Павлов рефлекс свободы: Книга: «Рефлекс свободы» — Иван Павлов. Купить книгу, читать рецензии | ISBN 978-5-4461-0367-6

Читать онлайн «Рефлекс свободы», Иван Павлов – Литрес

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

* * *

Иван Петрович Павлов (1849–1936) – великий русский ученый-физиолог, лауреат Нобелевской премии за 1904 год, член Императорской Санкт-Петербургской академии наук, обладатель множества отечественных и зарубежных наград. Вклад Павлова в науку был настолько велик, а известность столь широка, что ему, активно не принявшему революцию, позволили создать собственный Институт физиологии и спокойно трудиться там до конца жизни. В 1935 году на Международном конгрессе физиологов Иван Петрович – единственный в истории биолог – был удостоен почетного звания старейшины физиологов мира.

Об уме вообще

^[1]

Мотив моей лекции – это выполнение одной великой заповеди, завещанной классическим миром последующему человечеству. Эта заповедь истинна, как сама действительность, и вместе с тем всеобъемлюща. Она захватывает все в жизни человека, начиная от самых маленьких забавных случаев обыденности до величайших трагедий человечества. Заповедь эта очень коротка, она состоит из трех слов: «Познай самого себя». Если я, в теперешнем своем виде, никогда не протягивавший голос для пения, никогда пению не учившийся, воображу, что я обладаю приятным голосом и что у меня исключительное дарование к пению, и начну угощать моих близких и знакомых ариями и романсами, то это будет только забавно. Но если целый народ, в своей главной низшей массе недалеко отошедший от рабского состояния, а в интеллигентских слоях большею частью лишь заимствовавший чужую культуру, и притом не всегда удачно – народ, в целом относительно мало давший своего самостоятельного и в общей культуре, и в науке, – если такой народ вообразит себя вождем человечества и начнет поставлять для других народов образцы новых культурных форм жизни, то мы стоим тогда перед прискорбными, роковыми событиями, которые могут угрожать данному народу потерей его политической независимости. Выполняя классическую заповедь, я вменил себе в обязанность попытаться дать некоторый материал к характеристике русского ума. Вы, может быть, спросите меня, какие у меня права на это, что я – историк русской культуры или психолог? Нет, я ни то, ни другое – и однако мне кажется, что некоторое право у меня на эту тему есть.

Господа! Я юношей вошел в научно-экспериментальную лабораторию, в ней я провел всю свою жизнь, в ней я сделался стариком, в ней же я мечтаю и окончить свою жизнь. Что же я видел в этой лаборатории? Я видел здесь неустанную работу ума, притом работу постоянно проверяемую: плодотворна ли она, ведет ли к цели или является пустой, ошибочной. Следовательно, можно допустить, что я понимаю, что такое ум и в чем обнаруживается. Это с одной стороны. С другой стороны, я постоянно вращался в интеллигентских кругах, я состою членом трех ученых коллегий, я постоянно соприкасался, общался с многочисленными товарищами, посвятившими себя науке; предо мной прошли целые тысячи молодых людей, избиравших своим жизненным занятием умственную и гуманную деятельность врача, не говоря уж о других жизненных встречах. И мне кажется, что я научился оценивать человеческий ум вообще и наш русский в частности. Я, конечно, не буду сейчас погружаться в тончайшие психологические исследования об уме. Я ко всему вопросу отнесусь чисто практически. Я опишу вам ум в его работе, как я это знаю по личному опыту и на основании заявлений величайших представителей человеческой мысли. А затем, охарактеризовав таким образом ум, я приложу эту характеристику как критерий, как аршин к русскому уму и посмотрю, в каком соотношении он находится с этой меркой. Что такое научная лаборатория? Это маленький мир, маленький уголочек действительности. И в этот уголочек устремляется человек со своим умом и ставит себе задачей узнать эту действительность: из каких она состоит элементов, как они сгруппированы, связаны, что от чего зависит и т. д. Словом, человек имеет целью освоиться с этою действительностью так, чтобы можно верно предсказывать, что произойдет в ней в том и другом случае, чтобы можно было эту действительность даже направлять по своему усмотрению, распоряжаться ею, если это в пределах наших технических средств. К изображению ума, как он проявляется в лабораторной работе, я и приступлю и постараюсь показать все стороны его, все приемы, которыми он пользуется, когда постигается этот маленький уголочек действительности. Первое, самое общее свойство, качество ума – это постоянное сосредоточение мысли на определенном вопросе, предмете. С предметом, в области которого вы работаете, вы не должны расставаться ни на минуту. Поистине вы должны с ним засыпать, с ним пробуждаться, и только тогда можно рассчитывать, что настанет момент, когда стоящая перед вами загадка раскроется, будет разгадана.

