Читаем и рыдаем («Подберу музыку»). Андрей Вознесенский
Читаем и рыдаем («Подберу музыку»). Андрей Вознесенский
ВикиЧтение
Андрей Вознесенский
Вирабов Игорь Николаевич
Содержание
Читаем и рыдаем («Подберу музыку»)
Дубовцева: «В те годы как раз, в восьмидесятом — восемьдесят первом, вышел латвийский семисерийный фильм „Долгая дорога в дюнах“, в котором было очень много красивых мелодий. А так как я много лет дружила с Раймондом Паулсом, я знала его отношение — о том, что когда-то написано, он завтра и не вспомнит. Кто-то из композиторов складывает себе в багаж — а Паулс отработал, и все. Ну, что ж, приехав в командировку в Ригу, я выпросила на киностудии записи мелодий к этому фильму. И уже вернувшись в Москву, позвонила Вознесенскому — подобрав, как мне казалось, мелодию, которая придется ему по душе. Позвонила и говорю: „Андрей Андреевич, есть совершенно дивная мелодия“.
— Чья?
— Паулса.
— Ну ты же знаешь, я не пишу на музыку. Таривердиев берет готовые стихи. И Родик Щедрин. Пишут сами, я ничего не касаюсь.
— Ну, Андрей Андреевич, вы просто придите и послушайте…
В общем, я заманила его к себе на радио, он пришел, послушал мелодию. Она станет в будущем песней „Подберу музыку“. Мне кажется, она действительно созвучна его душе, или моему представлению о его душе. Послушал — и я говорю: „Давайте рыбу напишем“. Он смотрит удивленно: „А что такое ‘рыба’?“ Я еще больше удивилась — обычно говоришь поэту о какой-то мелодии, он сразу: „Давай быстро рыбу напишем“… „Рыба“ — это чтобы ритм уловить, чтобы стихи укладывались на музыку… Ну, разобрались с этой рыбой, он ушел — и я не очень-то была уверена, получится что-то или нет. Ну, вдруг.
Буквально через два дня Вознесенский звонит: „Ты знаешь, кажется, что-то получилось“. Я обрадовалась, лечу в ЦДЛ, и он дает мне эти стихи „Верни мне музыку“. Я читаю, и у меня не просто мороз по коже, просто слезы полились от счастья. „…Ты придешь, сядешь в уголке. Подберу музыку к тебе. Подберу музыку к глазам, подберу музыку к лицу. Подберу музыку к словам, что тебе в жизни не скажу“… Это действительно стихи, а мы же привыкли, что уж греха таить, что нам приносили всякую тарабарщину. А тут — поэзия.
Я говорю: „Это же гениально!“ — „Да ладно, гениально, — мне просто мелодия понравилась и ‘рыба’ твоя помогла“… Поговорили, я бегу в редакцию, звоню Паулсу: „Маэстро, у нас получилась песня на вашу мелодию“. Паулс отвечает мрачно: „На какую мелодию?“ — „Ну вот на вашу, из фильма“. — „Ладно, я сейчас дам трубку Лане (жене), а то я ведь писать не умею — пусть она запишет“.
Я диктую Лане стихи, она пишет и тоже, чуть не рыдая, говорит мне: „Слушай, это же стихи, а не абракадабра!“
…Стали искать, кто бы мог исполнить песню. В то время был популярен эстонский певец Яак Йоала. Так вот он, мало того что спел, повез эту песню на конкурс Интервидения в Сопот. Яак чудный певец, голос, море обаяния… но конкурсы не для него, не любит он все это (потому, наверное, и ушел с эстрады так быстро). Сделали неудачную аранжировку, какую-то растянутую… Он получил премию, песню заметили, но все же она не прозвучала, как могла бы».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Остановите музыку
Остановите музыку
Это песня такая была, если кто не помнит.А у нас проблема была из-за музыки.Пароход из ремонта выходит, ходовые испытания крутятся, а нас работяги задрали. Мы, офицеры БЧ-2 — в одном отсеке жили. А палубой выше — рабочих-наладчиков поселили.И каждый-то у них
МЫ СЛУШАЛИ МУЗЫКУ
МЫ СЛУШАЛИ МУЗЫКУ
Георгию Свиридову[201]
Мы слушали музыку. Вечер и сад
так верили ей, и так мысли парили,
как будто и музыка, и снегопад,
и всё это с нами случилось впервые.
Впервые, давно, до всего, до судьбы,
до участи хлеба, постигшей колосья,
до тяжести, обременившей
Под тихую музыку
Под тихую музыку
Совсем молодая девушка, осмелившаяся не скрывать своей дружбы со мной, сразу же оказалась в центре внимания моих мелких надзирателей: на нее донесла комендант общежития Айна Яновна Лубганц. Беднягу подвергли незаконному обыску, а затем вышвырнули из
Слушаю Музыку…
Слушаю Музыку…
Не ту, с синкопами и супер-басами, с лазерами и дымом, не ту, которую «для понятия» дополняют судорожными движениями обнаженных телес…Я слушаю Бетховена.Мне 60 лет. Я прожил большую жизнь, знаю ей цену… в свое время отдал дань и тем синкопам, и бас-гитаре.
