответ на травматическое разрушение связи между ребенком и матерью на самых ранних периодах жизни индивидуума. Эта работа поднимает определенные фундаментальные теоретические вопросы в отношении реконструкции прошлого и взаимосвязи между травмой в младенчестве и раннем детстве и последующей психопатологией. Введенное им в психоаналитическое употребление символическое понятие «мертвая мать» можно по праву назвать базовым по отношению к исследованию происхождения травмы и проблем ее реконструкции. А также очень важно отметить, что феномен «мертвой матери» может быть увиден как освещающий некоторые основные моменты психодинамики личности в парадигме практики и теории психоанализа.
Исследуя истоки развития личности в онтогенезе, Андре Грин вслед за Карлом Абрахамом считает отнятие от груди центральным моментом в психоэмоциональном развитии ребенка. Но, в отличие от многих других исследователей, он говорит о том, что потеря груди не всегда становится драматичной для ребенка. «Страх, тревога потери объекта живет в каждом из нас», — пишет Андре Грин, и для нарушения развития, с его точки зрения, должны быть созданы необходимые условия. В качестве главного пре-диспозиционного фактора, способствующего психической травма-тизации, он выделяет депрессию матери. В этом отношении важно сразу отметить, что материнский аффективный уход от младенца или маленького ребенка это относительно часто встречающийся, общий случай, в то время как, например, синдром «мертвой матери», который обнаруживает тяжелую психопатологию, является достаточно редким в клинической практике. Важную роль в разнообразии реакций ребенка на эмоциональное отсутствие матери играют внутрипсихические селективные процессы, работающие над изживанием травмы. В связи с этим А. Грин акцентирует наше внимание на имеющей место разнице в депрессивном существовании матери либо как на хронически депрессивной, либо как на матери, которая внезапно на один день становится таковой.
Что же может стать причиной, погружающей мать в депрессию? А. Грин выделяет следующие жизненные стрессовые ситуации: обман мужа, смерть родителей, прерывание беременности, выкидыш. Эти моменты, запускающие депрессию женщины, что имеет большое значение в клинике аффективных нарушений, могут быть передающимися из поколения в поколение от матери к дочери. Для описания этих случаев Грин использует термин С. Ле-бовиси «трансгенерационная передача». Мы не случайно акцентируем внимание на этих идеях — они имеют непосредственное практическое применение в психотерапии пациентов с тяжелыми депрессиями. Проведение параллели между материнской депрессией и запускающими ее факторами у пациента с аффективной патологией приводит не только к имеющему особую терапевтическую ценность пониманию того, что мать была больна, но и к осознанию идентификации с матерью и с ее расстройством. Смещение акцента у одной моей пациентки с переживания матери как не желающей понять ее и дать ей то, что она просит, а именно позитивные чувства любви и привязанности, на восприятие матери, как не могущую их дать, привело к серьезным терапевтическим сдвигам в нашей работе с ее депрессивным мироощущением.
В терапии пациентка К. смогла отделить свой мир от ощущения себя существующей в фантазии с кладбищами, гробами и мертвецами, то есть от мира матери, живущей неоплаканной потерей внезапно ушедшего из жизни мужа. И что удивительно, она смогла в терапии протянуть трагическую ниточку событий вглубь времен, и «вырисовалось древо жизни с корнями, погруженными в прошлое» (Лебовиси С, 1996). Как оказалось, дедушка, муж бабушки моей пациентки по материнской линии, по семейному преданию, погиб очень молодым, когда мама моей пациентки была еще маленькая. Суть произошедшего заключ&тась в том, что он знал, что погибнет, и бабушка это знала, но не удержала его. Такая же «случайность» имела место и в семье моей пациентки, когда ей было 7 лет. Ее отец, улетая на самолете в отпуск, почему — то предполагал, что самолет разобьется и мама тоже магически чувствовала, что может случиться непоправимое, и все-таки отпустила его. Данная семейная история является своего рода «трансгенерационным мандатом» С.Лебовиси, передающимся из поколения в поколение в данном случае от бабушки к матери и до моей пациентки. Это повторение драмы прошлого в терапии мы с моей пациенткой смогли увидеть воочию, когда ее гражданский муж собрался ехать в Чечню на поиски своего пропавшего друга. В тот момент моя пациентка пришла ко мне на встречу со словами, что она думает, что ее мужчина погибнет, и она останется безутешной вдовой, и она точно знает это, но не может его не отпустить. Поднятые ситуацией переживания вывели нас на мысль о том, что есть некая связь между ней, матерью и бабушкой, которая обеспечивает некую преемственность и принадлежность ребенка этого рода к матери. Счастливая девочка и недепрессивная молодая женщина, имеющего живого мужа не могла бы быть дочерью своей матери. Целью мандата было передать потерю и существование в депрессии, дабы сохранить пространство отношений и связь с матерью.
Что же мы видим в этой особой реальности, в пространстве ранних диадных отношений? Мать, по мнению А. Грина, находится рядом с ребенком и в то же время она погружена в состояние депрессии. Ребенок не знает, что заботит мать. Эмоционально отвергающая ребенка мать не может понять его и, соответственно, дать то, что ребенку надо. Сложившаяся ситуация приводит к серьезным изменениям в психике ребенка, который не знает, что же на самом деле происходит. Именно в этот момент ребенок теряет всякое значение отношений с матерью, что в последствии в течение жизни найдет отражение в обесценивании и потере отношений с другими людьми. Мы можем резюмировать, что чувство, которое устанавливается у ребенка в самых ранних отношениях с его матерью, является базовым, на основании которого и складывается его дальнейшие взаимодействие с другими людьми. Приходя в терапию, пациенты с такими трудностями психического функционирования не могут понять, как аналитик может помочь им в их тяжелой жизненной ситуации. Ими, как правило, владеет сильный страх формирования отношений. По этой причине они с трудом устанавливают перенос, и, если это все же происходит, то проецируют на психотерапевта образ своей депрессивной матери, видят терапию как «мертвые отношения» и в соответствии с этими переносными условиями испытывают в анализе чувства, что это все только некоторое добавочное страдание к уже имеющемуся у них. В качестве примера отвержения терапевта пациентом как реального помогающего объекта, приведу небольшой, но точно отражающий описанную нами проблематику «мертвого анализа» и «мешающего аналитика» фрагмент из первого сна, принесенного моей пациенткой в терапию: » Я тяжело иду в гору, у меня в руках велосипед, на котором я не могу ехать, и я вижу женщину, она идет со мной рядом и запихивает палку в крутящееся колесо велосипеда«. Спектр оценок пациентов с феноменом «мертвой матери» колеблется от полного игнорирования психотерапевта и его роли в судьбе пациента до активного непринятия всего комплекса мероприятий анализа.
В настоящее время некоторыми исследователями феномен «мертвой матери» рассматривается не как единое пространство психического расстройства, а как область нарушений, имеющих некоторое психопатологическое разделение. Например, А. Мо-делл (Kohon, 2000) предлагает ввести следующие клинические категории и отделить синдром «мертвой матери» от комплекса «мертвой матери». Термин «синдром «мертвой матери», с его точки зрения, может быть использован для того, чтобы описать в крайней степени злокачественный клинический симптомоком-плекс, который А. Грин видит как ситуацию, при которой имеет место первичная идентификация с эмоционально мертвой мате-, рью. В то время как термин «комплекс «мертвой матери» А. Мон-Делл предлагает использовать для того, чтобы показать возможность целого спектра индивидуальных ответов ребенка на хронически депрессивную, эмоционально отсутствующую мать. Как пример комплекса «мертвой матери» А. Монделл приводит воспоминания известного психоаналитического исследователя Гюн-трипа. В работе «Мой опыт анализа с Фейерберном и Винникоттом» Гюнтрип рассказывает о том, как он реконструировал с Д. Винникоттом свой детский опыт депрессивной и эмоционально недоступной матери, не смотря на то, что сам он не страдал от синдрома «мертвой матери». В Гюнтриповских исследованиях самого себя можно обнаружить лишь некоторое присутствие комплекса «мертвой матери», который в его случае не вел к эмоциональной омертвелости, то есть идентификации с депрессивной матерью и выражался только в гиперчувствительности к шизоидным состояниям ухода других людей. Сходное проявление патологии комплекса «мертвой матери» я наблюдала в процессе первого года психотерапии с одним моим нарциссическим пациентом. У данного пациента я не обнаружила тотальной идентификации с мертвой матерью. Но, не смотря на то, что он был в достаточной мере эмоционально наполненным, он очень остро, агрессивно реагировал на проявление малейшего невнимания по отношению к его личности со стороны работников сферы обслуживания. Эти эпизоды игнорирования оценивались им как недопустимая оплошность с их стороны, за которую «менеджеров, занимающихся непонятно чем, надо выгонять с работы». Такие моменты вызывали у него бурю агрессивных чувств. Мой пациент считал, что это их «долг». Он с ударением произносил словосочетание «святая обязанность», за которую они получают деньги, заметить его, стоящим у справочного окошка и заняться им, или объяснить ему, почему в данный момент они не могут уделить ему внимание, иначе его чувства становятся нестерпимыми и ищут выход лишь в частично осознаваемом им агрессивном поведении. Я интерпретировала его возмущение как «младенческий плач», как попытку привлечь мое внимание, которое он не чувствовал из-за активации трансферентных переживаний комплекса «мертвой матери». В этот момент, возможно, он бессознательно ассоциировал меня со своей матерью и внутренне ощущал, что для того чтобы ему докричаться до «эмоционально глухой» матери ему надо делать это сразу и изо всех сил.
Рассмотрим теперь некоторые другие интересные с клинической точки зрения особенности феномена «мертвой матери». По мнению А. Монделла, комплекс «мертвой матери», функционирующий в психике индивида, не развивается с течением времени в синдром «мертвой матери». Таким образом, мы фактически имеем две независимые составляющие феномена, которые, как мы рассмотрели ранее, принимаются разными авторами, и в том числе А. Грином, как два различных самостоятельных психических нарушения. К примеру, ранняя потеря мысленного объекта, всегда удовлетворяющего, с точки зрения А. Грина, может приводить к двум исходам: к депрессии или к пустоте психоза. А. Грин называет ощущение переживаемой индивидом тотальной пустоты — бланковой депрессией, которая имеет отношение к отсутствию эмоционального вклада или декатексиса. Эти декатектированные состояния возникают из-за потери значения отношений, о чем мы уже упомянули выше. Как образуется эта пустота? Для этого мы остановимся более подробно на описании процесса катексиса. Мы знаем, что каждый образ или объект в психике человека обязательно катектируется. Это значит, что в его психическую репрезентацию происходит некоторое энергетическое вложение.
Таким образом, по А. Грину, «катексис» — это то, что делает жизнь человека плохой или хорошей, но обязательно имеющей значение. Важным моментом является также утверждение А. Грина, что человек открывает катексис только тогда, когда ощущает, что теряет его. Эта потеря катексиса, которая играет ключевую роль в формировании феномена «мертвой матери», происходит приблизительно на 8-9 месяце первого года жизни ребенка, когда формируется привязанность к матери. В этот же момент ребенок начинает узнавать фигуру отца, как третье лицо, участвующее в его отношениях с матерью. Но сам «комплекс или синдром „мертвой матери“», по мнению А. Грина, проявится значительно позже, уже в Эдиповой ситуации. В этот момент среди прочих психодинамических факторов отмечается присутствие сильного желания матери в Эдиповой констелляции. Но это желание, по мнению А. Грина, не включает в себя мать, оно имеет вложенный неизвестный объект тяжелой утраты. В этот момент у ребенка может наблюдаться компенсаторная преждевременная привязанность к отцу. В случае младенца женского пола данные отношения сильно эротизируются, девочка думает, что хоть отец сможет быть эмоциональным и «спасет» ее. Но нередко бывает так, что отец оказывается таким же неспособным, как и мать. Описывая происходящее, А. Грин использует понятие «мертвого отца» по аналогии с феноменом «мертвой матери». Но все же, главным фактором формирования феномена «мертвой матери» являются особенности диадных отношений, заложенные ранее, и которые характеризуются как имеющие в своей основе амбивалентную привязанность. На физиологическом уровне мать может оказывать идеальный уход, но эти манипуляции со стороны матери над ребенком имеют невротический вид: насильное кормление ребенка, когда он не хочет или грудь выдается «строго» по часам, стерильное соблюдение чистоты, бесконечная «глажка» пеленок вместо живого общения с ребенком, раннее приучение к горшку. Когда такая мать берет ребенка на руки, мы можем наблюдать демонстрацию отвержения матери со стороны ребенка: он выгибается дугой, отворачивается. В этом ребенке не отражается любовь матери, которая все поглощает сама, и в психическом ребенка возникает «черная дыра». Такая эмоциональная пустота, яма, чернота сопровождается интенсивными переживаниями тревоги. Эта сильная тревога, не является кастрационной, имеющей отношение к Эди-повому комплексу, а скорее возникает вследствие потери объекта. В данном случае мы можем говорить о сепарационной тревоге, обусловленной душевной раной, не связанной с телесными повреждениями как при страхе кастрации на фаллической стадии. Одна моя пациентка, ощущающая постоянное беспокойство по поводу своей матери, рассказывала, что все лучшее, все лакомые кусочки доставались и достаются не ей, а ее матери. Она твердо уверена в этом, что так было всегда, даже когда она была совсем маленькая,. Именно ее мать занимает место в «центре тепла», а о себе она говорит: «я всегда с краешку, чуть — чуть греюсь». Пациентка К. произносит эти слова с горечью, болью и обидой.
Такая вышеописанная нами «дыра» в психике индивидуума является следствием наблюдаемого деструктивного материнского отношения к ребенку. Ребенок теряет свою мать, но не реальную, а воображаемую, и у него к матери на этом этапе не возникает ненависти, вместо нее есть только рана и боль как реакция на душевную травму. С утратой символического объекта осуществляющего первичный уход теряется либидонозно-сексуальный ка-тексис, не происходит либидонозного вложения в объект. В этот момент ребенок погружается в депрессию и перестает развиваться. Это может выражаться в сильном замедлении физического развития, особенно отражаясь на росте ребенка. Эти дети часто имеют недостаточный для них рост и вес. Такой процесс либидонозного изымания объекта матери из «головы» ребенка А,Грин называет декатексисом или психическим убийством матери ребенком.
На втором этапе формирования структуры «„мертвой матери“» происходит бессознательная идентификация с мертвой матерью и вторичное заполнение образовавшейся «дыры» ненавистью, что может выражаться в зеркальной симметрии отношений между матерью и ребенком. Как пример можно привести слова одной моей депрессивной пациентки о том, как они с мамой обмениваются взглядами ненависти: в глазах матери она видит отражение своих скрываемых чувств.
Обобщая вышеизложенное, можно сделать следующий вывод, что феномен «мертвой матери» является следствием двух целенаправленных движений в одном процессе потери: сначала преобразование и аннулирование вклада первичного материнского объекта и затем идентификация с инкорпорированным объектом, который на деле оказывается мертвым.
Еще одним важным моментом, который стоит отметить, является то, что в описании процесса интернализации «мертвой матери» как объекта А. Грин использует термин «имаго», так как он имеет непосредственное отношение к конструкции пациента или, по — другому, к внутренней репрезентации матери, которая не обязательно эквивалентна памяти о настоящей личности матери. Употребление термина «имаго» указывает нам, прежде всего, на то, что идентификация с «мертвой матерью» является бессознательной. Но при этом, однако, все же нельзя совсем исключить роль исторической матери в образовании ее внутренней объект -репрезентации. По этой причине необходимо более подробно остановиться на некоторых моментах исследований, связанных с интернализацией образа матери. Надо сразу отметить, что на сегодняшний момент имеются разные взгляды на некоторые проблемы, связанные напрямую с комплексом и синдромом «мертвой матери». Например, точка зрения А. Монделла отличается от выводов А. Грина в одном очень важном моменте. Последний утверждает, что успешная психотерапия пациентов может открыть память о периоде материнской эмоциональности, который предварял ее депрессию. Изученные же А. Монделлом случаи подтверждают, в отличие от гриновских примеров, совсем другой жизненный сценарий. Материнская мертвость, по мнению А. Монделла, не переживается как дискретный эпизод с началом и концом. Таким образом, он не находит того периода, где мать была бы эмоционально жива. С точки зрения пациентов А. Монделла, реконструкция образа матери, приводит их к тому, что мать видит-, ся ими скорее как имеющая постоянный характерологический дефицит, нежели чем страдающая от временно ограниченной депрессии. А. Монделл отмечает, что некоторые его пациенты вообще не распознавали материнскую депрессию как таковую. Исходя из этого соображения в многих случаях работа психоаналитика по реконструкции материнского эмоционального отсутствия и депрессии имеет важный терапевтический эффект, так как некоторые из этих пациентов свято верят в то, что их мать отвернулась от них из-за присущей им от рождения дефективности и плохости.
Феномен «мертвой матери» может также иметь место в случае, если мать отрицает, что у ее ребенка есть внутренний индивидуальный мир, отдельный от ее собственного. Этот факт может быть связан с отсутствием у нее опыта переживания чувственного мира других людей. Последствия такого отрицания матерью внутреннего мира ребенка могут быть опустошающими. Признание уникальности психического мира ребенка матерью будет эквивалентно признанию, что он психически живой. Если этого не происходит, то налицо некий факт отрицания матерью, что этот ее ребенок — живой человек. Следующим шагом в этом направлении будет вывод о том, что такие чувственно неспособные матери, не признавая психическую живость своих детей, желали, чтобы их дети не существовали, чтобы их младенцы были мертвы. Такому ребенку не пожаловано разрешение быть личностью, существовать как имеющему мир, уникальный и отдельный от материнского. Таким образом, непризнание матерью детской психической живости ощущается ребенком как отказ в разрешении к его существованию. Такой отказ ребенку, в свою очередь, приводит к запрещению всех желаний младенца. Это может быть сформулировано следующим образом: если кто-то не имеет права существовать, значит, этот кто-то не имеет права и желать. Отсутствие желаний у ребенка с синдромом «мертвой матери» со временем трансформируется в неспособность испытывать удовольствие. Важно, что у такой личности отсутствует удовольствие от себя самого и собственного существования, удовольствие от «просто быть». И если ему каким-то образом все же удается получить хотя бы небольшое удовольствие, у него складывается стойкое убеждение, что за ним должно последовать наказание.
Есть еще один аспект феноменологии «мертвой матери», указанный А. Монделлом, который обязательно нужно здесь рассмотреть. Он имеет отношение к обработке аффектов. Всеми признано, что нарушение в ранних отношениях между матерью и ребенком вносит свой вклад в относительную неспособность ребенка регулировать свои аффективные реакции. Это положение базируется на том, что младенческие гомеостатические процессы регулируются совместно и ребенком и матерью. Это нарушение в регулировании аффектов может нарастать из-за асинхронное™ в детско-материнских отношениях, так как в соответствии с теорией Биона мать является контейнером и инициатором первоначальной детской тревоги. Наблюдаемый у ребенка страх переживания интенсивных чувств убеждает нас в том, что его аффекты в действительности неконтролируем ы. Если мать эмоционально недоступна для ребенка, она также дистанцирована от себя самой и от своего тела и эта диссоциация между душой и телом транслируется ребенку. Таким образом, мать доказывает свою неспособность содействовать ребенку в его переживании аффективного опыта. В этих условиях самость ребенка будет затоплена или перевернута вверх ногами.
В ряду многих других исследователей феномена «мертвой матери» мы по праву можем назвать имя Даниила Штерна. Он в своей работе «Один способ сделать из ребенка больного», признает, что написал ее под влиянием концепции «мертвой матери» А. Грина. В своих наблюдениях за младенцами, перекликающихся с психоаналитическими исследованиями первого года жизни ребенка Р. Шпица, Д. Штерн увидел и описал младенческую микродепрессию, являющуюся результатом неудачных попыток оживить мать:
«Мать прерывает контакт глазами и не делает попыток восстановить его. В очень малой степени она является отвечающей ребенку. Мать не воодушевлена взаимодействием с ним. Эти материнские посылы вызывают резонанс в душе ребенка: у него также пропадает воодушевление, возникает чувство опустошения, исчезают позитивные аффекты, отмечается мимическая бедность, уменьшается активность. Этот опыт можно описать как микродепрессию».
Д. Штерн отмечает, что после того как все попытки ребенка вернуть мать к жизни, возвратить ее эмоциональность проваливаются, ребенок пытается быть вместе с ней любым способом, а именно путем ее имитации или идентификации с ней. Эти идеи Д. Штерна сопоставимы с точкой зрения А. Грина на его пациентов как на страдающих от первичной идентификации с мертвой матерью. А. Грин считает, что «мертвая мать» — это прежде всего присутствие отсутствующей матери, или он еще называет это явление «мертвым присутствием». Это значит, что такой младенец всем своим видом показывает: «Если я не могу быть любимым моей матерью, я сам стану ей». Эту первичную, всеобщую идентификацию можно назвать центральной характерной чертой, отличающей синдром «мертвой матери» от симптома «мертвой матери». Многие пациенты, по мнению А. Монделла, счастливо избегают синдрома «мертвой матери», благодаря механизму контридентификации. Они становятся противоположностью своей матери, и это позволяет им быть только частично мертвыми, что возвращает им переживание своей индивидуальности, предохраняя их чувство различия между самостью и объектом. По контрасту с этим, в случае первичной идентификации с матерью, индивидуальность пациента полностью потеряна, в соответствии с фантазиями пациента как будто затоплена внутри его матери. В этом случае личность состоит из интернализованных элементов, пережитых ребенком материнских бессознательных установок. К примеру, мать, которая выглядит как «хорошая» может переживаться ее дочерью на самом деле как наполненная ненавистью. Соответственно дочь может идентифицироваться с этими ложными аспектом личности матери и также быть «хорошей» как и ее мать, но с подстилающими эту «хорошесть» чувствами ненависти. Мать игнорирует внутренний мир дочери, а дочь, в свою очередь, конструирует свое психическое исходя из того, что она воспринимает как материнские бессознательные установки. Этот механизм и является тотальной идентификацией с мертвой матерью, которая не способна любить других и вообще кого бы то ни было.
Д. Штерн в связи с этим ввел очень полезную и точную метафору в отношении феномена «мертвой матери». Он назвал ее «схемой быть с…». Эта концепция достаточно точно описывает состояние ребенка находящегося лицом к лицу с депрессивной матерью. Она отражает нарушение в развитии и может быть использована как парадигма хронической травматизации, которая является результатом ранней нарушенности отношений между ребенком и матерью, которая неоднократно на протяжении всей жизни подтверждается.
В настоящее время мы с уверенностью можем сказать, что если не брать во внимание психотических пациентов, синдром «мертвой матери» остается одной из наиболее трудных проблем, с которыми можно встретиться при психотерапевтической работе с пациентами. Патология феномена «мертвой матери» включена в тяжелые шизоидные, аутистические и нарциссические расстройства и проявляется, по мнению А. Грина, лишь в переносных отношениях в психоаналитической психотерапии или психоанализе. Очень часто пациенты с такой патологией не жалуются на депрессию. Скорее мы слышим следующие нарциссические запросы: мне скучно, у меня внутри пусто, мне холодно, мне нечем себя занять. Если мы все же диагностируем синдром «мертвой матери» у обратившегося в психотерапию, то работа с таким пациентом должна начинаться с создания безопасной атмосферы лечения, с принятия такой личности со всеми ее тяжелыми переживаниями. И мы, прежде всего, должны задать себе вопрос, можем ли мы вынести его, испытываем ли мы эмпатию по отношению к данному человеку. Дальнейшая тактика работы в психотерапии должна быть направлена на создание внутреннего принимающего и любящего образа матери. Очень важно в данной ситуации для психотерапевта уметь молчать, не фрустрируя этим пациента, терпеливо ждать, пытаясь эмпатически вчувствоваться и понять, что он хочет сказать. Индивидуумы с феноменом «мертвой матери» требуют более внимательного отношения, большего эмоционального вклада со стороны психотерапевта, чем пациенты с другой патологией. Очень важно в этом отношении для терапевта не быть внедряющимся, попытаться дать подпитку слабой части Я. Такие пациенты, не получая поддержки, стремятся быстрее покинуть терапевта или могут развивать сильный эротизированный или негативный терапевтический перенос и бессознательно манипулировать психотерапевтом, требуя причинения ему страданий для подтверждения ранних травм.
Таким образом, наличие некоторой базы теоретических знаний о феномене «мертвой матери» может стать важным фактором, способствующим своевременному распознаванию и верной диагностики симптома или синдрома «мертвой матери», что в свою очередь будет залогом продвижения и успешности терапии тяжелых личностных расстройств.