Вы понимаете, конечно, что, когда ум направлен к действительности, он получает от нее разнообразные впечатления, хаотически складывающиеся, разрозненные. Эти впечатления должны быть в вашей голове в постоянном движении, как кусочки в калейдоскопе, для того чтобы после в вашем уме образовалась та фигура, тот образ, который отвечает системе действительности, являясь верным ее отпечатком. Есть вероятие, что, когда я говорю об безотступном думании, на русской почве я встречусь со следующим заявлением, даже отчасти победного характера: «А если вам надо так много напрягаться в своей работе, то, очевидно, вы располагаете небольшими силами!» Нет! Мы, маленькие и средние работники науки, мы очень хорошо знаем разницу между собою и великими мастерами науки. Мы меряем и их, и свою работу ежедневно и можем определить, что делают они. Пусть мы для царства знания от бесконечного неизвестного приобретаем сажени и десятины, а великие мастера – огромнейшие территории. Пусть так. Это для нас очевидный факт. Но судя по собственному опыту и по заявлениям этих величайших представителей науки, законы умственной работы и для нас, и для них – одни и те же. И тот первый пункт, с которого я начал, то первое свойство, с которого я начал характеристику деятельности ума, у них подчеркнуто еще больше, чем у нас, маленьких работников. Припомним хотя бы о Ньютоне. Ведь он со своей идеей о тяготении не расставался ни на минуту. Отдыхал ли он, был ли он одиноким, председательствовал ли на заседании Королевского общества и т. д., он все время думал об одном и том же. Ясно, что его идея преследовала его всюду, каждую минуту. Или вот великий Гельмгольц. Он прямо в одной из своих речей ставит вопрос, чем он отличается от других людей. И он отвечает, что он разницы не мог заметить никакой, кроме одной только черты, которая, как ему показалось, отличает его от остальных. Ему казалось, что никто другой, как он, не впивается в предмет. Он говорит, что, когда он ставил перед собою какую-нибудь задачу, он не мог уже от нее отделаться, она преследовала его постоянно, пока он ее не разрешал. Вы видите, следовательно, что это упорство, эта сосредоточенность мысли есть общая черта ума от великих до маленьких людей, черта, обеспечивающая работу ума. Я перейду теперь к следующей черте ума. Действительность, понять которую ставит своей задачей ум, эта действительность является в значительной степени скрытой от него. Она, как говорится, спрятана за семью замками. Между действительностью и умом стоит и должен стоять целый ряд сигналов, которые совершенно заслоняют эту действительность. Я уже не говорю о том теперь уже общеизвестном положении, что наши ощущения чувств есть тоже только сигналы действительности. Но за этим следует целый ряд других неизбежных сигналов. В самом деле, действительность может быть удалена от наблюдателя, и ее надо приблизить, например, при помощи телескопа; она может быть чрезвычайно мала, и ее надо увеличить, посмотреть на нее в микроскоп; она может быть летуча, быстра, и ее надо остановить или применить такие приборы, которые могут за ней угнаться, и т.  д., и т. д. Без всего этого нельзя обойтись, все это необходимо, особенно если надо запечатлеть эту действительность для других работ, передать ее, предъявить другим. Таким образом, между вами и действительностью накапливается длиннейший ряд сигналов.