Слушаю Музыку…
Слушаю Музыку…
Слушаю Музыку…Не ту, с синкопами и супер-басами, с лазерами и дымом, не ту, которую «для понятия» дополняют судорожными движениями обнаженных телес…Я слушаю Бетховена. Мне 60 лет. Я прожил большую жизнь, знаю ей цену… в свое время отдал дань и тем синкопам, и
Слушаю Музыку…
Слушаю Музыку…
Слушаю Музыку…Не ту, с синкопами и супер-басами, с лазерами и дымом, не ту, которую «для понятия» дополняют судорожными движениями обнаженных телес…Я слушаю Бетховена.Мне 60 лет. Я прожил большую жизнь, знаю ей цену… в свое время отдал дань и тем синкопам, и
ПРЕДПОЧЕЛ МУЗЫКУ
ПРЕДПОЧЕЛ МУЗЫКУ
В 1918 году о Московском Высшем техническом училище дипломные проекты защитила звездная группа учеников Николая Егоровича Жуковского: Туполев, Стечкин, Александр Архангельский, Владимир Архангельский, Климов.Всем им суждено было, без преувеличения,
Глава 5 Читаем людей
Глава 5
Читаем людей
Ваши дружелюбные слова ничего не значат, если тело сообщает нечто иное.
Джеймс Борг[20]
В конце лета 1904 года – всего за несколько месяцев до начала Эйнштейновского «года чудес»[21] – «Нью-Йорк Таймс» опубликовала статью о другом немецком научном чуде –
Какую музыку делать
Какую музыку делать
Восприятие музыки, как и любого другого творчества, весьма субъективно, связано с ментальностью, воспитанием, субкультурой и пр. И как мечта любого человека — делать дело, которое нравится, а еще хорошо на этом зарабатывать, так и мечта артистов —
Предательство: отняли музыку
Предательство: отняли музыку
Девятого марта 1672 года зрители театра Пале-Рояль с удивлением увидели после спектакля в роли конферансье самого Мольера, вышедшего с заключительным благодарственным словом. В последние восемь лет эту обязанность исполнял Лагранж, умевший
КТО ЗАКАЗЫВАЕТ МУЗЫКУ
КТО ЗАКАЗЫВАЕТ МУЗЫКУ
Дефицит в миллион шестьсот тысяч?Пустяки. Париж видел и не такое.Так бывало. Так будет.— В Париже, — заявил Берлиоз еще в 1848 году, — существует только один музыкальный театр — Опера, но управляет им кретин. Прикрываясь мнимой доброжелательностью,
2. «Я слышу музыку…»
2. «Я слышу музыку…»
Журналист запечатлел композитора в момент краткой передышки: инструментовка ещё не вполне была завершена. Рахманинов в клубах дыма — он курит по половинке сигареты, вставляя её в мундштук, — сам «худой и неподвижный», руки сложил. Взгляд гостя
Кто заказывает музыку?
Кто заказывает музыку?
Благодаря своей специфике — конкретному выходу в лице актеров на живого зрителя — в нашей стране Драма несколько неожиданно для себя оказалась в прямых помощниках Власти. Причина тут проста: единственная касса, из которой выплачивались деньги за
Взгляды на музыку
Взгляды на музыку
Для меня очень важны два принципа: принцип экономии, который означает, что не должно быть ничего лишнего, и принцип вариаций, который, по-моему, является универсальным и относится не только к европейской музыке, ноик другим культурам. Эти принципы
Раймонд Паулс Мелодии в ритме жизни Идти ли в ногу?
Насколько желанным, настолько и трудным ребенком
был от рождения мой «Модо». По-прежнему приходилось бороться и улаживать
многочисленные, проблемы как вокруг коллектива, так и внутри его. Помню,
в середине семидесятых годов мы участвовали с «Модо» во Всесоюзном конкурсе
артистов эстрады. Публика принимала нас восторжеппо, мы были окрылены
и полны надежд на успех. По реакции зрителей чувствовалось, что явный
перевес должен быть в нашу сторону. Присудили же нам лишь третье (!) место.
Председатель жюри, один из известных наших композиторов, ныне покойный,
вручая мне как руководителю диплом и пожимая руку, вполголоса, чтобы мог
это слышать только я, сказал: «Вы заслуживаете большего, но так надо.
Зато видите, как вас приняли!.» Ни я, ни ребята из «Модо» нисколько тогда
по сомневались, что мы были лучшими. Но пи я сам по понял, ни им я не
смог объяснить, ни сейчас не понимаю и, видимо, уже никогда не пойму,
кому же было «так надо»?.
В стране у нас двести восемьдесят миллионов слушателей, телезрителей со
своими индивидуальными музыкальными привязанностями, своими пристрастиями
и вкусами, своими претензиями и требованиями. Нельзя же, основываясь лишь
на каких-то личных пристрастиях, симпатиях и антипатиях и пользуясь руководящим
авторитетом, что-то поддерживать, а на чем-то ставить крест или запрещать
что-то повое, хотя, может быть, в силу каких-то субъективных пли вполне
объективных причин и не совсем попятное тебе явление в современной эстраде.
И все это лишь потому, что это повое вышло из-под пера несимпатичного
лично тебе автора. Однако в упомянутом случае с «Модо», да и позже мне
не раз приходилось сталкиваться с тем, что, оказывается, можно.