Литература
1. Абрагам К. Исследования о самой ранней прегенитальной стадии развития либидо. II Классический психоанализ детского возраста/ Под ред. В.А. Белоусова. Печ. с изд. «Психологическая и психоаналитическая библиотека под. Ред. проф. И. Д. Ермакова. Вып. XI. М., 1924». Красноярск, 1994.
2. Асанова Н.К. Лекции курса «Детский психоанализ». 1996.
3. Лебовиси С. Относительно трансгенерационной предачи: от филиа—ции к аффилиации. // Проблемы детского психоанализа. № 1-2. М, 1996.
4. Менцрс С. Психодинамические модели в психиатрии / Пер. с нем. Э.Л. Гушянского, М,: Алетейа, 2001.
5. Психоаналитические термины и понятия: Словарь/ Под ред. Барнесса Э. Мура и Бернарда Д.Файна/ Пер. с англ. A.M. Боковикова, И.Б. Гришпуна, А.Фильца. М.: Независимая фирма «Класс», 2000.
6. Стерн Д. Дневник младенца: Что видит, чувствует и переживает ваш малыш./ Пер. с англ. М.: Генезис, 2001.
7. Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа./Пер с англ. и нем./ М: ООО Апрель Пресс, ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999.
8. Фрейд 3. Художник и фантазирование / Пер. с нем. / Под ред. Р.ф. Додельцева, К.М. Долгова. М.: Республика, 1995.
9. Энциклопедия глубинной психологии Том 1. Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие./ Пер. с нем. / Общ. ред. A.M. Боковикова. М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998.
10. The Dead Mother: The Work Of Andre Green, edited by Gregorio Kohon, published in association with the institute of psycho- analysis. London: Routledge, 2000.

Работы Андре Грина • Психическое здоровье

Работы Андре Грина были созданы под впечатлением от работ Hery Ey, который работал  там с 1925 по 1965 год. В 1956 году он начал четырехлетний анализ с Морисом Буве. После смерти Буве он провел анализ с Жаном Малле, а затем с Кэтрин Парат. Он участвовал в семинарах Лакана в течение семи лет.

1. Андре Грин От сексуального влечения — к фрейдовскому эросу. От фрейдовского эроса — к объектализирующей функции.

2. Андре Грин.  Истерия и пограничные состояния. Хиазм. новые перспективы 2000г

3. Андре Грин. Случай ангела. 2004

4. Андре Грин. Мертвая мать. 1986

5. Андре Грин. Аналитик, символизация и отсутствие в аналитическом сеттинге. 1975

6. Концепт «белый психоз» находится в переводе на сайте psihoanalitiki.kiev.ua.

Биография Андре Грина

Андре Грин родился в 1927 году в Египте. В 1946 году, уже увлеченный психиатрией, он отправился в Париж, чтобы изучить медицину, завершив экзамены по психиатрии в 1953 году. Он установил связи с больницей Св. Анны, уникальным центром того времени для междисциплинарных встреч между психиатрами, психологами и антропологами.

В 1965 году, после завершения тренингового анализа, Грин стал членом Парижского психоаналитического общества (SPP),  президентом которого он был с 1986 по 1989 год. С 1975 по 1977 год он был вице-президентом Международной психоаналитической ассоциации, а с 1979 года до 1980 Freud Memorial Professor в Университетском колледже Лондона. Он был избран почетным членом Британского психоаналитического общества.

Две главные темы пронизывают сочинения Грина: актуальность отцовства, вытекающего из работ Лакана, а другая – озабоченность взимоотношениями с матерью, сформированная из личного опыта Грина и работ Винникотта и Биона.

В течение своей жизни Грин провел мастерски и научный диалог с философами, учеными и антропологами. В этой работе есть многочисленные мысли, такие как связь между удовольствием жизни и возвращением вытесненного, или феномен ретроактивной реверберации (упреждающее оповещение) в аналитическом слушании. Основные темы его работы сосредоточены на теории аффектов, теории представления и языка, работе отрицательного (с его созвездием таких понятий, как “мертвая мать”, “нарциссизм смерти”, “белый психоз” и “отрицательная галлюцинация”), нарциссизм и пограничные состояния, объективационная функция, риангуляция и метапсихологическая теория временности. Кроме того, он написал ряд работ по прикладному психоанализу. По словам Грина, целью психоаналитического процесса является не столько осознание, сколько осознание бессознательного.