Я позволю себе небольшой пример. Может быть, некоторые из моих слушателей знают, что мы в настоящее время разрабатываем вопрос, касающийся больших полушарий головного мозга, т. е. отдела, заведующего высшей нервной деятельностью животного. Причем в качестве реактива на эту деятельность мы пользуемся слюнной железой, и поэтому работу этой последней нам приходится наблюдать. Делаем мы это так, что конец выводного [канала] протока слюнной железы, конец той трубочки, по которой течет слюна, пересаживаем изо рта наружу. После такой операции слюна течет уже не в рот, а наружу, и, прилепляя здесь маленькую вороночку, мы можем эту слюну собирать и отсчитывать по капелькам, когда она вытекает из кончика воронки. Казалось бы, что проще! И однако сколько угодно ошибались и ошибаются взрослые интеллигентные люди, принимающиеся за эту работу. Стоит образоваться маленькой корочке на отверстии слюнного протока – и слюна истечет. Неопытный наблюдатель не обратит на это внимания, не примет это в расчет и бежит с заявлением, что у него получился неожиданный факт, воображая иногда, что дело идет о целом открытии. Другой тоже обращается за разъяснениями, что почему у него слюна в течение опыта перестала течь: оказывается, воронка немного отстала от кожи – и слюна течет мимо. Пустяк, и однако этот пустяк сейчас же дает о себе знать, и его надо учесть для того, чтобы не быть обманутым. Теперь представьте себе вместо этой простенькой воронки какой-нибудь сложный инструмент. Сколько же ошибок может быть здесь! И вот ум должен разобраться во всех этих сигналах, учитывать все эти возможности ошибок, искажающих действительность, и все их устранить или предупредить. Но и это еще не все. Это лишь часть дела. Вы закончили свою работу, вам надо ее теперь как-нибудь запечатлеть, поделиться своими результатами с другими. И здесь выступают на сцену новые сигналы, новые символы действительности. Что такое наши слова, которыми мы описываем факты, как не новые сигналы, которые могут, в свою очередь, затемнить, исказить истину? Слова могут быть подобраны неточные, неподходящие, могут неверно пониматься и т. д. И вы опять должны остерегаться, чтобы не увидеть благодаря словам действительность в ненадлежащем, неверном виде.

Весьма часто случается, что один исследователь не может воспроизвести верных фактов другого – и только потому, что словесная передача этим другим обстановки всего его дела не соответствует, не воспроизводит точно и полно действительности. И, наконец, когда вы дойдете до выводов, когда вы начнете оперировать с теми словесными сигналами – этикетками, которые вы поставили на место фактов, – то здесь фальсификация действительности может достигать огромнейших размеров. Вы видите, как много возникает различных затруднений, которые мешают вам ясно видеть подлинную действительность. И задачей вашего ума будет дойти до непосредственного видения действительности, хотя и при посредстве различных сигналов, но обходя и устраняя многочисленные препятствия, при этом неизбежно возникающие. Следующая черта ума – это абсолютная свобода мысли, свобода, о которой в обыденной жизни нельзя составить себе даже и отдаленного представления. Вы должны быть всегда готовы к тому, чтобы отказаться от всего того, во что вы до сих пор крепко верили, чем увлекались, в чем полагали гордость вашей мысли, и даже не стесняться теми истинами, которые, казалось бы, уже навсегда установлены наукой. Действительность велика, беспредельна, бесконечна и разнообразна, она никогда не укладывается в рамки наших признанных понятий, наших самых последних знаний… Без абсолютной свободы мысли нельзя увидеть ничего истинно нового, что не являлось бы прямым выводом из того, что вам уже известно. Для иллюстрации этого в науке можно найти много интересных фактов. Позвольте мне привести пример из моей науки.

Вы знаете, что центральным органом кровообращения является сердце, чрезвычайно ответственный орган, держащий в своих руках судьбу всего организма. Физиологи много лет интересовались найти те нервы, которые управляют этим важным органом. Было известно, что все скелетные мышцы управляются нервами, и надо было думать, что тем более не может быть лишено таких нервов сердце, исполняющее свою работу самым тончайшим и точнейшим образом. И вот ждали и искали этих нервов, управителей сердца, и долгое время не могли найти. Надо сказать, что человеческому знанию прежде всего дались нервы скелетной мускулатуры, так называемые двигательные нервы. Отыскать их было очень легко. Стоило быть перерезанным какому-нибудь нерву, и тот мускул, к которому шел данный нерв, становился парализованным. С другой стороны, если вы этот нерв искусственно вызываете к деятельности, раздражая его, например, электрическим током, вы получаете работу мышцы – мышца на ваших глазах двигается, сокращается. Так вот, такого же нерва, так же действующего, физиологи искали и у сердца, причем иных нервов, кроме вот таких двигательных, вызывающих орган к работе нервов, наука в то время не знала. На этом мысль остановилась, застыла в рутине. С этой мыслью физиологи подходили и к сердцу.