Я долгие годы хотел, но так до сих пор и не могу поверить в то, что люди,
которым само их высокое положение в мире музыки, казалось бы, велело это
осознавать, никак не могли понять, что подобная практика десятилетиями
тормозила естественное развитие эстрады, незаслуженно стимулируя кому-то
нужных певцов и композиторов и вселяя неуверенность в других. Способствовала
расколу, ко всему прочему, и более чем странная позиция пашей музыкальной
критики, которая чаще всего выражалась в противопоставлении друг другу
легкой и серьезной музыки.
Из-за того, что наши музыкальные критики, взращенные на комплиментарности
в адрес ныне здравствующих классиков и на огульной хуле эстрадных композиторов,
растеряли квалификации, и им крайне нелегко разобраться в том, что же
хорошо в современном нам явлении, называемом легкой музыкой, а что плохо.
Как ведь было из десятилетия в десятилетие: поначалу мы, словно по команде,
затыкали уши и делали вид, что ничего не происходило, что мы ничего не
слышали. А когда всего происходящего уже нельзя было не замечать, нельзя
не слышать, принимались дружно, хором, со всех трибун ругать «одним списком»,
чохом и плохое, и хорошее.
Хотя давно следовало бы понять, что нельзя увлечение молодежи современными
ритмами объяснять. просчетами в музыкальном образовании детей и подростков.
Впрочем, и здесь у пас по все шло гладко. Главная наша беда была в том,
что десятилетиями отвергая какое-то новоявленное течение, в то время как в других странах уже начинало развиваться последующее направление
в музыке, мы вдруг спохватывались и принимали то, что еще совсем недавно
столь рьяно отвергали. Но для всего мира — уже как предыдущее. Так со
значительным опозданием мы приняли джаз, потом рок-музыку.
С грустью я думал об этом во время советско-американской встречи в Юрмале
осенью 1980 года. Тогда, па совместном концерте, мне довелось играть с
прекрасными негритянскими музыкантами. И люди, горячо приветствуя нас,
аплодировали тому самому джазу, за который в свое время меня чуть было
не выгнали из консерватории.
А ведь не забыто и то время, когда и мы находились па уровне мировых эстрадных
образцов, считались в стане лучших. Вспомните времена нашего эстрадного
классика Исаака Дунаевского. Талантливый и самобытный композитор, он прекрасно
чувствовал время, изучал н великолепно знал лучшее в зарубежном искусство,
отечественный музыкальный фольклор. И создавал замечательные песни, мелодии
к кинофильмам, которые и поныне нам дороги как ярчайшее отражение той
эпохи.
Но насколько пренебрежительны мы бываем порой к нашим талантливым современникам!
Вспомните отношение к тому же Высоцкому, очень самобытному поэту и исполнителю
своих песен. Человеку нужно было умереть, чтобы мы осознали наконец его
значение в отечественной культуре. А ведь стало возможным такое пренебрежительное
отношение к нему лишь потому, что искусству, которое он проповедовал,
не укладывалось в привычные, удобные каноны. Хоти пи для кого не было
секретом, какой популярностью эта творческая личность и его песни пользовались
в народе. И вряд ли найдется человек, никогда не слышавший, не имевший
в своем доме записей Высоцкого.
Зато так спокойно и вольготно долгие годы жилось иным творцам и исполнителям
— скажем так, привычного направления в пашей эстрадной музыке — при отсутствии
здоровой конкуренции па радио, телевидении, на фирме «Мелодия». Не отсюда
лп появилось и долгое время бытовало п недоверие к массовой аудитории
при оценке произведений и исполнителен в тон же телевизионной передаче
«Песня года»? Не отсюда ли было желание в любом случае прибегать к оценке
вроде бы компетентного жюри, но состоящего, как правило, из представителей
одного направления в эстрадной песне, во-первых, и примерно одновозрастного
поколения, во-вторых? Не отсюда ли постоянно навязывались молодежи, да,
впрочем, и известным исполнителям произведения одних и тех же авторов,
популярность которых ко всегда была адекватна пх реальному творчеству?
Между роялем композитора и зрительным залом всякий раз практически непробиваемой
стеной вставали разного рода контрольно-пропускные комиссии, которые якобы
лучше нас с вамп — музыкантов и слушателей — знали, что вы, наш уважаемый
зритель, хотели или захотите слушать. Но вот что всегда оказывалось странным:
зачастую после долгих и продолжительных дебатов они приходили к загадочному
предположению, будто зал не захочет слушать ничего другого, кроме опусов,
созданных самими членами этих комиссий или же их «протеже». А зал, как
подсказывал и показывал, например, мой многолетний опыт работы, всегда
хотел и хочет другого. Выдающийся зодчий, академик И. В. Жолтовский утверждал:
«Важен талант архитектора, но еще важнее талант заказчика». В нашем случае
— талант слушателя, а он часто, очень часто оказывался куда выше нашего.
Но мы-то, музыканты, знаем, что перестраховщиков из приемных комиссий
больше волновала не аудитория, а скорее настроение начальства. Отсюда
и процветало столь ярко выраженное верноподданничество. И куда спокойнее
было, если везде и всегда исполнялись произведения уже апробированные
— известных мастеров современной советской эстрады. И как легко было умелому
перестраховщику поставить заслон перед молодым исполнителем и композитором:
не та, мол, мелодия, не так причесан, подстрижен, побрит, одет. И, как
обычно, шли в ход редакторские ножницы, нелепые обвинения, а то и «оргвыводы».