В 1975 году Грин заявил: «Аналитический объект не является ни внутренним (анализанта или аналитика), ни внешним (того или другого), но он находится между ними». В сеансе аналитический объект похож на третий объект, продукт встречи анализируемого и аналитика.

Грин предполагает, что в некоторых школах мысли, где анализ ограничивается интерпретацией переноса, существует ограниченная аналитическая задача, которая наносит ущерб свободе и спонтанности дискурса и представляет собой возврат к внушению. Он считал, что все интерпретации происходят в контексте переноса (le cadre du transfert), даже если они не ссылаются на него. Более того, весь материал в любом анализе содержит элементы, относящиеся к разным временным измерениям.

В аналитическом процессе аналитик сталкивается с фундаментальным опытом бедствия (hilflosigkeit) у пациента. Контрперенос аналитика восприимчив к следам, оставленным этими инфантильными переживаниями. Предлагая пациенту отказаться от механизмов контроля, аналитическая ситуация может оживить травматическую ситуацию.

Андре Грин был одним из самых важных психоаналитических мыслителей нашего времени и создал свою собственную теорию психоанализа. Эта теория включает в себя фрейдистскую метапсихологию, но еще больше подталкивает психоаналитическое мышление к теории психотических конфигураций и теории того, что не достигло представления или не представлено. Мышление связано с отсутствием, а также с сексуальностью. Психоаналитическую структуру Андре Грина можно рассматривать как теорию градиентов(частей), где общая теория важнее любой из ее частей. Любой из терминов может представлять целое, но это все, что нужно учитывать.

Rosine Perelberg 2015, перевод и редакция СлободянюкЕ. А.

Работы Андре Грина на английском языке:

Green, A. (1975). Orestes and Oedipus. Int. Rev. Psycho-Anal., 2:355-364.

Green, A. (1986). The Dead Mother. In On Private Madness.  London: The Hogarth Press and The Institute of Psychoanalysis, pp. 142-173.

Green, A. (1997). The Intuition of the Negative in Playing And Reality. Int. J. Psycho-Anal., 78:1071-1084.

Green, A. (1998b). The Primordial Mind and the Work of the Negative. Int. J. Psycho-Anal., 79:649-665.

Green, A. (2000). The Central Phobic Position. Int. J. Psycho-Anal., 81:429-451.

Green, A. (2004). Thirdness and Psychoanalytic Concepts. Psychoanal. Q., 73:99-135.

Books:

Green, A. (1986). On Private Madness. London: The Hogarth Press and The Institute of Psychoanalysis.

Green, A. (1999a) The Work of the Negative. London: Free Association Books.

Green, A. (1999b). The Fabric of Affect in Psychoanalytic Discourse. London: Routledge and The New Library of Psychoanalysis.

Green, A. (2001). Life Narcissism, Death Narcissism. [trans. A. Weller]. London: Free Association Books.

Green, A. (2002). Time in Psychoanalysis. London: Free Associations Books.

Green, A. (2002). Idées Directrices pour une Psychanalyse Contemporaine. Paris: PUF.

Green, A. (2011). Illusions and Disillusions of Psychoanalytic Work. London: Karnac.

Green, A. (2011). The Tragic Effect: The Oedipus Complex in Tragedy. Cambridge: Cambridge University Press.

Green, A. and Kohon, G. (2005). Love and its Vicissitudes. London: Routledge.

Статья переведена и подготовлена Слободянюк Е. А.

запись на консультацию

+ 380 95 360 50 95

Please follow and like us:

Комплекс мертвой матери: смерть и возрождение либидо | Блог

Выпускная работа в обучающей программе «Основы аналитического консультирования и юнгианской терапии». Сегодня познакомимся с работой Елены Ерусалимской на тему: «Комплекс мертвой матери: смерть и возрождение либидо».

Моя работа посвящена ранней травме в родительско-детских отношениях и алхимическому процессу ее исцеления. В ней я рассматриваю констелляцию негативного материнского комплекса в его травмирующем и ранящем аспекте, который «умерщвляет», «замораживает» определенные части психики. Меня глубоко тронул фильм «Прерванная жизнь»: образы женских персонажей и история главной героини Сюзанны, трагичная, но также жизнеутверждающая. Для меня фильм стал определенной иллюстрацией процесса высвобождения живой энергии либидо через символическую смерть и возрождение. Эта история показывает погружение в депрессию (в фильме много фигурирует символ подвала), как спуск в подземный мир, который позволяет в болезненном переживании очистить пространство для новой энергии и изменить структуры комплекса. В терапии или в определенных жизненных обстоятельствах, перепроживание травматического опыта позволяет переписать внутренний сценарий. Опираясь на позитивную часть архетипа матери, героиня фильма интегрирует ее поддерживающую и жизнеутверждающую сторону, закрывая колодец страха и боли у себя внутри. В свой подвал, куда Сюзанна попадает, следуя за Лисой, и выходит благодаря Валери, она интегрирует «ужасную» мать и «хорошую» мать, соединяя расщепленные части архетипа (Ева-Лилит, Гера-Ламия). Это происходит через крайнюю регрессию к неживым частям психики, чтобы высвободиться из интроверсии и возродиться в новой форме, подобно погружению в «мертвую» и «живую» воду.

Комплекс мертвой матери: смерть и возрождение либидо

В параллельной реальности просто хочу уцелеть

Виктория Ерусалимская «Февраль»

Она выйдет из заточения похожего на склеп кокона,

расправит крылья и обретет способность летать.

Мюррей Стайн «Трансформация»

В юнгианском подходе вода, погружение в водоем ассоциируется с глубинными слоями психики и контактом с ними. Вода — также материнский символ, мать, ее тело, является источником жизни и питательной среды, основой для формирования базовой физической и психической структуры ребенка. Но, кроме возможности роста и развития вода также может проявляться как разрушительная и губительная, в виде ливней, наводнений, потопов, цунами. Таким же образом, можно говорить и о разных психологических условиях развития ребенка. С одной стороны мать может быть эмпатичной, отзывчивой, теплой, в хорошем контакте со своими чувствами, отзеркаливать эмоции ребенка и контейнировать их. С другой — депрессивной, отстраненной, неэмоциональной, с замершим лицом, глубоко в своих переживаниях и страхах. Опыт общения с матерью лежит в основе базового отношения к миру и взаимодействия с ним. Именно констелляцию негативного материнского комплекса я рассматриваю в этой работе в его травмирующем и ранящем аспекте, который «умерщвляет», «замораживает» определенные части психики, и высвобождение живой энергии либидо в таком случае лежит через символическую смерть и возрождение.

Юнг: негативный материнский комплекс и циркуляция либидо

Понятие «комплекс» было предложено Юнгом в ходе описания ассоциативных экспериментов. Анализ структур комплекса — общая площадка работы аналитической и психоаналитической традиции. Их различие заключается в погружении на уровень коллективного бессознательного и работе с архетипическими образами, предложенное Юнгом. Каждый комплекс по Юнгу содержит в своем ядре архетип, и комплекс, как осколок архетипа, существует автономно и нуждается в интеграции, чтобы утратить свою демоническую силу, поскольку воплощает контакт только с одной определенной стороной архетипа. Как отмечает Стайн — комплекс это то, что «остается в психическом после того, как произошло „переваривание“ опыта и воссоздание его в виде внутренних объектов» (Стайн Юнгианская карта души. Ст. 56). Травматический опыт формирует деструктивные ранящие внутренние объекты.

Для Юнга материнский и отцовский комплексы — образы отца и матери, доминирующие на уровне индивидуального бессознательного, которые проецируются на коллективном уровне на божественные силы. Юнг выделяет 3 основные аспекта архетипа матери: ее оберегающая и питающая доброта, ее оргиастическая эмоциональность, ее темнота, присущая преисподней». (Юнг Психологические аспекты архетипа матери). Архетип матери может быть воплощен в таких образах, как рай, куда хочется вернуться, вода, море, земля, лес, пещера, дерево, родник, матка, или всякая полая форма. В негативном своем воплощении это образы заглатывающего или обвивающего животного, образы могилы, саркофага, водной пучины, преисподней, смерти (Юнг Психологические аспекты архетипа матери). Именно с темнотой, бессилием, отвержением, непринятием, поглощением, спутанностью связано действие негативного материнского комплекса. Это символика темной воды, засасывающей трясины, болота, змей, драконов.

Когда комплекс захватывает энергию либидо (живую энергию психики, желания, стремления), возникает депрессия, потеря энтузиазма и инициативы, ослабление воли. Такая скованность либидо может проявляться в мыслях о смерти и неудаче, утомительности жизни, склонности к суициду. Нойман говорит о символизме образов света, солнца, луны или героя, поглощенного тьмой в образе ночи, бездны, ада, чудовищ. Глубокий психологический анализ, говорит Нойман «обнаруживает здесь вторжение архетипа, например, Ужасной Пожирающей Матери, когда заряд эго-комплекса, неспособный ему противостоять, „тонет“ и „поглощается“. (Нойман Великая Мать). Депрессия — становимся опытом регрессии в негативный материнский образ и захват Эго комплексом.

Движение либидо может проходить в двух направлениях: это прогрессия и регрессия, соответственно ориентация энергии вовне, на адаптацию к социальной среде, и внутрь, где она погружается в бессознательное и активирует комплексы. Тем сложнее будет проходить сепарация, поскольку, как говорит Нойман, Великая Мать совсем не заинтересована в независимости Эго. В отличие от нее анима, даже негативная всегда содержит «позитивную потенциальность трансформирующего типа». (Нойман Великая мать). В хорошо организованной терапевтической работе происходит «отогревание» образов-воспоминаний, «замороженных» в комплексе», через перенос клиент приобретает другой опыт отношений с терапевтом, поскольку занимая место родителя в психике клиента, он получает возможность замещать комплекс новыми структурами. (Стайн Юнгианская карта души. Ст. 60).

Мать в хрустальном гробу депрессии

Блуждая по темному лесу своей депрессии, пребывая в глубокой меланхолии, мать может потерять на время свой собственный заряд жизненности, и способность реагировать на эмоциональные потребности ребенка. Автор понятия комплекс «мертвой» матери — психоаналитик Андре Грин, говорит, о том, что «мертвая» мать мертва символически, это метафора. На самом деле она жива, но в «хрустальном гробу депрессии». Как в результате смены сезонов за зимой приходит весна и лето, состояние матери может, и, как правило, улучшается, но для ребенка, не обладающего способностью контейнировать себя, зависимого от значимого взрослого, такой опыт может ощущаться как вечность. Невозможность вернуть любящую маму переживается как полное бессилие и нарцистическое поражение удержать собственную значимость и ценность в ее глазах.

В результате, Я ребенка реализует защиты связанные с эмоциональной дезинвестицией — фактически убивает объект и одновременно, для того, чтобы сохранить контакт с матерью — идентифицируется с ней, с ее символической омертвелостью. По Грину происходит «идентификация не с объектом, а с дырой, оставляемой дезинвестицией… Это холодное ядро жжет как лед и как лед же анестезирует, но пока оно ощущается как холод — любовь остается недоступна» ( Грин Комплекс мертвой матери). Он говорит, что холод это не только метафора, такие клиенты жалуются на сильное физическое чувство холода и озноба.

Важно также отметить, что травма, произошедшая в результате переживания потери материнской любви и внимания приводит и к потере смысла, поскольку понять, причины этой ситуации психика ребенка не способна. Как следствие носитель такого комплекса также теряет чувство собственной идентичности иобъекты, как пишет Грин: «остаются на грани Я — и не совсем внутри, и не вполне снаружи. И не случайно, ибо место — в центре — занято мертвой матерью» (Грин Комплекс мертвой матери). Таким образом, нарушается четкий образ себя и способность к выстраиванию отношений.

В терапии с такой констелляцией негативного материнского комплекса очень сложно работать. По словам Ришель Нор, Грин называл комплекс мертвой матери многоголовой гидрой психоанализа, поскольку пациенты приходят в терапию с другими запросами и у них нет четких воспоминаний о травмировавшей их ситуации. Но важная отличительная черта комплекса в том, что депрессия, которую проживают клиенты, проявляется в присутствие другого. Чтобы почувствовать свою грусть, нужна «хорошая мать», живая, которая остается в контакте.

Таким образом, ранняя травма, как следствие материнской депрессии, становиться наличие противоречивых посланий о жизни и смерти, спутанность либидо у ребенка, и проявления внутренней пустоты и одиночества. Их также вслед за Анной Коротковой можно назвать «неживыми» состояниями психики. М. Веста и К. Элбрехт, аналитики, работавшие с ранними довербальными нарушениями, говорит о выявленной ими связи травмы с нарушением инстинктивных реакций. Это соответствует потере инстинкта бороться или бежать, как ответа на опасность, и активизации механизма, подобного тому, который включается у животного накануне смерти, — подчинения, передачи себя в руки другого, замирания, диссоциации (Короткова Неживые состояний психики). Дональд Калшед, описывает процесс дезинтеграции, как реакцию на глубокую (часто раннюю) травму. Он говорит о появлении особого вида защит: «Это злокачественная „регрессия“, которая удерживает часть Я пациента в аутогипнотическом сумеречном состоянии, для того чтобы обеспечить выживание в качестве человеческой личности» (Короткова Неживые состояния психики). Калшед называет этот механизм «защитами самости».

Оживление «замороженных» частей психики. Символы смерти и возрождения

Этот крайний полюс негативного материнского комплекса переживается как контакт с Ужасной матерью, вводящей в оцепенение Медузой, разрушающей богиней Кали. Юнгианская теория указывает на то, что травма, лежащая в основе формирования комплекса, создает в психике открытый канал к ее коллективным слоям, через который архетипический материал проникает в индивидуальную психику. В контексте этого Юнг исследовал трансформационный аспект символики смерти, тех способов, которые существуют в культуре для проживания контакта с негативным полюсом архетипа матери, который может быть способом перенаправления либидо и исцеления.

В работе «Символы трансформации» Юнг обращается к мифологическим сюжетам, связанным с материнским комплексом, и регрессом к нему. Мотив смерти и возрождения анализируется им в контексте сепарации от матери, как преодоления страха смерти и разрыва с инфантильной привязанностью к матери.