Нерв, идущий к сердцу, было отыскать нетрудно. Он идет по шее, спускается в грудную полость и дает ветви к различным внутренним органам, в том числе и к сердцу. Это так называемый блуждающий нерв. Физиологи имели его в руках, и оставалось лишь доказать, что этот нерв действительно заведует работой сердца. И вот многие выдающиеся умы, достаточно назвать Гумбольдта, бились над разрешением этого вопроса и ничего не могли увидеть, не могли отметить действие этого нерва на сердце. Почему же так? Быть может, этот нерв на сердце не действует? Нет, действует и в высшей степени резко и отчетливо, до такой степени резко, что этого действия нельзя не увидеть. В настоящее время это представляет опыт, который не может не удасться в руках невежды. Действие этого нерва на сердце состоит в том, что если вы его раздражаете, то сердце начинает биться все медленнее и медленнее и наконец совсем останавливается. Значит, это был нерв, совершенно неожиданно действующий не так, как нервы скелетной мускулатуры. Это нерв, который удлиняет паузы между сердечными сокращениями и обеспечивает отдых сердцу. Словом, нерв, о котором не думали и которого поэтому не видели. У человека отсутствовала мысль, и он не мог увидеть крайне простого факта. Это поразительно интересный пример! Гениальные люди смотрели и не могли увидеть действительности, она от них скрылась. Я думаю, вам теперь понятно, почему от ума, постигающего действительность, требуется абсолютная свобода. Только тогда, когда ваша мысль может все вообразить, хотя бы это противоречило установленным положениям, только тогда она может заметить новое.

И мы имеем прямые указания, идущие от великих мастеров науки, где этот прием применяется полностью, в самой высшей мере. О знаменитом английском физике Фарадее известно: он делал до такой степени невероятные предположения, так распускал свою мысль, давал такую свободу своей фантазии, что стеснялся в присутствии всех ставить известные опыты. Он запирался и работал наедине, проверяя свои дикие предположения.

Эта крайняя распущенность мысли сейчас же умеряется следующей чертой, очень тяжелой чертой для исследующего ума. Это абсолютное беспристрастие мысли. Это значит, что как вы ни излюбили какую-нибудь вашу идею, сколько бы времени ни тратили на ее разработку, – вы должны ее откинуть, отказаться от нее, если встречается факт, который ей противоречит и ее опровергает. И это, конечно, представляет страшные испытания для человека. Этого беспристрастия мысли можно достигнуть только многолетней, настойчивой школой. До чего это трудно – я могу привести простенький пример из своей лабораторной практики. Я помню одного очень умного человека, с которым мы делали одно исследование и получили известные факты. Сколько мы ни проверяли наши результаты, все склонялось к тому толкованию, которое мы установили. Но затем у меня явилась мысль, что, быть может, все зависит от других причин. Если бы [подтвердилось] это новое предположение, то это чрезвычайно подрывало бы значение наших опытов и стройность наших объяснений. И вот этот милый человек просил меня не делать новых опытов, не проверять этого предположения, так ему жалко было расстаться со своими идеями, так он за них боялся. И это не есть лишь его слабость, это слабость всех.

Я отлично помню свои первые годы. До такой степени не хотелось отступать от того, в чем ты положил репутацию своей мысли, свое самолюбие. Это действительно трудная вещь, здесь заключается поистине драма ученого человека. Ибо такое беспристрастие мысли надо уметь соединить и примирить с вашей привязанностью к своей руководящей идее, которую вы постоянно носите в своем уме. Как для матери дорого свое дитя, как одна лишь мать лучше, чем кто-либо другой, взрастит его и убережет от опасности – так же обстоит дело и с вашей идеей. От вас, от того, кто ее родил, идея должна получить развитие и силы. Вы, и никто другой, должны использовать ее до конца и извлечь из нее все, что в ней есть верного. Заменить здесь вас никто не может…