Честно говоря, мне всегда было больше по душе исполнение интимное, по-прежнему
люблю джаз. По нельзя же запрещать и охаивать современную манеру исполнения,
современные ритмы и формы лини» потому, что они не но нутру нам, пятидесятилетним,
воспитанным на иной музыке и оказавшимся сегодня у руля советской эстрады.
Как тут не вспомнить Владимира Ильича Ленина, который не во всем принимал
поэзию Владимира Маяковского, но это нисколько не мешало поэту выступать
со всех трибун страны, нести свои поэтические строки и эмоции в массы.
Мы же, создав в стране атмосферу заведомого неприятия всего нового, еще
удивлялись тому, что у нас существовали как бы две легкие музыки: одна
часто исполняемая, высоко ценимая в Союзе композиторов,
так сказать, образец для обязательного подражания, а другая — менее исполняемая
в официальных концертных программах, но более популярная, пользовавшаяся
огромным спросом населения и в связи с этим распространявшаяся в магнитофонных
записях, поскольку в ином виде (па пластинках, па концертах) встретиться
с ней было практически невозможно. Официальными музыкальными кругами эта,
другая, была всячески хулима и гонима.
Сейчас я говорю о вопросах пашей легкой музыки, которые долгие годы были
одними из самых болезненных. Помню, как с огромным нетерпением ждал я,
к примеру, в 1988 году начала работы очередного съезда Союза композиторов
СССР. Надеялся, что состоится, наконец, серьезный разговор о будущем советской
эстрады. Но ничего подобного не случилось. II прошел съезд, оставив ощущение
неимоверной скуки. Были па нем лишь стандартные, поверхностные высказывания
о том, что надо воспитывать молодежь. По ведь и без того все знают, что
надо. А как воспитывать? Что вложить в основу этого «загадочного» воспитания?
На какой музыке воспитывать? Каждый, видимо, думал, что именно его музыка
та самая, правильная.
Так кто же против: пожалуйста, воспитывайте!. Только вот беда — не принимает
эту их музыку молодежь. Вот и звучали на съезде сетования но поводу того,
что произведения признанных авторов молодыми певцами и музыкантами у пас
мало исполняются. Да потому и не поют, что молодым они не интересны, что
им необходимо реальное отражение мира со всеми его сложностями, проблемами,
с его ритмом. А как бы было хорошо привлечь к работе нашего творческого
союза прежде всего тех авторов, чьи произведения по-настоящему популярны.
Но вся беда, оказывается, в том, что они не члены композиторского союза.
Может, я чего-то не понимаю, но широкой публике меньше всего дела до того,
является ли автор полюбившейся музыки профессиональным композитором, и
вряд ли уж кто-то задумывается, есть ли у него членский билет в кармане.
Кстати, если уж быть точным, и писали-то для эстрады долгие годы всего
два-три представителя Союза композиторов.
Зато во многих речах на съезде эстрада практически всегда упоминалась
как нечто негативное в нашей жизни. Ругать ее стало прямо-таки модным.
Но это, извините, глупо. Легкая музыка полноправно вошла в жизнь, н наши
идейные враги, прекрасно осознавая ее роль в жизни молодежи, ее влияние
на умы, всегда активно использовали в идеологической работе именно легкую
музыку. А Союз композиторов много лет подряд упорно игнорировал работу
с молодыми музыкантами, исполнителями, а главное — то обстоятельство,
что эстрада всегда была и будет необычайно популярна у самых широких слоев
молодежи.
Согласен, много откровенно слабых песен обрушивается па слушателя. Потому
и необходимо вести об эстраде разговор особо серьезный: и о чисто профессиональных
проблемах, и об уровне музыкальной культуры. По вести с тех же позиций,
что и о серьезной музыке, значение которой я нисколько не принижаю. Напротив,
сам всегда смотрел на любого человека, бравирующего непониманием Бетховена
или Чайковского, как на больного. И заметьте, пи один «легкий» композитор
по изничтожает серьезную музыку так, как это делает его «серьезный» коллега
с джазом, рок- или поп-музыкой.
Прошла работа нашего композиторского форума тихо (не то что на писательском
и у кинематографистов, где вопросы стояли крайне остро), гладко, я бы
даже сказал, умиротворенно, как будто и не накопилось в музыкальном искусстве
острых, неразрешенных проблем, как будто мы один не нуждались в перестройке
своей деятельности, поскольку давно уже перестроились.
Эх, кабы так было па самом деле!
Конечно, если продолжать идти по проторенной годами дорожке розовой отчетности
о творческих успехах, то уж чем-чем, а цифрами мы кого хотите закидаем.
В том же году, но месяцем-двумя позже, на совещании в ЦК КПСС, посвященном
совершенствованию нашей концертной деятельности, была дана абсолютно верная
критическая оценка подобной «цифромании». Ведь если вникнуть в смысл этих
цифр, то обнаружим, что композиторами написано, а республиканскими министерствами
культуры закуплено бесчисленное множество симфоний и квартетов, ораторий
и опер, песен и оперетт. Ну а если закуплено, то все это, вероятно, должно
звучать в концертных залах. И залы эти должны быть переполнены зрителями.