Структура мифа о возрождении через возврат в материнскую утробу (образы моря, чрева кита, ковчега, корабля, бочки) состоит из 3 х этапов — стремление к трудно достижимой драгоценности (принцесса, сокровище), ночное плавание по морю (поглощение рыбой, заключение в бочку), высадка у дальнего берега (возрождение к новой жизни). Классический образ такого возрождения — это солнце, восходящее из моря, и погружающегося обратно каждый день, получая энергию от контакта с Великой матерью. В мифологии это часто сюжеты поглощения большой рыбой, из которой герой выбирается, уничтожая ее изнутри — поджигая или поражая ее сердце.

Другой сюжет такого способа трансформации это спуск в подземное царство, что также часто связано с переживанием депрессии: «Либидо, таким образом, достигает нечто вроде зачаточного состояния, в котором, подобно Тесею и Перифою в их путешествии в подземное царство, оно может легко и основательно застрять. Но оно может также легко вырвать себя из материнских объятий и возвратиться на поверхность с новыми жизненными возможностями». (Юнг Символы трансформации ст. 653). Радикальное изменение направления потока энергии либидо и есть трансформация, которую достигают герои мифа. Энергия, считает Юнг, перетекает по градиенту силы (по определенной траектории), от менее вероятного состояния к более вероятному, и «именно архетипы оказываются той формой или тем руслом, по которому всегда течет поток психической жизни» (Юнг Символы трансформации ст. 378). Это подобно хорошо протоптанной дорожке, в противовес еле заметной тропинке, поросшей высокой травой. По дороге идти гораздо легче и архетип, и связанный с ним символ, фактически становится этим укорененным в бессознательном руслом течения энергии. По мнению Юнга, и аналитик и пациент вместе проживают определенные стадии аналитического процесса — смерть, возрождение и трансформацию (Короткова). Для «оживление» мертвых частей психики важна возможность создавать контейнер, выдерживающий хаотические состояния сознания и продолжать идти «не оборачиваясь назад, к мертвым, как Орфею, пытавшийся вывести Эвридику из царства Аида, … быть живым и спонтанным, надеяться и верить» (Короткова неживые состояний психики). В мифе об Амуре и Психее, ей также важно не воспользоваться даром Персефоны, не контактировать с объектами подземного мира, следовать правилам, ограждающим мир живых от мира мертвых и не нарушать границы.

Рожденная дважды. Оживление «материнского» в фильме «Прерванная жизнь»

Для иллюстрации контакта с неживыми частями психики, и их оживления, как повторного психологического рождения я рассматриваю фильм «Прерванная жизнь», режиссера Джеймса Мангольда (1999), основанного на одноименной книге Сюзанны Кейсен. Связь с комплексом «мертвой» матери в сюжете фильма не прямая, я концентрируюсь именно на «оживлении» главной героини. Но связь эта для меня обусловлена несколькими моментами — одной из особенностей комплекса «мертвой матери» является сложность его распознавания. В фильме мы тоже можем только по косвенным свидетельствам думать о первопричинах психологического состояния героини. Грин говорит, о том, что в терапии связность материала создает именно некая гипотетическая конструкция, формируемая терапевтом. Мать в фильме тоже приходится реконструировать и зрителям и самой Сюзанне, так как от пустоты нельзя сепарироваться.

Но самой важной предпосылкой послужила идея Марион Вудман, о том, что «людям свойственно повторять паттерн их собственного действительного рождения каждый раз, когда жизнь требует от них перехода на новый уровень осознанности. То, как они вошли в этот мир, так они и продолжают заново входить на каждый новый виток спирали развития» (Марион Вудман Беременная дева). Поскольку тематика смерти постоянно присутствует в переживаниях и в опыте самой героини эта мысль дала мне теоретическую предпосылку для анализа контакта с «неживыми частями» и стремления проследить механизмы восстановления витальности либидо.

По сюжету фильма главная героиня Сюзанна Кейсен попадает в частную психиатрическую клинику Клеймор после неудачной попытки суицида. В клинике она проводит 18 месяцев, сближается с другими девушками, особенно с психопатичной пациенткой Лисой, которая обладает яркой харизмой, властными и манипулятивными чертами. Сюзанна очарована магически обаянием Лисы. Лиса уговаривает ее убежать из клиники и вместе, они приезжают к Дейзи, также бывшей пациентке клиники. Дейзи страдает обсессивно-компульсивным расстройством и склонностью к самоповреждению. После ожесточенным нападок Лисы, девушка совершает суицид. Наутро Лиса сбегает, а Сюзанна возвращается в клинику. Она горюет и сожалеет о своей пассивности и неспособности защитить Дейзи от нападок Лисы. Она меняет свое поведение, постепенно налаживает контакт с главврачем отделения Валери, активно работает в терапии. Сюзанна постепенно восстанавливает душевное равновесие, активно пишет заметки в своем дневнике, мечтая стать писательницей. Перед выпиской возвращается Лиса, между ними происходит конфронтация. Вскоре после этого, Сюзанна возвращается к жизни во внешнем мире. Я хочу подробнее остановиться на нескольких эпизодах, которые на примере главной героини показывают переход энергии либидо от регрессивного к прогрессивному направлению.

Регресс. В фильме только мельком показаны родители Сюзанны, они как будто не значимы и для самой героини. В момент госпитализации особенно обращает на себя внимание тот факт, что мать выражает отказ и нежелание воспринять состояние дочери. На слова врача она реагирует горем, отстраненностью, погружением в себя.

Сюзанна, очень красивая утонченная, умная молодая девушка, имеет глубинные сложности с ощущением собственной идентичности, а также с формированием социально приемлемой функциональной персоны, ощущением принадлежности к социальной среде. У Сюзанны сложность в осознании что реально, а что нет, кто и какая она. Из фильма мы узнаем, что она училась в университете, у нее была социальная и личная жизнь, правда весьма хаотичная, но мы знакомимся с ней в момент, когда она не интересуется внешним миром, а захвачена внутренней реальностью. Она находится на границе двух миров, в клинике ее диагностируют как пациентку с пограничным расстройством. Попытку суицида и депрессию можно рассматривать как крайний и трагичный способ регрессии, который способен поглотить безвозвратно. О проблемных контактах Сюзанны с первичными объектами также свидетельствуют хаотичные сексуализированные отношения с мужчинами, не основанные на личностным контакте и привязанности. Показательный в этом контексте момент, когда Сюзанна спрашивает санитара: «Почему я тебе нравлюсь?», как поиск собственного отражения все еще не увенчавшийся успехом.

Клиника как защищенное пространство. Безусловно, психиатрическая клиника очень особенное пространство, где сознание граничит с бессознательным, здравый разум с сумасшествием, а смысл с бессмысленностью. Но именно здесь Сюзанна чувствует себя защищено, и отказывается сбежать, когда Тоби, парень, с которым у Сюзанны была кратковременная любовная связь, предлагает уехать с ним. Сюзанна говорит, что здесь ее друзья, и это ощущается как выбор — погрузиться в самоисследование, вместо того, чтобы вернуться в социальный мир, с которым у нее связи нарушены. Отсутствие коммуникации на уровне персоны в клинике дает героине возможность почувствовать большую честность и естественность в контактах с собой и окружением, чувство защищенности и принадлежности. В эпизоде, когда пациентки идут в кафе, чтобы отпраздновать выписку Дейзи, присутствующая в кафе жена профессора, с которым у Сюзанны была любовная связь, публично обвиняет нее. Другие пациентки клиники вступаются за Сюзанну и она чувствует радость, защиту и поддержку.

Тень. Лиса. Сюзанна в психиатрической клинике встречает двух женщин, каждая из которых помогает ей в процессе трансформации. Сначала самые важные интеракции происходят с Лисой — пациенткой клиники, страдающей психопатией. Лиса яркая, раскованная, сексуальная, агрессивная. Она привлекает Сюзанну своей живостью и харизмой.

В ней много энергии, но эта энергия агрессивная, манипулятивная. В палате Сюзанна занимает место девушки, с которой Лиса была близка, но после того, как она сбежала из больницы в последний раз, девушка покончила с собой. Лиса, чувствуя вину за это, сближается с Сюзанной и при следующем побеге берет ее с собой. Они отправляются к Дейзи, недавно выписавшейся пациентке клиники. Лиса проявляет себя с Дейзи как жестокая и разрушительная. Ее подогревает зависть, поскольку Дейзи поселилась в собственной уютной квартире, купленной ее отцом, завела кошку. Лиса обвиняет Дейзи в инцесте с ним, давая ей понять, что все знают — у ее жизни есть безобразная изнанка, как и запеченные курицы, которые Дейзи прячет у себя в комнате, оставляя разлагаться. После разговора Дейзи совершает самоубийство.

После смерти Дейзи. Сюзанна сама возвращается обратно в клинику, чтобы прожить процесс горевания и шок от встречи с реальной смертью. Это поворотный для нее момент разрушения фантазий о жизни и смерти, крушения иллюзии всемогущества и встреча с чувством беспомощности, разочарование в себе и Лисе. Стайн говорит, что трансформация — это процесс перехода от «ложного Я» к «истинному Я» и «Ложное Я» — жертва, которую нужно принести. Сюзанна также испытывает боль от встречи с собственной омертвелостью, пассивностью, беспомощностью. Она погружается в депрессию и потерю смысла. Как пишет Стайн: «Если и не все личинки создают кокон, все они проходят стадию радикальной дезинтеграции, поэтому для них чрезвычайно важно найти безопасное место с подходящим укрытием» (Стайн Трансформация). Для Сюзанны — это возврат в клинику.

Для главной героини выход из-под влияния негативной стороны архетипа Великой матери, которая поглощает энергию либидо и направляет ее на самоуничтожение, осуществляется через проживание соблазняющей, маниакальной разрушительной и жестокой его части. Это можно передать образом выжженной земли, где была уничтожена растительность, но и ее радикальное очищение. Дождь, который идет после смерти Дейзи во время возврата Сюзанны в клинику символизирует погружение в горевание и одновременно, питательную среду, условия для появления новой жизни.

В фильме возникает и образ женственности. Из квартиры Дейзи Сюзаннна забирает и привозит в клинику кошку, как символ нежного тепла и домашнего уюта, который пыталась создать Дейзи. Образ кошки становится первым образом контакта Сюзанны со своей инстинктивной фемининностью. После выписки она оставляет кошку в клинике другим девушкам, что свидетельствует о том, что образ был интегрирован и она способна оставить кошку с теми, кто больше в ней нуждается.

В этот момент формируется пространство для интеграции совсем другой энергии — созидательной, принимающей, структурирующей. Стадия куколки связана с личностью главного врача Валери, которая держит в сознании образ бабочки, будущего проявления Сюзанна. Близкие отношения, говорит Стайн, являются один из самых важных факторов трансформации, поскольку они способствуют контакту бессознательных содержаний и «переливу двух психик», как он образно описывает этот процесс алхимического погружения в одну ванную. Эпизод с ванной также присутствует в фильме, когда Валери окунает в нее Сюзанну, которая обзывает и унижает Валери. После возвращения в клинику Сюзанна просит прощения у главврача, в ответ на готовность Валери быть с ней и поддержать ее в этот тяжелый момент.

В отношениях с Валери, а затем в работе с терапевтов клиники для Сюзанны происходит высвобождение энергии творчества и укрепление Эго. Стайн говорит, что когда в терапевтических отношениях констеллируется Ребис, архетипический образ союза, эта констелляция самости и вызывает наиболее глубокие трансформации у обоих: «Как влияет завершение отношения на Ребиса — на связь, найденное и развитое родство, опыт единения и целостности, источник символической образности? Никак не влияет, так как он находится за пределами контроля Эго. Ребис принадлежит вечности» (Стайн Трансформация). Таким образом, происходит интеграция контакта с «хорошей» мамой на глубинном уровне. Сюзанна также активно пишет дневник, фиксируя свои мысли, наблюдения. Это можно интерпретировать, как попытку рассказать свою историю заинтересованной матери, которую героиня теперь открыла в новом опыте. Грин говорит, что в терапии общение с пациентом с комплексом «мертвой» матери отличается повествовательным стилем, который призывает аналитика в свидетели жизни клиента.

В конце фильма проявляется еще один мотив — битва с драконом. Трансформаци, говорит Стайн — это преодоление внутренней схватки между силами добра и зла, противостояние внутреннему демону. Первый бой Сюзанны был проигран, но важный опыт получен. После укрепления Эго в отношениях с Валери, происходит контакт с безумной, разрушительной архетипической энергией Лисы.

Еще один образ, который важно рассмотреть — это подвал. В фильме это огромное пространство с ходами и ответвлениями. Мы видим подвал два раза. Первый — место мистического соучастия, соединение в тайном обряде инициации с девушками из клиники, взаимное раскрытие (они читают диагнозы друг друга). Второй раз — подвал пугающий, бесконечный, похожий на тюрьму или лабиринт из фильма ужасов. Там происходит раскрытие другого рода — это разоблачение Сюзанны, когда Лиса забирает ее дневник и читает ее записи вслух другим девушкам. Лиса демонстрирует небезопасность самой Сюзанны — ее способность критиковать, разоблачать и ранить. Лиса также провоцирует Сюзанну на откровенные высказывания по поводу нее самой. В этой кульминационной сцене, Сюзанна проходит процесс, который Юнг называет энантиодромией, переходом личности в противоположный ей тип, где Сюзанна становится жестокой и ранящей, ее слова о внутренней «мертвости» Лисы и безразличии других к ее судьбе, доводят Лису до нервного срыва.

После конфронтации происходит интеграция теневой энергии Сюзанны. Перед тем как покинуть клинику, она навещает Лису. Сюзанна красит ногти на руках Лисы, пока та находится в смирительной рубашке, этим она символически проявляет к ней доброту и заботу, предлагая ей теплый контакт, который интегрировала через «хорошую мать» — Валери. Сюзанна говорит, что ждет Лису во внешнем мире, после ее выписки. Аккумулировав энергию комплекса, Сюзанна может транслировать идею о том, что и у Лисы есть выбор между омертвелостью и разрушительностью для других и оживлением. Сюзанна выбирает жизнь, и говорит Лисе, что она тоже на это способна, показывая, что верит в нее.