Итак, вы должны быть чрезвычайно привязаны к вашей идее, и рядом с этим вы должны быть готовы в любой момент произнести над нею смертный приговор, отказаться от нее. Это чрезвычайно тяжело! Целыми неделями приходится в таком случае ходить в большой грусти и примиряться. Мне припоминался тогда случай с Авраамом, которому, по неотступной его просьбе, на старости лет Бог дал единственного сына, а потом потребовал от него, чтобы он этого сына принес в жертву, заколол. Тут – то же самое. Но без такого беспристрастия мысли обойтись нельзя. Когда действительность начинает говорить против вас, вы должны покориться, так как обмануть себя можно, и очень легко, и других, хотя бы временно, тоже, но действительность не обманешь. Вот почему в конце очень длинного жизненного пути у человека вырабатывается убеждение, что единственное достоинство твоей работы, твоей мысли состоит в том, чтобы угадать и победить действительность, каких бы это ошибок и ударов по самолюбию ни стоило. А с мнением других приходится не считаться, его надо забыть.

Дальше. Жизнь, действительность, конечно, крайне разнообразны. Сколько мы ни знаем, все это ничтожно по сравнению с разнообразием и бесконечностью жизни. Жизнь есть воплощение бесконечно разнообразной меры веса, степени, числа и других условий. И все это должно быть захвачено изучающим умом, без этого нет познания. Если мы не считаемся с мерою, степенью и т. д., если мы не овладеем ими, мы остаемся бессильными перед действительностью и власти над нею получить не можем. Вся наука есть беспрерывная иллюстрация на эту тему. Сплошь и рядом какая-нибудь маленькая подробность, которую вы не учли, не предвидели, перевертывает всю вашу постройку, а с другой стороны, такая же подробность зачастую открывает перед вами новые горизонты, выводит вас на новые пути. От исследующего ума требуется чрезвычайное внимание. И однако, как ни напрягает человек свое внимание, он все-таки не может охватить все элементы той действительности, среди которой он действует, не может все заметить, уловить, понять и победить. Возьмите такой простой пример. Вы излагаете результаты своих наблюдений для других, и крайне трудно изложить это все так, чтобы другой человек, читая ваш случай, мог бы заметить все в обрез так, как это видели вы. Мы постоянно встречаемся с фактом, что люди при самом добросовестном повторении всех условий какого-нибудь описанного опыта не могут воспроизвести того, что видел автор. Последний не упомянул какой-либо маленькой подробности, и вы уже не можете понять и доискаться, в чем здесь дело. И зачастую лишь люди, стоящие в стороне, замечают это и воспроизводят опыты и одного, и другого. Далее интересно следующее. Как в случае с пристрастием ума, совершенно так же и здесь необходимо очень тонкое балансирование. Вы должны, сколько хватит вашего внимания, охватить все подробности, все условия, и однако, если вы все с самого начала захватите, вы ничего не сделаете, вас эти подробности обессилят. Сколько угодно есть исследователей, которых эти подробности давят, и дело не двигается с места. Здесь надо уметь закрывать до некоторого времени глаза на многие детали для того, чтобы потом все охватить и соединить. С одной стороны, вы должны быть очень внимательны, с другой стороны, от вас требуется внимательность ко многим условиям. Интерес дела вам говорит: «Оставь, успокойся, не отвлекай себя». Далее. Идеал ума, рассматривающего действительность, есть простота, полная ясность, полное понимание. Хорошо известно, что до тех пор, пока вы предмет не постигли, он для вас представляется сложным и туманным. Но как только истина уловлена, все становится простым. Признак истины – простота, и все гении просты своими истинами. Но этого мало. Действующий ум должен отчетливо сознавать, что чего-нибудь не понимает, и сознаваться в этом. И здесь опять-таки необходимо балансирование. Сколько угодно есть людей и исследователей, которые ограничиваются непониманием. И победа великих умов в том и состоит, что там, где обыкновенный ум считает, что им все понято и изучено, великий ум ставит себе вопросы: «Да, действительно ли все это понятно, да на самом ли деле это так?» И сплошь и рядом одна уже такая постановка вопроса есть преддверие крупного открытия. Примеров в этом отношении сколько угодно. Известный голландский физик Вант-Гофф в своих американских петициях говорит: «Я считаю, что я своим открытием обязан тому, что я смел поставить себе вопрос, понимаю ли я действительно все условия, так ли это на самом деле».