Ведь закупочные комиссии состоят из людей сведущих, в основном из композиторов,
а уж они-то знают, как говорится, что почем.
К великому прискорбию, подавляющее большинство того, что покупалось, никогда
не исполнялось. Увы, но мы имели дело все с той же заурядной «липой»,
которая была уже строго осуждена применительно к тоннам хлопка, кубометрам
леса, но преспокойно еще долго существовала в музыкальном искусстве. По
разве это не пустая трата государственных средств, столь необходимых по-настоящему
жаждущим музыкального творчества? Разве это не подмена искусства делячеством?
А возьмите наши выездные фестивали? Разве окупаются огромные моральные
и материальные затраты, когда большой исполнительский коллектив отправляется
за тридевять земель, чтобы дать концерт нередко в полупустом зале? Причем
такие вояжи, как правило, оправдывались и прикрывались красивым лозунгом
— «надо крепить союз искусства и труда». Все верно — надо. По какое отношение
может иметь к этому дорогостоящая показуха? Музыканты, композиторы действительно
должны бывать на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах, но нести людям
они должны искусство, а не мероприятие, за которое потом предстоит отчитаться
и подшить в серую папку скоросшивателя.
Я за то, чтобы мы встречались со зрителями чаще, чтобы показывали народу
свои новые сочинения, советовались с ним. Но я категорически против подмены
качества количеством, против ставки на «масштабность и грандиозность»,
за которыми не кроется порой ничего, что могло бы по-настоящему взволновать
зрителя.
Общеизвестно, например, что моя родная Латвия славится своим хоровым искусством.
Но если посмотреть правде в глаза (и меня это сильно угнетает) — и у нас
это искусство в последние десятилетия стало слишком заорганизованным,
каким-то «показушным». На больших хоровых празднествах (к слову, потерявших
в большинстве случаев народную искренность) ироде бы тьма любителей народной
песни. А заглянешь на репетицию в клуб — и видишь, что массовости-то и
в помине нет, равно как и настоящей, искренней увлеченности.
Я безмерно рад тому, что в последнее время в молодежной среде заметно
возрос интерес к народной песне. Появилось немалое число новых фольклорных
групп. Фольклор — наше культурное наследство, самое ценное, что у нас
было и есть. К сожалению, слишком уж долгое время мы обращались с ним
крайне небрежно. Но и современный всплеск интереса к фольклору воспринимаю
очень осторожно. Не хотелось бы, чтобы и эта волна стала лишь данью моде,
которая ох как переменчива — год-другой, и новая волна захлестнула. Нужно
поддерживать по-настоящему увлеченных, тех, кто готов ходить по деревням
и селам, слушать пока еще живых старых людей, которые умеют петь старинные
народные песни, учиться у них.
Дабы избежать этой волнообразности в увлечениях, опять же следует выработать
четкую систему работы и с исполнителями народных песен. У нас в республике,
к примеру, Дом народного творчества ежегодно проводит смотры лучших самодеятельных
певцов и коллективов в Лиепае (о «Лиепайском янтаре» я уже рассказы мал).
А победителей и дипломантов потом показывает Латвийское телевидение, голоса
их звучат в радиопрограммах.
Для того чтобы наша музыка быстрее находила путь к сердцам слушателей,
важно искать новые формы работы, экспериментировать как в самой музыке,
так и в средствах трансляции се к людям. К сожалению, пока Союз композиторов,
его правление (членом которого я сам являюсь и потому ответственности
с себя никогда не снимал и снимать по собираюсь) предпочитают старые,
накатанные пути. Во многом работают по старинке, инертно, консервативно.
Л время, в котором живешь, нужно чувствовать обостренно, иначе не сможешь
быть настоящим художником, иначе безнадежно отстанешь, морально устареешь.
Нельзя допускать, чтобы слушатель менялся быстрее нас, музыкантов. Нельзя
происходящие в мире легкой музыки перемены рассматривать только со знаком
«минус», повторяя избитый тезис о том, что нельзя идти на поводу у сомнительных
вкусов. Правильно, нельзя! Но нельзя и закрывать глаза на то, что происходит
в мире, в обществе, не замечать, как меняются люди, их запросы и интересы.
Нельзя отметать новое и забывать, что музыка, как хорошая, так и плохая,
тоже воспитывает вкусы и активно влияет па молодежь.
В пору моей юности молодежь «воевала» со старшими «за джаз». До хрипоты
спорили, доказывая его право на жизнь. Казалось, что сегодня наше «темпераментное»
поколение, встав у руля музыкальной жизни, откроет «зеленую улицу» всему
новому. Но увы. Я вижу ту же картину, что и тридцать лет назад, и не перестаю
удивляться тому, что теперь уже мы, ставшие старше, не очень-то стремимся
учитывать все разнообразие молодежных интересов, отвергаем новомодные
музыкальные течения. Что-то запрещаем, что-то не развиваем.
Но ведь музыкальная информация все равно просачивается, и в итоге паша
молодежь отдается на откуй западным поп- и рок-группам или же каким-то
полупрофессиональным, доморощенным «под Запад». Принцип «запретного плода»
всегда порождал еще и «свою» слушательскую аудиторию соответственного
уровня развития. И разве не должно нас при таком положении вещей волновать
снижение популярности советской эстрадной песни у молодежи?