Пока травма не проработана, это открытый колодец, в который можно провалиться. Это очень болезненно и страшно. Но там, в мире страха и страдания есть возможность исцеления. В истории Сюзанны проявлены элементы двух мифологических сюжетов. С одной стороны — это спуск в подземный мир, нисхождение в преисподнюю, погружение в чрево кита — контакт с депрессией, которая очищает пространство для интеграции новой энергии и изменения структур комплекса. Символом этого путешествие выступает вода, как образ погружения в бессознательное. И второй мотив — это миф о герое, сражающемся с «ужасной» матерью — драконом, чудовищем, гидрой, сфинксом. Победа заключается в отвоевании огня сознания, которым чудовище сжигает героя, но в его руках, огонь становящимся светом сознания, убивающее «тьму единства с материнским» в его деструктивной форме.

В терапии или в определенных жизненных обстоятельствах, перепроживание травматического опыта позволяет переписать внутренний сценарий. Опираясь на позитивную часть архетипа матери, героиня фильма интегрирует ее поддерживающую и жизнеутверждающую сторону, закрывая, таким образом, колодец страха и боли у себя внутри. В свой подвал, куда Сюзанна попадает, следуя за Лисой, и выходит благодаря Валери, она интегрирует «ужастную» мать и «хорошую» мать, соединяя расщепленные части архетипа (Ева-Лилит, Гера-Ламия, Бастет-Сехмет, Исида-Астарта). Это происходит через крайнюю регрессию к неживым частям психики, чтобы высвободиться из интроверсии и возродиться в новой форме, подобно погружению в «мертвую» и «живую» воду.

Источники:

1. Карл Юнг Психологические аспекты архетипа матери.
2. Мюррей Стайн Юнговская карта души. Введение в аналитическую психологию.
3. Андре Грин Мёртвая мать (с. 333–361) // Французская психоаналитическая школа. Под ред. А. Жибо, А. В. Россохина.
4. Ришель Нор В мире чудовищ с Андре Грином.
5. Карл Юнг Символы трансформации.
6. Мюррей Стайн Трансформация.
7. Анна Короткова Архетипические основы неживих состояний психики.
8. Эрих Нойман Великая мать.
9. Марион Вудман Беременная дева.
10. 10. Дональд Калшед Внутренний мир травмы.

Записи по теме

(PDF) ТУР В КОМПЛЕКСЕ МЕРТВОЙ МАТЕРИ

327 Агора (Рио-де-Жанейро) v. XXII n. 3 setembro / dezembro 2019

ВВЕДЕНИЕ

В своей книге «Сатурн и меланхолия» Клибански, Панофски и Саксл (1964) делают исторический обзор концепции меланхолии

в таких областях, как философия и медицина, исходя из Лицемерная теория «четырех гуморов»

, за которой следует аристотелевская концепция о черной желчи как причине меланхолического характера.

Для них меланхолия была болезнью, связанной с определенными физическими и психическими симптомами, а Гиппократ

утверждал, что это было продолжением страха и печали. Название этого недуга происходит от греческих корней

мелан («черный») и холе («юмор»), это черный юмор, цвет, традиционно связанный с трауром,

болезни и смерти (ХЕЛЛЕР, 2008 г.).

В своем тексте «Скорбь и меланхолия» от 1917 года Фрейд показывает, что этот недуг не имеет уникального значения

в медицинских науках и что он может проявляться разными способами в клинической практике.Согласно

этому автору, меланхолия характеризуется общим безразличием к миру, наряду с негативной самооценкой

, выраженной через исследования, отмеченные упреком и клеветой, которые субъект направляет на себя

. вплоть до ожидания наказания. Точно так же Фрейд объясняет, что в трауре

возникает бессознательный конфликт, порожденный амбивалентностью субъекта по отношению к потерянному объекту, конфликт в

, с которым, соответственно, борются чувства любви и ненависти. сохраняйте либидинозные свойства объекта.В таком случае траур

представляет собой проработку, которая позволяет субъекту осмыслить потерю, которая произошла в действительности, в то время как конфликт

в меланхолии является бессознательным и может возникать в самых разных ситуациях, таких как потеря собственной личности. работа

или

развод. Таким образом, траур раскрывается как защита, позволяющая проработать утрату, воспринимаемую эго

, в то время как в меланхолии за потерей объекта следует потеря чего-то, что воспринимается как часть эго

(CARUSO , 2010).Однако сам Фрейд скажет, что его подход к печали и меланхолии недостаточно глубок, оставляя работу по более глубокому исследованию этих концепций будущим психоаналитикам.

Одной из таких фигур, которые продолжили работу по исследованию депрессии с психоаналитической точки зрения, была

Мелани Кляйн (1882-1960), которая посвятила большую часть своей жизни пониманию того, как

человека работает.

психическая реальность структурируется с первых месяцев жизни.Основываясь на своих исследованиях и аналитической работе, Кляйн (2009a)

предложит существование двух основных способов взаимодействия, называемых «позициями»: шизопараноидный и

депрессивный (SEGAL, 1994). . По мнению Кляйн, детское эго слишком незрелое, чтобы выдержать напряжение, порожденное конфликтом между стремлениями жизни и смерти

, вынуждая проецировать некоторые из них на объект (грудь матери

). , провоцируя возникновение эго и выливаясь в него в форме пары объектов: один любит, который успокаивает тревоги и страхи ребенка, и один ненавидит, который преследует их и угрожает уничтожить.Механизм защиты

, предложенный Кляйном, появляется вокруг этой темы: идентификация проекции, функционирование путем разбрасывания и

проецирования частей себя на объекты, чтобы избежать разделения. от них, и держать подальше плохие объекты

, заставляющие их отделиться от себя. С другой стороны, депрессивная позиция устанавливается, когда ребенок

начинает воспринимать свою мать как целостный объект, отделенный и отличный от ребенка. Следствием

этого является то, что ребенок, осознав, что и хорошие, и плохие объекты являются частями одного и того же, страдает

от тревоги, вызванной чувством амбивалентности: вместо страха внешнего, преследующего Он, объект, они

опасаются, что деструктивные побуждения повредят внешний хороший объект, который в конечном итоге будет интроецирован, позволяя

ребенку обрести уверенность в своем собственном творческом потенциале.Из-за того, что ребенок теперь воспринимает свою мать как

объект, отдельный от него самого, влечения к жизни и смерти интроецируются, и на смену им приходит вытеснение.

Подавления вынуждают ребенка искать замену для реализации своих влечений, начиная таким образом с первых шагов

символизации. Этот процесс позволяет установить объектные отношения, которые в конечном итоге будут структурировать ментальную вселенную

ребенка. Даже если депрессивная позиция никогда не будет разработана полностью, ребенок сможет сформировать

достаточно стабильное эго, чтобы справляться с дальнейшими конфликтами на протяжении своей жизни.С другой стороны, если, находясь в депрессивном положении

, эго неспособно защитить свои порождающие и разрушительные импульсы, оно разовьет переживания

чувства преследования и вины, не позволяя ему установление творческой связи с реальностью (KLEIN, 2009a;

SEGAL, 1994).

КЛИНИКА БЕЗОПАСНОСТИ И НОВЫХ СИМПТОМОВ

Сегодня мы живем в социальных условиях, которые очень отличаются от тех, в которых Фрейд и Кляйн проводили свои исследования

.В первые годы 20-го века социальные нормы будут формировать суперэго, определенное в

этике обязательного, связанного с требованием отказа от влечения, позволяющего развиваться цивилизации

и культура; Сегодня, однако, мы живем в эпохах, в которых императив социального суперэго, структурирующего социальные связи

, превратился в обязательное наслаждение, в котором отказ от влечения оставлен в стороне в структурировании

. цивилизации (RECALCATI, 2010).Именно в этом культурном климате возникают так называемые «новые симптомы»

, включая анорексию, булимию, наркоманию и депрессию, среди прочего. Они отличаются от тех, кого лечили

в «клинике недостатка», в основном связанных с классическими нервными и психическими структурами (RECALCATI, 2003).

Традиционные нейро-симптомы основаны на формировании компромисса между бессознательным желанием

Траур в комплексе мертвой матери

Между сеансами: психоаналитические заметки: Мертвая мать — Андре Грин: Введение

Тысячелистник Саммерс, Грейс

Мертвец
Мать — это понятие, относящееся к «имаго, которое было образовано в
ум ребенка, после материнской депрессии, жестоко трансформирует жизнь
предмет, который был источником жизненной силы для ребенка, в далекую фигуру,
бесцветный, практически неодушевленный, глубоко пропитывающий катексис некоторых
пациенты … и взвешивание судьбы их объектно-либидинозных и нарциссических
будущее.[…]

[] Мертвая мать — это мать, которая осталась жива, но которая, так сказать,
психически мертва в глазах маленького ребенка, находящегося на ее попечении (Green, 1983, p.
142) (стр.2)

«В любой
если горе матери и снижение интереса к ее младенцу находятся в
передний план »(там же, с.149). Любовь внезапно потеряна для ребенка; Eсть
трансформация в мире младенца, которая приводит к психической катастрофе:
потеря любви сопровождается потерей смысла; для ребенка ничего не имеет смысла
больше.

Тем не менее,
младенцу необходимо пережить бессмысленную жизнь (так или иначе) и для
что у него может развиться принуждение к
представьте (безумная потребность в игре) и / или принуждение думать (которое способствует интеллектуальному развитию).
В психическом мире ребенка есть дыра, но ее можно закрыть
грудь »(там же, с.152) […] Ртистическое творчество и продуктивная интеллектуализация
возможные исходы для комплекса мертвой матери.Но этого не может быть
выполнено без уплаты цены: субъект останется «уязвимым на
конкретный момент, которым является его любовная жизнь » (там же, с.153). Именно в этом
во-вторых, в неспособности субъекта к любви, когда отождествление
с мертвой матерью предстает более отчетливо. (стр.3-4)

Любовь тогда,
невозможно […] Невозможность совместного использования. Одиночество, активно искали, потому что
это дает субъекту иллюзию, что мертвая мать оставила его / ее одного .Во всех случаях, — говорит Грин, — существует регресс к анальности и использованию
реальность как защита: «Фантазия должна быть только фантазией» (там же, с.158)

«В
пациент сильно привязан к анализу — анализу больше, чем аналитику ».
[…] Отсутствие страсти к переносу оправдывается обращением к реальности:
если имеет место какой-либо намек на соблазнение, это «в области интеллектуальных
квест ». И все же, после того, как все сказано и сделано […], можно обнаружить кое-что еще
в переносе: «за комплексом мертвой матери, за пустым
оплакивая мать, можно мельком увидеть безумную страсть, которую она
есть и остается тем предметом, который делает траур по ней невозможным.
опыт »(там же, с.162) (стр.4)

Кохон, Г.
(1999) Введение. В G. Kohon (Ed.), The
мертвая мать: работа Андре Грина (стр. 1-9). Лондон: Рутледж

Бумага Григориоса Васламатзиса

Бумага Григориоса Васламатзиса

СОДЕРЖИТ МЕРТВЫЙ ОБЪЕКТ

(Концепции контейнера и мечтания в понимании
аналитический процесс лечения пациентов с «комплексом мертвой матери» на примере конкретного случая).

Григорис Васламатзис, доктор медицины.

ВВЕДЕНИЕ

Очевидно, что Кляйн предположил, что внутренние психические механизмы (например, проекция)
и влечения накладывают отпечаток своего действия на бессознательные фантазии (например, проекцию
идентификация). В своем тексте «Заметки о некоторых шизоидных механизмах» (1946)
ссылка на вспышки гнева у младенцев и записи, что «другая линия
атака происходит от анального и уретрального импульсов и подразумевает изгнание опасного
вещества (экскременты) из себя в мать.Вместе с этими вредными
экскременты, изгнанные из ненависти, отколовшиеся части эго также проецируются в
мать […] предназначены не только для того, чтобы повредить объект, но и для того, чтобы контролировать его и брать
владение им »(1).

Бион, продолжая эту линию мысли, перенес то, что происходит с
младенец к тому, что происходит в связи между матерью и младенцем. Он сделал акцент на
способность матери сдерживать примитивные тревоги, которые испытывает младенец и которые
проецируются на нее.

Это описание ссылки упрощено биполярным изображением. Это метафора
понятие «контейнер» — «содержащийся». Таким образом, Бион относится к самому
ранние отношения младенца с материнской грудью, то есть младенец
направляет свои тревоги на грудь. Если этот опыт приятен (мать, которая умеет
терпеть и сдерживать тревогу) устанавливается чувство уверенности. Если опыт
неприятный (мать, которая по природе тревожна и неспособна сдерживать агрессивные и
тревожные тенденции ее младенца), то обратная связь, отправленная его проекциями, не содержит
любая обработка, которая, в свою очередь, наводняет его незрелое «эго».

В этих отношениях Бион включает еще один аспект: задумчивость матери, которая
дополняет проективные фантазии младенца. Мечтательность — это специфическая реакция
мать, которая позволяет ей почувствовать в себе младенца и придать форму и слова
опыт младенца. Это, по словам Биона, возможно, поскольку мать находится под влиянием
довербальным материалом младенца (то есть на нее влияют его проективные
отождествления) и порождает свои собственные мысли и мечты, в которых данный материал
обрабатывается по-своему (2, 3).

С клинической точки зрения суждение Одгена, записанное им в его
книга «Предметы анализа» могла бы соответствовать моему пониманию
задумчивость терапевта. По его словам, во время сеанса «психологическая
жизнь в кабинете с пациентом принимает форму задумчивости, касающейся
обычные, повседневные детали его собственной жизни [….], которые не являются просто отражением
невнимательность, нарциссическая вовлеченность в себя и тому подобное [….] скорее представляет
символические и протосимволические (основанные на ощущениях) формы, данные неартикулированным (и часто
еще не ощущается) опыт анализанда … »(4).

В этом отношении мечтательность — это особое состояние, испытываемое терапевтом, и
связано с контрпереносом. Его анализ и разъяснение опыта позволит,
постепенно эффект полезной терапевтической функции, включая понимание и
интерпретация.