Вы видите, следовательно, до какой степени важно стремление к ясности и простоте, а с другой стороны, необходима смелость признания своего непонимания. Но это балансирование ума идет еще дальше. В человеке можно даже встретить некоторый антагонизм к такому представлению, которое слишком много объясняет, не оставляя ничего непонятного. Тут существует какой-то инстинкт, который становится на дыбы, и человек даже стремится, чтобы была какая-нибудь часть непонятного, неизвестного. И это совершенно законная потребность ума, так как неестественно, чтобы все было понятно, раз мы и окружены и будем окружены таким бесконечным неизвестного. Вы можете заметить, до какой степени приятно читать книгу великого человека, который много открывает и одновременно указывает, что осталось еще много неизвестного. Это ревность ума к истине, ревность, которая не позволяет сказать, что все уже исчерпано и больше незачем работать.

Дальше. Для ума необходима привычка упорно смотреть на истину, радоваться ей. Мало того, чтобы истину захватить и этим удовлетвориться. Истиной надо любоваться, ее надо любить. Когда я был в молодые годы за границей и слушал великих профессоров – стариков, я был изумлен, каким образом они, читавшие по десяткам лет лекции, тем не менее читают их с таким подъемом, с такою тщательностью ставят опыты. Тогда я это плохо понимал. А затем, когда мне самому пришлось сделаться стариком, это для меня стало понятно. Это совершенно естественная привычка человека, который открывает истины. У такого человека есть потребность постоянно на эту истину смотреть. Он знает, чего это стоило, каких напряжений ума, и он пользуется каждым случаем, чтобы еще раз убедиться, что это действительно твердая истина, несокрушимая, что она всегда такая же, как и в то время, когда была открыта. И вот теперь, когда я ставлю опыты, я думаю, едва ли есть хоть один слушатель, который бы с таким интересом, с такой страстью смотрел на них, как я, видящий это уже в сотый раз. Про Гельмгольца рассказывают, что, когда он открыл закон сохранения сил, когда он представил, что вся разнообразная энергия жизни на земле есть превращение энергии, излучающейся на нас с Солнца, он превратился в настоящего солнцепоклонника. Я слышал от Пиона, что Гельмгольц, живя в Гейдельберге, в течение многих годов каждое утро спешил на пригорок, чтобы видеть восходящее солнце. И я представляю, как он любовался при этом на свою истину. Последняя черта ума, поистине увенчивающая все, – это смирение мысли, скромность мысли. Примеры к этому общеизвестны. Кто не знает Дарвина, кто не знает того грандиознейшего впечатления, которое произвела его книга во всем умственном мире. Его теорией эволюции были затронуты буквально все науки. Едва ли можно найти другое открытие, которое можно было сравнить с открытием Дарвина по величию мысли и влиянию на науку, – разве открытие Коперника. И что же? Известно, что эту книгу он осмелился опубликовать лишь под влиянием настойчивых требований своих друзей, которые желали, чтобы за Дарвином остался приоритет, так как в то время к этому же вопросу начинал подходить другой английский ученый. Самому же Дарвину все еще казалось, что у него недостаточно аргументов, что он недостаточно знаком с предметом. Такова скромность мысли у великих людей, и это понятно, так как они хорошо знают, как трудно, каких усилий стоит добывать истины.

Вот, господа, основные черты ума, вот те приемы, которыми пользуется действующий ум при постигании действительности. Я вам нарисовал этот ум, как он проявляется в своей работе, и я думаю, что рядом с этим совершенно не нужны тонкие психологические описания. Этим все исчерпано. Вы видите, что настоящий ум – это есть ясное, правильное видение действительности, познание числа и состава этой действительности. Такое познание дает нам возможность предсказывать эту действительность и воспроизводить ее в том размере, насколько это возможно по техническим средствам.

Рефлекс свободы. Академик Павлов и советская власть едва терпели друг друга | Люди | Общество

26.09.2014 00:06

Олег Герчиков

Примерное время чтения: 5 минут

17522

Еженедельник «Аргументы и Факты» № 39. Санкции. И кому стоит больше бояться? 24/09/2014

Иван Петрович Павлов. РИА Новости

Нобелевская премия была присуждена Павлову в 1904 г. за исследования работы главных пищеварительных желёз. Как положено в цивилизованных странах, деньги Иван Петрович положил в банк. И это была ошибка.

«Хочу в собаки!»