Но давайте посмотрим правде в глаза и честно признаем: результат, к которому
мы пришли, был закономерен, иным он и не мог быть. Мы имели и пока еще
имеем ту эстрадную музыку, которую. заслужили своим активным неприятием
пусть спорного, но нового, своим кликушествующим ханжеством, неправомерным
высокомерием — нам, дескать, «этого» не надо. Оказывается, надо!
Нам давно уже необходимо было прийти к какой-то продуманной системе музыкального
воспитания с детского возраста, к системе выявления талантливой молодежи.
Л коли у пас таковой системы нет, все будет находиться пока во власти
случая. И пока подающий надежды пробьет своими силами все преграды, нами
искусственно нагороженные, «добредет» до признания или хотя бы получит
возможность заявить о себе, он может попросту затеряться.
В последнее время «тиски» худсоветов общественное мнение все-таки чуть
разжало. И мы узнали несколько новых композиторских имен. Л сколько еще
молодых, талантливых музыкантов-авторов пребывает в неизвестности? Если
молодому композитору повезет, его песня попадет к популярному певцу, он
сможет выкарабкаться из безвестности. А если нет?.
Между прочим, в такой же зависимости находится и.молодой исполнитель.
Найдет ли он композитора, который поможет раскрыть, отшлифовать его дарование?.
Я всегда этих исполнителей старался искать сам. И работал с ними, и писал
для них до тех пор, пока не ощущал, что нам обоим пора идти дальше, а
для этого необходимо па какое-то время расстаться. Так, например, в 1078
году, когда почувствовал, что в «Модо» выросли сильные музыканты и вокалисты,
а Зигмарс Лиепиньш превратился в перспективного композитора, я все больше
стал предоставлять ансамблю возможностей работать самостоятельно, реже
выезжать с ним на гастроли. А потом объявил, что ребята уже вполне могут
обходиться и без меня. II снова на какое-то время я занялся целиком только
композиторской деятельностью: писал для театра и кино, но что-то, конечно,
и для «Модо».
Правила письма
Писатели сделают все возможное, чтобы помочь им писать. У Гертруды Стайн были помощники, которые пасли коров в ее поле зрения для вдохновения. Хантер Томпсон весь день чередовал кокаин и Чивас, пытаясь найти свою зону. Виктор Гюго приказал своему камердинеру спрятать свою одежду, поэтому ему пришлось писать обнаженным, избавляя его от искушения покинуть дом.
Среди наиболее распространенных (и легальных) средств письма прослушивание музыки — это то, с чем экспериментировал почти каждый писатель в своей карьере. Для некоторых музыка разрушает любую хорошую писательскую сессию. Другие видят в музыке кратчайший путь к творчеству. Способ отгородиться от всего остального вокруг себя и создать свою лучшую работу. И в отличие от методов, упомянутых во введении, исследования и показали, что прослушивание музыки может способствовать дивергентному мышлению, стимулировать внимание.
Если вы писатель из лагеря сторонников музыки, остается один вопрос: какую музыку лучше всего слушать? Ну, на этом прокрастинация заканчивается. Ниже приведены мелодии, которые девять авторов-бестселлеров, отмеченных наградами, используют для ускорения своих сессий. (Бонус: вот все песни в плейлисте Spotify, если вы готовы попробовать их все.)
1) Филип Гласс
Вьет Тхань Нгуен, чей роман The Sympathizer стал бестселлером New York Times и получил Пулитцеровскую премию, Дейтонскую литературную премию мира, премию Эдгара за лучший первый роман от детективных писателей Америки, медаль Эндрю Карнеги. за выдающиеся достижения в области художественной литературы от Американской библиотечной ассоциации и премию за первый роман от Центра художественной литературы — это недавний переход к музыке во время написания. Вначале он старался ничего не слушать, когда писал. Вьет объяснил свое изменение взглядов:
«Я предпочел тишину, прежде чем написал The Sympathizer , но на The Sympathizer я подумал: хорошо, давайте попробуем это с какой-нибудь музыкой, но не слишком отвлекающей. Обычно я вообще ничего не слушаю с лирикой. На самом деле я постоянно слушаю Филипа Гласса. С Сочувствующий , особенно Часы . Я хотел почувствовать его музыку в ритме прозы».
Две песни для начала:
— Открытие
– Нежеланный друг
2) 22, A Million by Bon Iver
Автор бестселлеров Райан Холидей называет музыку своим «инструментом мгновенного потока». Для него это способ не только заглушить внешний шум, но и способ успокоить части своего сознания, которые в противном случае могли бы отвлекать. Его метод заключается в том, чтобы выбрать одну песню и прослушать ее на повторе, иногда сотни раз подряд, чтобы войти в ритм. Праздник продолжается:
«У меня очень мало альбомов, с которыми я когда-либо мог это сделать. Bon Iver 22, A Million , возможно, единственная (и это потому, что альбом лучше, чем синглы — если бы была одна выдающаяся песня, я бы просто сделал это). По сути, я отношусь к музыке как к одноразовому инструменту мгновенного потока. Я использую его до тех пор, пока он не перестанет работать, а затем перехожу к следующей песне. Я использую ту же песню, под которую пишу, когда позже бегаю или иду на прогулку. Это просто создание непрерывности творческого процесса».