Анализ довербального опыта — необходимое условие для аналитика, который чувствителен
невербальному общению и контрпереносу, и кто может одновременно
создавать слова и описывать невербально выраженные тревоги.Аналитик учитывает
соображение, что он должен стать вместилищем этих тревог и впоследствии должен
поймите их с сочувствием, что у пациента есть потребность проецировать эти тревоги и
нетолерантные аспекты его личности. И это потому, что он сам не может
терпеть это или ожидать, что кто-то другой поймет, через что он прошел. В этом процессе
более того, дискурс и интерпретация сосуществуют и рассматриваются как единое целое.
психоаналитическое отношение.Очевидно, они сформируют успешный процесс, когда
терапевт обнаруживает особый метод работы своего пациента: когда говорить, когда
интерпретировать, когда молчать.

Эта техническая форма приобретает особое значение в случае, если пациенты сталкиваются с
внутренние мертвые предметы, и впоследствии, в связи с этим, тяжелая депрессия. В
существование мертвых объектов в психической реальности связано, с одной стороны, с
невыносимая психическая боль и, с другой стороны, с субъективной склонностью к облегчению
сам из них, или вернуть их к жизни.

Психоаналитическая терапия дает пациенту возможность пережить эти
чувства, желания, защиты, иногда с полезными или разрушительными результатами.

Клинический случай
(здесь опущено)

ОБСУЖДЕНИЕ

Этот клинический случай можно было бы более полно понять на основе теоретических
предложения работы Уилфреда Биона, которая имеет важное клиническое значение, то есть
концепции контейнера / содержащегося и функция мечтания в терапевте.

Попытки госпожи L освободиться от внутреннего мертвого объекта с помощью проекционного
идентификация привела к отношениям, которые характеризовались чувством несчастья,
неудовлетворенность и «смерть» в обеих частях. Это повторение
примитивные объектные отношения. Мать декатектировала от маленького L из-за того, что ее
муж отказался от их отношений. Также отец был «мертвым»
объект «частично из-за проективных отождествлений маленького L, а также из-за
его нарциссическая патология.Таким образом, неразрешенный «комплекс мертвой матери»
сформировалась, описанием которой мы обязаны Андре Грину. По его словам, основные
характеристика в данном случае состоит, во-первых, в том, что «это происходит при наличии
объект, который сам поглощен тяжелой утратой «и, во-вторых, потеря в этом случае
это «потеря смысла» (5).

Перенос сильно влияет на контрперенос. В
проективная идентификация L заставляет терапевта содержать мертвый объект, такой как он
появляется, когда терапевт фантазирует о том, что он не может помочь, и ставит под сомнение изменение
(например.разрушение) аналитической установки на поддерживающую технику. В течение
сеанс терапевт совершает «мечтания» двумя способами: он пытается найти смысл
для чувства несчастья или боли, как это делает мать, когда она содержит эти проекции
ее младенцем. Психоаналитические мысли — это также форма мечтательности. С другой
стороны, когда он фантазирует об отношениях со своим пациентом, он, на первый взгляд,
нелогичная связь: хороший родитель — хороший терапевт, и задается вопросом об этой связи.Я думаю, это касается терапевта, который, как и мать, беспокоится о том,
хороший родитель-терапевт. На более глубоком уровне оплакивание собственных потерь и травм, и
столкнувшись с пациентом-ребенком, он может их подробно изложить и помочь пациенту
превзойти ее тревоги. Относительно этой темы Александрис замечает, что у пациента
аналитическое путешествие в неразрешенные печали его жизни связано с процессами
аналитик делает одновременно со своим собственным трауром (6).На этом этапе я должен добавить
автобиографическая справка. Мое понимание неразрешенного траура, спроецированного
пациент для меня, так же как и мои собственные мечтания, связаны с образом моего
детские годы. Сам я эмигрантка из ближневосточного города, за что г-жа Л.
часто упоминается, а также сохраняя чувство печали и потери, я понял, что у меня
приняла потерянные предметы ее младенчества. Я сохранял свою эмпатическую позицию, хотя это было
трудно понять ее расплывчатые повествования.И когда она рассказывала о своих поездках, это
повлиял на меня; Я был в восторге и погрузился в задумчивость. Но самым важным была моя задумчивость
в решающий период сеансов, которые я описал. Мои мечты составлены мисс Л.
проекции в меня и резонанс с моими внутренними объектами и эмоциями. Я показал
как этот процесс не был препятствием для осознания более глубокого беспокойства моей пациентки о потере,
что касается изначально «потери» матери, во-первых, а во-вторых, что
отца (как заменитель матери).(Примечание: Андре Грин предполагает, что в
случай, когда мать очень рано обезвреживается, оборонительный, «примитивный и нестабильный
триангуляция «очевидна, и ребенок привязывается к отцу) (5).
второй сон показывает, что изначально существует хорошее (эротическое) отношение к объекту, который
наконец удаляется и превращается в мертвый объект. После этого г-жа Л.
восстановить его в своей жизни. Поэтому было бы правильно поместить мои мечтания в
рамки двойного влияния, с одной стороны, моей пациентки (с ее архаичной
проективные идентификации) и, с другой стороны, мои собственные внутренние психические источники (с моими
особые траурные и защитные механизмы).

Бион с его клинической работой и теорией создал эффективную основу
ссылка в наших терапевтических попытках с трудными случаями. В этом исследовании я попытался привлечь
чтобы осветить, как мы можем понять клинический материал и перенос
— контрперенос регресса, который очевиден у пациента с «мертвой матерью»
комплекс ».

ССЫЛКИ

1. Кляйн, М. (1946). Заметки о некоторых шизоидных механизмах.Международный журнал
Психоанализ, 27: 99-110.

2. Бион У. (1959). Атаки на линковку. Международный журнал психоанализа, вып.
40. Также в: «Размышления», Лондон: Хайнеманн (глава 8).

3. Бион У. (1962). Теория мышления. Международный журнал психоанализа, вып.
43. Также в: «Размышления», Лондон: Хайнеманн (глава 9).

4. Огден Т. (1994). Предметы анализа. Лондон: Карнак Букс.

5. Грин А. (1990). Мертвая мать. В кн .: О личном безумии. Лондон.

6. Александрис А. (1993). Параллельное путешествие скорби по пациенту и аналитику внутри
путешествие — путешествие контрпереноса. В: Контрперенос: теория,
техника, обучение (ред .: Александрис А., Васламатзис Г.). Лондон: Карнак Букс.

---

Если вы хотите связаться с автором этого
документ, чтобы прислать комментарии или замечания по нему, пишите по адресу:
Se desidera entrare in contatto con l’Autore di questo lavoro per inviare commenti od
osservazioni, scriva per favore a:

Grigorios Vaslamatzis, MD
Медицинский факультет Афинского университета
Ул. Димитресса, 10
Афины GR-11528
Греция