Две песни для начала:
– 33 «Бог»
– 29 #Strafford Apts
3) Sigur Rós
Джефф Гоинс, автор пяти бестселлеров, в том числе «Настоящие художники не голодают» и «Искусство работы », использует аналогичный метод для повторения музыки во время письма. Джеффу нравится Sigur Rós — исландская рок-группа — как одна из трех вещей, которые он слушает, когда пишет. Два других? Техасская рок-группа 9.0013 Взрывы в небе и саундтрек к Последний из могикан . «Есть что-то в монотонном прослушивании одного и того же снова и снова, что позволяет мне сосредоточиться на текущей задаче».
Две песни для начала:
- – Hoppípolla
– Старальфур
4) Explosions in the Sky
Как уже упоминал Джефф Гоинс, Explosions in the Sky обеспечивает идеальное сочетание ритмичного темпа и отсутствия отвлекающих слов. Он не единственный профессиональный писатель, который так говорит. Пол Ширли , бывший игрок НБА и опытный писатель, в последнее время из Stories I Tell on Dates , объясняет, почему он любит слушать Explosions in the Sky во время своих писательских сессий: «Возможно, это признак того, что я не настолько умен, что не могу слушать музыку с текстами, пока пишу. Поэтому я слушаю много пост-рока/эмбиента: Explosions in the Sky, Tycho, Mono, Eluvium, Sigur Ros, Russian Circles и мой любимый Cloudkicker».
Две песни для начала:
– Беспокойство о распаде
– Твоя рука в моей
5) Lady’s Bridge Ричарда Хоули
Вьет Тхань Нгуен объяснил, что, хотя он в основном слушает музыку без слов, он сделал исключение для этого альбома Ричарда Хоули, кто — британский рок-музыкант:
«Этот альбом как бы одержим мной, и я много слушал его, когда писал The Sympathizer . Многие из этих песен создавали настроение романа. Так что теперь я пытаюсь составить список воспроизведения, который может повлиять на настроение романа или каким-то образом стать частью декораций романа».
Две песни для начала:
– Ролл Ривер Ролл
– Море зовет
6) Джордж Фридерик Гендель
Классическая музыка является одним из основных жанров для любого писателя, который предпочитает слушать музыку во время написания. Очевидная привлекательность классической музыки в том, что в ней нет слов, отвлекающих внимание слушателя. Биограф и спичрайтер Конгресса Роб Гудман особенно предпочитает музыку композитора Джорджа Генделя:
«Если мне нужно заглушить фоновый шум, я послушаю классическую музыку. Я особенно фанат Генделя, но важно то, что в музыке не может быть слов, иначе я вообще не смогу сосредоточиться».
Две песни для начала:
— Органный концерт ре минор, соч. 7, № 4
— Соната ре минор, Op.1, No.9, HWV 367a: Adagio
7) Национальный
Джон Авлон, автор и главный редактор Daily Beast, черпает вдохновение в музыке и выдвинул интересную теорию, объясняющую, почему он ругается, слушая, когда пишет:
«У меня есть теория о том, что большинство писателей — либо разочарованные музыканты, либо художники — и кто из них вы, зависит от того, пишете ли вы для уха или для глаза. Как бывший музыкант и бывший спичрайтер, я определенно пишу для слуха. Я слушаю музыку все время для вдохновения и энергии. Обычно я делаю плейлисты в качестве саундтрека к написанию разных книг. Они служат снимками во времени. Итак, у меня есть один на Wingnuts — партии The National , Drive-By-Trackers , 900 05 Radiohead и Рэнди Ньюман — и один для Прощание Вашингтона это более классика, джаз, сериал «Американа» Крис Тайл , Йо-Йо Ма , Эдгар Мейер и саундтрек к Гамильтону».
Две песни для начала:
– Санта-Клара
– Мне нужна моя девушка
8) Саундтрек к «Вестсайдской истории»
Присцилла Гилман, автор книги «Анти-романтический ребенок: история неожиданной радости» , создала специальный плейлист, который она слушала снова и снова, пока писала книгу. В этот плейлист она включила песни из саундтрека к «Вестсайдской истории». Писатели нередко предпочитают слушать определенные саундтреки во время написания: другие саундтреки, которые сценаристы рекомендовали, включали «Последний из могикан», «Начало» и «Гамильтон».
Две песни для начала:
– сегодня вечером
— Где-то
9) Metallica
На первый взгляд Metallica может показаться немного… многовато …для записывающей минусовки. Вам будет трудно найти коворкинг, в котором на повторе играет хэви-метал. Тем не менее, если судить по Стивену Кингу, более тяжёлая музыка может оказаться именно тем, что нужно. Кинг сказал The Atlantic , который он слушает: «Metallica, Anthrax… Есть группа под названием Living Things, которая мне очень нравится. Очень шумная группа.» Автор бестселлеров Марк Мэнсон разделяет привычку Кинга, как он сказал нам в интервью: «Мне нужно писать с музыкой. Громкая и напряженная музыка. Электронный или хэви-метал».
Две песни для начала:
– Где бы я ни бродил
— введите Песочный человек
.
БОНУС: все вышеперечисленные песни в одном удобном плейлисте Spotify:
Поделись
Музыка для написания: авторы называют свои плейлисты
Данила Бота, автор книги Too Much on the Inside. Снято в Rotate This на Оссингтон-авеню, 186.