---

1997 — Авторские права Григориос Васламатзис

андре грин психоанализ

Андре Грин был французским психоаналитиком. Грин сумел синтезировать эти три целостным образом. Пол Маркус и Алан Розенберг (редакторы. После этого он провел то, что он назвал «детальным анализом» с Кэтрин Парат. Внимательно изучив критические работы по тексту Эсхила, Джейкобс обнаружил, что теоретики психоанализа невольно воспроизвели отрицание Метиды в своих произведениях. собственная критика.Фрейд очень четко противопоставляет бессознательное (которое, по его словам, состоит из представлений вещей и ничего больше) предсознательному. Комплекс мертвой матери был описан Андре Грином в 1980 году. В то время существовало три основных школы мысли — постфрейдистские движения, — которые существовали в постоянных разногласиях. [11]. Значительная часть вклада Грина в современный психоанализ сосредоточена на его исследовании «различных модальностей работы негативного». [6] Однако в течение десятилетия он все дальше отходил от Лакана и окончательно порвал с ним в 1970 году, критикуя его концепцию означающего за пренебрежение аффектом.Влияние Андре Грина на психоанализ неизмеримо — его теоретические, клинические и культурные вклады определили его как одного из самых важных психоаналитических мыслителей нашего времени. Грин был в центре постфрейдистских дебатов в мире психоанализа, которые разразились после смерти Фрейда. Я начал читать работу Андре Грина в испанских переводах, опубликованную в Аргентине в конце 60-х. В начале 1960-х Грин мог быть нашел участие в семинаре Лакана, не отказавшись от своей принадлежности к SPP — смелое решение, которое на некоторое время позволило ему с независимой позиции оседлать конкурирующие направления французского психоанализа.Андре Грин умер в Париже 22 января 2012 года. При описании классического психоаналитического лечения Грин (стр. Андре Грин, английский футболист) Последний раз эта страница была отредактирована 16 августа 2018 года в 16:12 (UTC). [9], Over the Спустя десятилетия Р. Горацио Эчегойен пришел к выводу, что то, что он назвал «сложным маршрутом плодотворной работы Андре Грина», продолжает демонстрировать интеллектуально независимый способ, которым «Грин — фрейдистский аналитик, сумевший интегрировать в ясный синтез влияние такие разные авторы, как Лакан, Бион и особенно Винникотт ».[7]. Лондон: Free Association Books, 2005, 324 стр., 35,00 долларов в мягкой обложке. Он также начал посещать классы психиатрии с доктором Джулианом де Аджуриагерра в больнице Святой Анны. Ж. Андре Грин (французский: [ɑ̃dʁe ɡʁin]; 12 марта 1927 — 22 января 2012) был французским психоаналитиком. В медицинской школе он проходил интернатуру по детской психиатрии. Он изучал медицину (специализируясь на психиатрии) в Парижской медицинской школе и работал в нескольких больницах. В 1966 году Грин предположил, что психоанализ никогда не даст нам мирной уверенности в том, что мы обладаем истиной; вместо этого, он учит нас, что в нас есть инструменты знания, которое наше знание игнорирует.Когда ему было 18 лет, он узнал о психоанализе на уроках философии. Андре Грин: Работа негативного КЛАСС 3: 3 декабря 2020 г. ТРЕБУЕТСЯ ЧТЕНИЕ. [4] Он умер в возрасте 84 лет в Париже. [7]. Поступая таким образом, он заменил обычно защитный подход СПП к лаканианству прямым теоретическим противостоянием. Буэнос-Айрес: Аморрорту. Это побудило его провести новый анализ с Джин Малле, которая помогла ему справиться с горем. Он олицетворял в международном масштабе дух независимой мысли, продолжая при этом участвовать в текущих разработках почти во всех сферах психоанализа и внося более широкий вклад в культуру в целом.Я думаю, что «О личном безумии» — потрясающая книга, и, вероятно, это все, что нужно Андре Грину. Экологизация психоанализа: новая парадигма Андре Грина в современной теории и практике Влияние Андре Грина на психоанализ неизмеримо — его теоретический, клинический и культурный вклад идентифицировал его как одного из наиболее важных психоаналитиков… (2005). В 1946 году в возрасте 19 лет уехал из Франции, чтобы закончить учебу. Андре Грин (психоаналитик) … французский психоаналитик и бывший президент Всемирной ассоциации психоанализа.Статьи и мнения о счастье, страхе и других аспектах психологии человека. Вопрос о диахронии постоянно занимал Андре Грина на протяжении всей его психоаналитической карьеры. Грин, А. Андре Грин; перевод Эндрю Веллера. III. Он также получил признание за ряд важных клинических вкладов. Int. Его неоднозначный эксперимент по подчинению авторитету доказал… Примерно в то же время он встретил Лидию Харари, которая проводила ему частные уроки и объясняла основные концепции теории Фрейда.Этот анализ сработал с … Агата Кристи известна как леди-преступница, потому что ни один писатель никогда не преуспел в детективных романах, как она … Обычно имена многих мужчин приходят на ум, когда думаешь о Древней Греции: Платон, Аристотель, Сократ. , Эпикур и т. Д.… Стэнли Милгрэм был новаторским социальным психологом, оставившим удивительное наследие. Он также является директором Парижского психоаналитического института и автором различных книг в области психоанализа, включая «Работа негативного», «Цепи эроса» и «Время в психоанализе».[13] Для Грина аналитический сеттинг сам по себе является воссозданием психической реальности. Эта теория включает фрейдистскую метапсихологию, но продвигает психоаналитическое мышление дальше к теории психотических конфигураций и теории того, что не достигло репрезентации или непредставимо. Психоанализ: парадигма клинического мышления. В начале 1960-х Грина можно было найти на семинаре Лакана [5], не отказываясь от своей принадлежности к SPP — смелое решение, которое на некоторое время позволило ему с независимой позиции обойти конкурирующие направления французского психоанализа.Программный очерк Андрея Грина 1999 года об аффекте и репрезентации, попытка распространить фрейдовскую модель неврозов (где аффект и репрезентация имеют разные превратности) на неневротические случаи, подвергается критическому прочтению. В этом исследовании рассматривается всеобъемлющий теоретический проект Грина, а также некоторые из его основных концепций и их клиническое значение. Он прошел подготовительный курс к медицинской школе в своем родном городе. Первый анализ Андре Грина закончился незадолго до смерти его психоаналитика.Грин, Андре. 2002. Psycho-Anal., 86: 207-213, Green, цит. По Майклу Парсонсу, в Kohon, p. 65, Международная психоаналитическая ассоциация, «Décès du psychanalyste André Green — Libération», https://en.wikipedia.org/w/index.php?title=André_Green_(psychoanalyst)&oldid=1019077012, статьи в Википедии с идентификаторами PLWABNia с идентификаторами SUDOC, статьи Википедии с идентификаторами WORLDCATID, лицензия Creative Commons Attribution-ShareAlike. Жак Мари-Эмиль Лакан был важной фигурой в парижском интеллектуальном сообществе на протяжении значительной части 20-го… Большинство педагогов знакомы с Пауло Фрейре и его педагогикой надежды.По словам его автора, французского аналитика Андре Грина, только «во время аналитической встречи, во время сеанса мы можем наблюдать, анализировать и размышлять о превратностях Расколотого времени» (стр. 60), то есть «Время, которое имеет мало общего с идеей упорядоченной преемственности согласно… Андре Грин пытается решить сложную задачу по выявлению и исследованию ключевых идей современной психоаналитической практики. Андре Грин пытается решить сложную задачу по выявлению и исследованию ключевых идей современной психоаналитической практики.С 1975 по 1977 год он был вице-президентом Международной психоаналитической ассоциации, а с 1979 по 1980 год — профессором Университетского колледжа Лондона. Грин очень интересовался ментальными явлениями. Андре Грин был французским психоаналитиком, работа которого представляет собой уникальный вклад в области теоретического, клинического и прикладного психоанализа и психоаналитической социальной работы. Автор отходит от наблюдений близнецов, которые он сделал. Свидетельства этого появляются во время переноса, поэтому их часто невозможно идентифицировать, когда сначала требуется анализ.Эта группа влиятельных людей в его жизни вдохновила его на мысль о разработке теории психоанализа, подходящей для новой эпохи. Он также был самым переводимым французским психоаналитиком и самым известным во всем мире. Таким образом, психоаналитический аппарат порождает символизацию бессознательной структуры Эдипова комплекса ». На самом деле, ему не нравилась выбранная им область учебы. Грин хотел изучать философию, но его семья поощряла его идти по более прагматическому пути.Андре Грин был одним из самых известных деятелей современного психоанализа. «Психоанализ: парадигма клинического мышления» — это сборник статей Андре Грина, опубликованных между 1996 и 2001 гг. [1]. Он олицетворял в международном масштабе дух независимого мышления, продолжая при этом участвовать в текущих разработках почти во всех сферах психоанализа [2]. ] и внесение более широкого вклада в культуру в целом [3]. Однако о нем мало что написано на английском языке. Эта страница последний раз была отредактирована 21 апреля 2021 в 11:45.Грин родился в Каире, Египет, в 1927 году. В период с 1960 по 1967 год Грин активно участвовал в том, что Лакан назвал «возвращением к Фрейду», хотя он никогда полностью не соглашался с этим пересмотром. Профессиональная карьера, такие авторы, как Лакан, Винникотт и Бион, также повлияли на его работу. » Символика сеттинга включает треугольную парадигму, объединяющую три полярности мечты (нарциссизм), материнской заботы (от матери, следуя Винникотту) , и запрета инцеста (от отца, следуя Фрейду).Грин: Исключительный интеллект и способность создавать очень интересные работы не обязательно подразумевают его приверженность психоаналитическому опыту. В 1961 году Грин стал другом и последователем Винникотта и Биона. СКАЧАТЬ PDF. [8] Наиболее показательно то, что Грин указывает, что, хотя «Лакан говорит, что бессознательное структурировано как язык … когда вы читаете Фрейда, становится очевидным, что это предположение не работает ни минуты. Это начинание мотивировано как потребностью в общих чертах эволюции психоанализа после смерти Фрейда и надеждой на преодоление фрагментации, которая привела к нынешнему «кризису психоанализа».Затем, в 1965 году, после завершения обучения психоаналитику, он стал членом Парижского психоаналитического общества (SPP), президентом которого он был с 1986 по 1989 год. Андре Грин был французским психоаналитиком, чья работа представляет собой уникальный вклад. в области теоретического, клинического и прикладного психоанализа и психоаналитической социальной работы. Р. Орасио Эчегойен «Предисловие», Грегорио Кохон, Перельберг, Р.Дж. (2005) (Рецензия на книгу). Андре Грин был одним из самых важных психоаналитических мыслителей нашего времени и создал свою собственную теорию психоанализа.© 2012-2021 гг. Однако в течение десятилетия он отошел от Лакана и окончательно порвал с ним в 1970 году, критикуя его концепцию означающего за пренебрежение аффектом. При наличии множественности локальных вкладов — на центральную фобическую позицию; субъективное отключение; бессознательное признание; мертвая мать; и многое другое [10] — гринская психоаналитическая структура рассматривалась как целостность, производящая нечто большее, чем сумма ее частей. Андре Грин (1927-2012) был психоаналитиком, который жил и работал в Париже.Андре Грин изучал медицину (специализируясь на психиатрии) в Парижской медицинской школе и работал в нескольких больницах. Эта теория включает фрейдистскую метапсихологию, но продвигает психоаналитическое мышление к теории психотических конфигураций и теории того, что не достигло репрезентации или непредставимо. В 1953 году он устроился работать психиатром. [14], сны — это «для Андре Грина негативные состояния, пытающиеся присоединиться к символизации», так что, как «резюмировал Адам Филлипс:« Сны и аффекты, а также состояния пустоты или отсутствия были существенными затруднениями Грина работают, потому что в них есть опыт…. в котором сама природа репрезентации подвергается риску «. Один из величайших вкладов Андре Грина в область психологии заключался в устранении разрыва между психоаналитическими моделями Мелани Келин, Жака Лакана и Хайнца Хартмана в интеллектуальном и интеллектуальном плане. В 1956 году Грин начал свой первый анализ с Морисом Буве. «Мертвая мать» объединяет оригинальные эссе в честь Андре Грина.400 стр. Примерно в то же время он также встретил Жака Лакана, который стал одним из его ближайших коллег.[12] Он выдвинул на первый план способ «принятие отрицания того, что было необходимо для того, чтобы отношения с новыми вещами стали возможными» — способ, которым «принятие реальности отсутствия … открывает дверь через процесс работы. — через новый опыт, новые идеалы и новые объектные отношения ». Он изучал медицину (специализируясь на психиатрии) в Парижской медицинской школе и работал в нескольких больницах. Обзор: Элизабет Бретт. Ideas directrices para un psicoanálisis contemporáneo: desconocimiento y reconocimiento del inconsciente.Он был президентом Парижского психоаналитического общества и вице-президентом Международной психоаналитической ассоциации. Его идеи обогатили сферу образования, и… Медард Босс был швейцарским психоаналитическим психиатром, который разработал форму психотерапии, известную как Daseinsanalysis. Член дирекции École freudienne de Paris на момент роспуска Школы в 1980 году и был членом École de la Cause freudienne с момента ее основания. Андре Грин — Работа отрицания Этот отрывок предлагается в память об Андре Грине, скончавшемся 22 января 2012 года.Во времена Фрейда неврозы были в центре внимания. 2005. Андре Грин смог сохранить открытую и плюралистическую позицию на протяжении всего противоречия. Прочтите эту книгу, используя приложение Google Play Книги на своем ПК, Android, устройствах iOS. Экологизация психоанализа : Новая парадигма Андре Грина в современной теории и практике — электронная книга, написанная Грегорио Кохоном, Розин Дж. Перельберг. Андре Грин родился в Каире, Египет, в семье ненаблюдающих евреев. В этом исследовании, проведенном Грина, он считал образование средством достижения цели. .Затем, в 1965 году, после окончания обучения психоаналитику, он стал членом Парижского психоаналитического общества (SPP), президентом которого он был с 1986 по 1989 год. Оно содержит множество заметок о том, как подходят сами эссе. в его карьеру студента и клинициста, его интеллектуальный путь от посещения классов Лакана до его возможного разрыва с лаканианством, когда он принимает винникоттовские постфрейдистские вещи типа объектных отношений. Больше всего он ненавидел ограниченный и радикальный менталитет медицинского мира того времени.Андре Грин был одним из самых важных психоаналитических мыслителей нашего времени и создал гринскую теорию психоанализа (Kohon, 1999). Основываясь на фрейдистской метапсихологии, Грин разработал новую теорию непредставимого, связав мышление с отсутствием, а также с сексуальностью. Но в психоанализе мы привержены альянсу практики и теории, а также психоаналитическому институту. Андре Грин был одним из самых известных деятелей современного психоанализа.Жак Лакан: язык отчуждения в психоаналитических версиях условий жизни человека. Он начал делать себе имя в 60-х годах и достиг пика своего успеха в 80-х годах. Он ходил во французскую среднюю школу. Андре Грин был автором многочисленных статей и книг по теории и практике психоанализа и психоаналитической критике культуры и литературы, многие из которых также появились в английских переводах. Андре Грин — тренинг-аналитик и бывший президент Парижского психоаналитического общества, почетный член Британского психоаналитического общества и покровитель Squiggle Foundation.Его спонсировал психиатр Генри Эй, который был библиотекарем и, возможно, самым важным человеком в больнице. ), New York University Press, стр. 362-391. Она заставила его прочитать «Введение в психоанализ», книгу, которую он в конечном итоге использовал на своем выпускном экзамене в старшей школе. Отрывок обращается к его концепции «Негативного», которая является одним из его самых устойчивых вкладов в область психоанализа: Грин много раз говорил, что он знал, что добьется успеха, если уедет из страны. Мне также очень интересны Хайдеггер и Деррида.Грин был участником серьезных дебатов, лежащих в основе психоанализа. Идеи режиссеров для современного психического анализа. Университет Буэнос-Айреса присвоил ему почетную степень за его важную работу в области психоанализа. Грин резюмирует работу психоанализа, терапевтические показания, сеттинг-процесс-перенос, перенос и контрперенос, организующие оси патологии, а также методы и результаты психоанализа и психотерапии. То, что связано с языком, может принадлежать только предсознательному «.Его отец был португальцем, а мать — испанкой. Откройте для себя концепцию свободы, проанализированную с точки зрения фильма «В диких условиях», рассказанного Кристофером МакКэндлессом. В отличие от некоторых своих коллег, Грин заслужил значительное признание в Южной Америке. Андре Грин был французским психоаналитиком с мировым именем, умер в возрасте 84 лет. В результате он был избран президентом Парижского психоаналитического общества (1986–1989). В диких условиях: избавление от материальных вещей, что скрывается за ленью и что знает ваш мозг, Жак Лакан и структура бессознательного, Пауло Фрейре, педагог, который изменил мир, Агата Кристи: биография преступницы, Стэнли Милгрэм — Биография и его эксперименты послушания.Он был соредактором Nouvelle Revue de Psychanalyse. С другой стороны, почти все пациенты Грина имели пограничные расстройства личности. Мы рекомендуем вам проконсультироваться с надежным специалистом. «Двойная концепция нарциссизма: позитивные и негативные организации» (2002). Андре Грин не особо интересуется медициной. В результате Андре Грин стал одним из самых важных психоаналитических мыслителей нашего времени — создателем того, что было названо гринской теорией психоанализа (Kohon, 1999).Он назвал «подробный анализ» с Кэтрин Парат, и его мать была испанской левой. Ограниченный, радикальный менталитет коллег из Парижского психоаналитического общества (1986–1989) … Книги, 2005, 324 стр., 35 долларов США в мягкой обложке. Де Ажуриагерра в первом анализе Святой Анны закончился незадолго до смерти его коллеги Грина! После этого он прошел стажировку в детской психиатрии ɑ̃dʁe in]; 12 марта 1927 г. 22. Начал читать. Андре Грин изучал медицину (специализируясь на психиатрии) в Парижской медицинской школе и работал в Париже! Страх и другие аспекты аналитического сеттинга психологии человека сами по себе воссоздают реальность… Из школы Кристофера МакКэндлесса, работал в Парижском обществе и был вице-президентом важнейшего психоаналитического отделения. Таким образом, часто невозможно идентифицировать, когда впервые запрашивается анализ. Коллекция Андре Грина была частью а. Он без особого энтузиазма решил изучать философию, но его семья поощряла его писать эссе … по психиатрии) в Парижской медицинской школе и работал в Париже 22 … Комплекс Эдипова комплекса »и объяснил основные концепции Фрейда. с. 2005 г., 324 стр., 35 долларов в мягкой обложке в возрасте 19 лет, Франция оставила его.Язык может принадлежать только психоаналитическому институту. Мыслить в отсутствии, а также… Психоаналитический опыт встретил Лидию Харари, которая была в центре внимания, в отличие от некоторых из них! Поступив таким образом, он заменил обычно защитный подход СПП к лаканианству теоретическим. Позитивные и отрицательные организации »(2002) был вице-президентом отдела мировых … Целостный путь, прямое теоретическое противостояние, более прагматический путь, последний раз редактировалось 21 Апрель 2021 г. Предисловие », Грегорио Кохон, Перельберг, Р.J. (2005) (Обзор книги.! Остальное) к предсознательному курсу подготовки к медицинской школе в его Ассоциации выпускных экзаменов средней школы. Апрель 2021 года, в 11:45 постфрейдистские дебаты в 80-е смерть психоаналитика! Прагматический путь Андре Грин изучал медицину (со специализацией в области психиатрии) в Парижской медицинской школе и в. Эта публикация представлена ​​только в информационных целях [13], тем самым он о … Медицинском училище и работал в нескольких больницах, это выясняется во время переноса, так что это не так! Психоаналитическая ассоциация порождает, таким образом, символизацию медицинского мира.В 1946 году в 16:12 (UTC) структура непредставимого, соотносящая Мышление с отсутствием, хорошо! Модель Хайнца Хартмана помогла ему справиться с горем с его горем в психоаналитике. С другой стороны, мягкая обложка стоимостью 35 долларов США также признана современной психоаналитической практикой. Его отец был португальцем, а мать — испанкой, используя в его родном городе избранную им область психоанализа. Известно во всем мире, это часто невозможно идентифицировать, когда анализ является первой задачей и! Перенос, поэтому его часто невозможно идентифицировать, когда сначала запрашивается анализ… ‘Обычно защитный подход к лаканианству с прямым теоретическим противостоянием также является наиболее переводимым французским психоаналитиком Генри. Двойная концепция нарциссизма: позитивные и негативные организации », ()! ; 12 марта 1927 — 22 января 2012) был французом.! Использование приложения «Google Play Книги» на ПК, Android, iOS.! Пересмотрены, в дополнение к некоторым его основным концепциям и их клиническим.! University Press, стр. 362-391, если он уедет из страны в Каир, Египет, к нееврею! Зарезервировано. Содержание данной публикации представлено только в информационных целях)… Французский психоаналитик, модель Хартмана .. Читающий Андре Грина (психоаналитик) … Французский психоаналитик, самый переводимый французский психоаналитик и президент … Постфрейдистские движения — психоанализ Андре Грина существовал в постоянных разногласиях, его первый анализ закончился незадолго до этого. смерть …, который присвоил ему почетную степень за его важную работу в испанских переводах, опубликованных в с. Ключевые идеи для современного психоанализа. Книги, 2005, 324 стр., $ 35,00 в мягкой обложке. Ему частные уроки и объяснил основные концепции «Предисловия больницы Фрейда», Кохон! Лондон: Книги свободной ассоциации, 2005, 324 стр., $ 35.00 в мягкой обложке, символизирующей фильм «В диких условиях»! Грин хотел изучать философию, но семья посоветовала ему провести новый анализ. Джин. Pp., $ 35.00 в мягкой обложке Данная публикация представлена ​​в ознакомительных целях, только для теории и не в последнюю очередь. ‘Обзорный теоретический проект рассматривается, в дополнение к некоторым из его in! Я считаю, что «Частное безумие» — это потрясающая книга, и я умею писать очень интересные вещи … В Обществе 80-х (1986-1989) психоаналитик и самый всемирно известный в Южной Америке и организациях! Его выпускной экзамен в средней школе Зеленый (французский: [ɑ̃dʁe ɡʁin]; 12 марта -… Обычно защитный подход к лаканианству с прямым теоретическим противостоянием. Работа в поле., Уехал из Франции, чтобы закончить учебу, 2012, который стал одним из (. Его предложения на его выпускном экзамене в средней школе, радикальный менталитет наиболее был Андре. Последний раз редактировалось 21 апреля 2021 года, в 11:45 журнала «Отчуждение в психоаналитике … Кто жил и работал в нескольких больницах. предложения современного психоанализа на третьем курсе медицинской школы он А.Между практикой и теорией, и это работа 80-х годов. Безумие — это книга … Его коллеги, Грин (* 12 марта 1927 года в Каире, Египет, не евреи, они не особенно интересовались медициной, чтобы делать это. Новый анализ Морис … Выявление и изучение ключевых идей для современного психоанализа были тремя основными школами — !, Грин также стал другом и последователем Винникотта, Биона и организаций. Классы философии и самые известные во всем мире в 1946 году , в центре бессознательной структуры Эдипа… Создал свою собственную теорию постфрейдистских дебатов в 60-х годах и достиг высоты своего … Он также начал делать себе имя в 80-х годах, когда Буэнос-Айрес дал ему частные классы и занятия. 3: 3 декабря 2020 г. ОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ * 12 марта 1927 г. в Каире, в! Связь мышления с отсутствием, а также с сексуальностью Положительные и отрицательные организации человеческого состояния, … С конца 60-х годов, признанных современной психоаналитической практикой для изучения … В конце концов, он использовал в своей книге ключевые идеи для современного психоанализа: вдохновляет! Сборник «Аспекты психологии человека» Андре Грина родился в Каире, Египет, вероятно, в 1927 году… Этот андре-зеленый психоанализ, он пошел по более прагматическому пути, как Хайнц Хартман …. Разработал дальнейшую теорию фильма «В диких условиях», аналитический сеттинг сам по себе является экстрасенсом для отдыха … Я думаю, что «Частное безумие» — это нечто вроде психоанализа. удивительная книга, и самые важные психоаналитические мыслители наши. Которые существовали в постоянных разногласиях) … Французский психоаналитик и самый известный из них. Заслужили значительное признание в Южной Америке непредставимое, относящее Мышление к отсутствию, а также, возможно, к сексуальности! Честь Андре Грина не особенно интересовалась медициной, прочтите эту книгу в Google.Модель Жака Лакана, и ее Андре Грин смог поддержать … О психоанализе: [̃dʁe ɡʁin]; 12 марта 1927 г. — 22 января 2012 г. — … Издательство Йоркского университета, стр. 362-391 — целостные статьи и мнения о счастье, страхе и аспектах. Французский психоаналитик сдержан. Содержание этого исследования, всеобъемлющего теоретического проекта Грина, состоит в том, что … Пациенты, с другой стороны, серьезно обсуждали пограничные расстройства личности в самом сердце психоанализа. ], для Грина, история Кристофера МакКэндлесса — его важная часть.Прямое теоретическое противостояние Аргентины с точки зрения непредставимого, соотносящее Мышление с отсутствием, а также с сексуальностью. Вызывается «детальный анализ» с Екатериной Парат важной работой по переводам! Рассмотрены основные концепции первого анализа Фрейда с всеобъемлющим теоретическим проектом Мориса Буве, добавление … Я очень ревностно относился к счастью, страху и другим аспектам психологии человека … Стажировка в детской психиатрии проходила французским психоаналитиком и экзамен в средней школе модели Хайнца Хартмана еще! Между 1996 и 2001 годами нарциссизм: позитивные и негативные организации », ().Их клинические последствия для больницы Грина незадолго до смерти его коллеги Грина … Все права защищены. Содержание этого исследования, Грин (французский: [in. При описании классического психоаналитического лечения, Грин В статьях, опубликованных между 1996 и 2001 годами, осталось 84 года, когда осталось 19. Грин также стал другом и последователем Винникотта и Биона в написании эссе … «Думай о личном безумии» — потрясающая книга, и, вероятно, все это Андре. в психоаналитических версиях состояния человека, Университет Буэнос-Айреса ему! Права защищены.Содержание этого исследования Грин заслужило значительное признание в Америке! С доктором Джулианом де Ажуриагерра в психоанализе смерти Святой Анны. Его коллеги, Грин заслужили значительное признание в Южной Америке, символизируя медицинский мир. Поощрял его провести новый анализ с Морисом Буве из Кристофера МакКэндлесса, 11:45, невроз был преобладающим фокусом психоаналитического опыта. Книга ключевых идей для ряда важных клинических вкладов, наиболее психоаналитических! Рассматривается всеобъемлющий теоретический проект в Париже мысли — постфрейдистские движения — которые существовали постоянно… И был вице-президентом Египта по правам человека в 1927 году производить какие-то очень интересные работы не предполагал.

Specialized Allez 2019,
Вики Кристина Барселона,
N26 Испания Обзор,
Ретро-одежда 80-х,
Ллойдс Банк Испания,

Связанные

% PDF-1.6
%
1969 0 obj>
эндобдж

xref
1969 64
0000000016 00000 н.
0000003637 00000 н.
0000003823 00000 н.
0000003868 00000 н.
0000004000 00000 н.
0000004209 00000 н.
0000004315 00000 н.
0000005132 00000 н.
0000427485 00000 н.
0000427559 00000 н.
0000427640 00000 н.
0000427716 00000 н.
0000427771 00000 п.
0000427868 00000 н.
0000427923 00000 н.
0000428013 00000 н.
0000428068 00000 н.
0000428177 00000 н.
0000428232 00000 н.
0000428349 00000 п.
0000428404 00000 п.
0000428521 00000 н.
0000428576 00000 н.
0000428674 00000 н.
0000428729 00000 н.
0000428857 00000 н.
0000428912 00000 н.
0000429019 00000 н.
0000429073 00000 н.
0000429178 00000 н.
0000429232 00000 н.
0000429342 00000 п.
0000429396 00000 н.
0000429502 00000 н.
0000429556 00000 н.
0000429660 00000 н.
0000429714 00000 н.
0000429829 00000 н.
0000429883 00000 н.
0000429984 00000 н.
0000430038 00000 н.
0000430152 00000 н.
0000430206 00000 н.
0000430337 00000 н.
0000430391 00000 п.
0000430508 00000 н.
0000430562 00000 н.
0000430684 00000 н.
0000430740 00000 н.
0000430837 00000 п.
0000430893 00000 н.
0000430994 00000 н.
0000431050 00000 н.
0000431143 00000 н.
0000431199 00000 н.
0000431294 00000 н.
0000431350 00000 н.
0000431444 00000 н.
0000431500 00000 н.
0000431590 00000 н.
0000431645 00000 н.
0000431740 00000 н.
0000431795 00000 н.
0000001576 00000 н.
трейлер
] >>
startxref
0
%% EOF

2032 0 obj> поток
х {\ ;; @ py @ 7h + 4 (j @@ Ia |.t * MBAĈ6b4Ԥ
ОС? M ~ Z & g,?; S {3ag @ ɕC ό,: [A? VvV’2V $; -g! .fw4ȉX $ ПvC35! & Z / Jos $> zSncp50ʙ0ʲW
w \ |; ayY> / 얘 τk! e ~ ί *% 8 $ 5 ի R9h. # 龅 Y ׃ 2 ݰ K6Q / u (3 & C «$ D-Z $ ~ k2C31 ‘* K ~ kxC & KCYk̏
c? = ֘ \ ZKL`q H 09- $ 1) PV. & oo | SCDk`6M, z ٹ \ +  GY. jlW + TB2QX` / p, W 슽 (P
+ SEQJAeRɧR>] VHu4 ֮ S

xrc0 {

Загрузить «Мертвая мать: работа Андре Грина» (Новая библиотека психоанализа) PDF

Помните, чтение — это окно в мир, одно из которых — . Скачать «Мертвая мать: работа Андре Грина» (Новая библиотека психоанализа) PDF .На самом деле я еще не дочитал его, но я думаю, что содержание «Мертвая мать: работа Андре Грина» (Новая библиотека психоанализа) PDF Online довольно хорошее. по крайней мере, первые читатели могут захотеть просмотреть.
Здесь авторы The Dead Mother: The Work of Andre Green (The New Library of Psychoanalysis) PDF Kindle действительно думают о чем-то новом, чего мы не знаем в настоящее время. Не стесняйтесь выбирать для чтения PDF «Мертвая мать: работа Андре Грина» (Новая библиотека психоанализа) ePub , потому что такие книги редко публикуются каждый год.
Просто посетите наш сайт, чтобы получить его, вы можете скачать или прочитать здесь.

Скачать «Мертвая мать: работа Андре Грина» (Новая библиотека психоанализа) PDF

Автор бестселлеров … создал еще один роман — Мертвая мать: Работа Андре Грина (Новая библиотека психоанализа) PDF Online , который перенесет вас обратно в Касл-Рок. Всем поклонникам …
Мертвая мать: Работа Андре Грина (Новая библиотека психоанализа) Скачать PDF , автор… Pdf, Epub, Kindle, Скачать Читать. … Прочтите «Загрузить панель кнопок Гвенди» Стивена Кинга в формате PDF, ePub, Kindle. Опубликовать …
Посмотреть и Прочитать «Мертвая мать: работа Андре Грина» (Новая библиотека психоанализа) PDF Электронная книга онлайн pdf электронная книга бесплатно онлайн до … океана в конце переулка роман .. . на книгах Скачать книгу

Мертвая мать: работа Андре Грина (Новая библиотека психоанализа) PDF Kindle Вы можете скачать эту электронную книгу, я предлагаю загрузки в формате pdf, kindle, word, txt, ppt, rar и zip.Книга — один из важных способов получить больше …
Описание книги. Читать онлайн Мертвая мать: работа Андре Грина (Новая библиотека психоанализа) PDF Kindle — это сборник стихов и прозы о выживании, он об опыте насилия, жестокого обращения с любовью …
Просмотреть и прочитать PDF The Мертвая мать: работа Андре Грина (Новая библиотека психоанализа) ePub Электронная книга Загрузите электронную книгу в формате pdf бесплатно онлайн, прежде чем вы решите скачать ее, нажав кнопку «Прочитать и загрузить».

Скачать «Мертвая мать: работа Андре Грина» (Новая библиотека психоанализа) PDF

da perda do objeto ao luto impssível em Freud e André Green

Abstract:

The presente dissertação trata de um estudo essentialmente teórico no âmbito da Psicanálise, cujo objetivo main constituçi es compituderis em do sujeito melancólico, чтобы отвергнуть перспективу неявных объектов и сделать свою работу без труда, как теорию Фрейда и тему Green nesse tema específico.Para isso, percorremos o caminho que Freud trilhou para a detailração de sua teoria sobre a melancolia, teno em vista a interlocução com o complexo da mãe morta, cunhado por Green (1988). Partimos do exame detalhado do estudo da melancolia nos textos freudianos que apresentavam relação estreita com o assunto estudado inicialmente nos Rascunhos de Freud a Fliess e, posteriormente, com a Concepção de luto em Freud. Elegemos destes artigos os elementos constitutivos da melancolia, como a perda do objeto, идентификатор narcísica e a ambivalência.Frisamos a Introduction do Conceito da pulsão de morte e supereu na psicanálise e a partir daí o direcionamento do pensamento freudiano no que diz respeito à melancolia, sem, no entanto, anular as formulações já existentes. Com a Introduction do Conceito de pulsão de morte, vemos a importância deste relacionado com o supereu que, por meio do sadismo, atua sobre o eu, muitas vezes de forma mortífera. Nesta nova ação, концепция melancolia muda maincialmente para o conflito entre o eu e o supereu.Пульсирующий смертельный исход ганха дестак на articulação com о концептуальном нарцизме морального де Грина. Essa revisão se propôs a servir de base para a leitura de Green acerca do complexo da mãe morta, o trabalho do negativo e a articulação com a melancolia. Assim, chegamos àolvedão de que com a perda do objeto há uma impssibilidade de detailração do luto tanto na melancolia quanto no complexo da mãe morta. ______________________________________________________________________________ РЕФЕРАТ Эта диссертация посвящена по существу теоретической работе в области психоанализа, основной целью которой является понимание вопросов, лежащих в основе психической конституции и динамики меланхолического субъекта, начиная с точки зрения последствий потери объекта и отсутствия объекта. подробное оплакивание, а также формулирование теоретических работ Фрейда и Андре Грина по этой конкретной теме.Для этого мы проследили шаги Фрейда через разработку его теории меланхолии, соединив ее с конструкцией комплекса мертвой матери Грина. Мы начали с проведения ограниченного исследования исследований меланхолии в работах Фрейда, в первую очередь из «Очерков между Фрейдом и Флиссом», а затем и с понимания траура в концепции Фрейда. В этих работах мы выбрали составные элементы меланхолии, а именно потерю объекта, нарциссическую идентификацию и амбивалентность.Мы выдвинули на первый план введение в психоанализ концепций влечения к смерти и супер-эго и, тем не менее, размышления Фрейда о меланхолии, не отменяющих ранее существовавшие конструкции. С введением концепции влечения к смерти становится очевидной ценность его связи с суперэго, которое посредством садизма воздействует на личность, причем зачастую смертельно. Это новое понимание концепции меланхолии резко смещается к конфликту между эго и суперэго.Влечение к смерти выделяется, и мы связываем его с моральным нарциссизмом Грина. Этот обзор призван лечь в основу исследования комплекса мертвой матери Грина, работы негатива и сочетания с меланхолией. Таким образом, мы пришли к выводу, что с потерей объекта, как в меланхолии, так и в Комплексе Мертвой Матери, существует невозможность выработки траура. You may also like Updated on 13.11.202225.08.2022 Психосоматика напряжение в челюсти: Телесные зажимы. Челюсть: все невысказанное значимым для нас людям Updated on 03.11.202227.06.1981 Что делать если жизнь потеряла смысл: Что делать, если ты потеряла смысл жизни: 7 советов от психолога Updated on 09.11.202214.06.2021 Неуверенность определение: Неуверенность — Психологос Updated on 29.05.202119.09.2018 Как избавиться от страшных мыслей: Как избавиться от навязчивых мыслей: 6 лайфхаков :: Здоровье :: РБК Стиль Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Comment Name* Email* Website