Марисса СтэплиСпециально для звезды
Сб, 12 марта 2016 г. таймер 4 мин. read
Даже у авторов есть музыкальные плейлисты. Хотя нет двух одинаковых авторов, и хотя некоторые могут писать только в тишине, другие полагаются на силу музыки для вдохновения и концентрации внимания, когда слова начинают течь. Вот пример того, что некоторые из ваших любимых авторов слушают, когда пишут свой следующий бестселлер.
Иэн Рид, Я думаю о том, чтобы покончить с этим
Мемуарист, ставший писателем триллеров Иэн Рид — его нервирующий дебют в художественной литературе, I’m Thinking of Ending Things (Simon & Schuster), выйдет этим летом — говорит, что, хотя он не слушает музыку во время написания, особенно во время ранних набросков, он все еще полагается на нее как на часть своего творческий процесс. «Когда я делаю перерыв, даже если это всего десять или пятнадцать минут, чтобы перекусить, полежать на полу или что-то в этом роде, я слушаю музыку. Это становится частью рутины. Вот несколько групп/музыкантов, к которым я часто возвращался, когда (отдыхая) работал над своим будущим романом:0003
С тех пор, как я влюбился в тебя, Ли Морган
Крысы, Мец
Си Джем Блюз, Оскар Петерсон
Мало-помалу, пригнись
Руби, моя дорогая, Телониус Монк
Отныне, Бася Булат
I Have Only Eyes For You, The Flamingos
Dreaming Solo, Nap Eyes
Danila Botha, Too Much on the Inside
«Музыка — это огромная часть моего писательского процесса», — говорит Данила Бота, автор из Слишком много внутри (Quattro Books), элегия с несколькими повествованиями о районе Квин-Уэст в Торонто, которая одновременно откровенна и мудра. «Когда вы представляете кого-то и думаете о том, что они слушают, вы можете почувствовать их вкус, их интересы, их личность — и их личное «я».
Marlize
Frontier Psychiatr, Avalanches
Paper Bag, Fiona Apple
Disaster Strikes, Simon Wilcox
Dez
Little Sister, Queens of the Stone Age
У каждой розы есть шип, яд
Я не хочу взрослеть, The Ramones
Ники
Девушка-бунтарь, Убийца в бикини
Зима и кожа, Тори Амос
Митох Ахава Ришона, Ясмин Эвен 9 0003
Лукас
Sneaker Pimps, Bloodsport, Sneaker Pimps
A Day in the Life, Beatles
Lost in the Supermarket, The Clash
Terry Fallis
«Я не всегда писать музыку, но когда я это делаю , это классика во всем», — говорит канадский бестселлер и двукратный обладатель медали Стивена Ликока за юмор Терри Фоллис ( Poles Apart , Лучшие планы ). Вот некоторые из произведений, которые он знает так хорошо, что может играть фоном, не отвлекая его от текущей задачи. Его плейлист, по его словам, «немного тяжеловесен в стиле барокко», но не совсем:
Древние песни и танцы, Респиги
Бранденбургские концерты, Бах
Музыка на воде, Гендель
Планеты, Хольст
Симфония Нового Света, Дворжак
Шестая и Седьмая симфонии Бетховена, время от времени с добавлением капельки Вивальди.
Лорен Б. Дэвис
Признанная критиками канадская писательница Лорен Б. Дэвис ( Хлеб Насущный , На фоне темнеющего неба ) говорит, что музыка помогает ей «погрузиться в то самое нутро, откуда рождаются лучшие произведения. Когда я пытаюсь устроиться на странице — эти первые неуверенные, пугающие шаги — я полагаюсь на музыку без слов, которая помогает мне мечтать с открытыми глазами. Вот некоторые из моих любимых:
Людовико Эйнауди. Все, что делает этот минималистичный пианист и композитор, прекрасно.
Проект Шопена, Олафур Арнальдс и Алиса Сара Отт
Саман и Непотопляемый, Хильдур Гуднадоттир,
Сон Люси, Ральф Хильденбойтель
Плач, Тунде Джегеде
Песнь Экстази, секвенция, музыка Хильдегард фон Бинген
Реквием по моему другу, Збигнев Прейснер
Болезнь элегантности, Гольдмунд
Атомос, Крылатая победа Для угрюмых
Визитная карточка, Звезды крышки
К. А. Tucker, He Will Be My Ruin
«Как ни странно, только в шестой или седьмой книге я понял, насколько полезна музыка», — говорит плодовитый автор бестселлеров USA Today К.А. Такер. Ее последний роман — это романтический саспенс под названием «, он будет моей руиной ». «Обычно я выбираю одну из этих песен, в зависимости от настроения сцены, и ставлю ее на повтор. Для меня это становится фоновым шумом и помогает настроиться на нужный лад».
Поцелуй меня, Эд Ширан
Alive, Sia
Burn, Ray LaMontagne
Shelter, Birdy
Whiskey and You, Chris Stapleton
Haunting, Helsey
Unsteady, X Ambassadors
Take Me В церковь, Хозиер
Умри счастливым человеком, Томас Rhett
Hello, Adele
Liza Klaussmann :
Автор из Великобритании Лиза Клаусманн ( Tigers in Red Weather , Villa America ) полагалась на плейлисты во время написания каждого из ее романов, но особенно тот, над которым она сейчас работает.