В послереволюционном Петрограде премия была конфискована вместе с банком. Лично у «буржуя» Павлова чекисты забрали 6 золотых медалей, полученных им за открытия. Посетивший в то время Павлова фантаст Герберт Уэллс удивился фантастической нищете, в которой жил всемирно известный учёный.

Однако летом 1920 г., когда Павлов пригрозил эмиграцией, на его институт по указанию Ленина буквально пролился золотой дождь. Особо предписывалось «организовать питание подопытных собак». Узнав об этом, живущий впроголодь видный теоретик кораблестроения Алексей Крылов то ли в шутку, то ли всерьёз попросил Ивана Петровича взять его в подопытные собаки.  

Павлов был обласкан большевистским правительством. Оно платило золотом за дорогую заграничную аппаратуру, необходимую учёному для опытов, выпускало его в зарубежные поездки. При этом Павлов большевиков не любил. И не скрывал этого. В его кабинете в Институте экспериментальной медицины и при советской власти висел портрет принца Ольденбургского, профинансировавшего в 1890 г. создание этого учреждения. А вот изображения Ленина и Сталина корифей науки не жаловал. Указывая на них, говорил своим студентам: «Вот из-за кого мы плохо живём!» 

И. П. Павлов в своей лаборатории, 1913 г. Фото: commons.wikimedia.org

Советские правоверные студенты, правда, в долгу не оставались. Однажды, когда Павлов сидел в городском сквере с Библией в руках, проходившие мимо молодые люди рабфаковской наружности обозвали учёного тёмным человеком и посоветовали ему… ходить на лекции академика Павлова.

Пасха в лаборатории

Сам Иван Петрович при царе называл себя неверующим, но при советской власти церковные праздники (возможно, и в пику большевикам) демонстративно уважал. Именно в один из таких дней на дверях лаборатории, где работал учёный, появилась записка: «Закрыто по случаю праздника Святой Пасхи». Пришедшая тем утром на работу бдительная комсомолка-лаборантка незамедлительно сообщила об этом вопиющем факте в соответствующие органы. И была тут же уволена, а напоследок ей разъяснили, что стукачей в стране много, а академик Павлов — один.

Он являлся на официальные советские приёмы с полным набором царских орденов на груди. А когда в Военно-медицинской академии объявили «чистку» студентов по происхождению, Павлов заявил, что если в академии не могут обучаться лица духовного происхождения, то и его преподавание в академии является неумест­ным. Физиолог Павлов был сыном священника…

Иван Павлов (1849-1936), русский физиолог, четвертый лауреат Нобелевской премии (1904) по физиологии и медицине, автор учения о высшей нервной деятельности. 1936 год. Репродукция. Фото: РИА Новости

«Вы напрасно верите в мировую пролетарскую революцию, — писал он большевистскому деятелю Вячеславу Молотову. — Я не могу без улыбки смотреть на плакаты: «Да здравствует мировая социалистическая революция, да здравствует мировой октябрь». Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До Вашей революции фашизма не было».

Ему всё сходило с рук. Секрет был прост: до определённого времени большевики не могли просто-напросто выслать из страны, арестовать или убить первого физиолога мира. Кроме того, опытами учёного в области гипноза не могли не заинтересоваться чекисты. В начале 30-х гг. их ещё интересовали «научные методы ведения следствия».

Но до эпохи «большого террора» Павлов попросту не дожил — умер в феврале 1936-го. Про его смерть ходит такая легенда: поняв, что умирает, он созвал учеников и стал диктовать им свои ощущения. Тут в квартиру постучался незапланированный посетитель. Его спровадили со словами: «Академик Павлов занят. Он умирает».

Смотрите также:

• Как Ленин и Ко делили квартиры и деликатесы, создавая равенство и братство →
• Между Сталиным и Хрущевым. Рассказ сына Георгия Маленкова →
• Мифы великой революции →

Иван Павловвеликие ученые

Следующий материал

Также вам может быть интересно

• Как неряшливость и небрежность привели к величайшим научным открытиям

• Как об стену горох. Почему открытие Менделя не оценили современники

• Благодетель человечества. Луи Пастер – физик, открывший миру прививки

• Он мог расколоть земной шар. 10 июля 1856 года родился Никола Тесла

• Мизофоб, провидец, холостяк: десять причуд Николы Теслы

[PDF] И.п. Павлов и рефлекс свободы

• ID корпуса: 842680

  title={И.п. Павлов и рефлекс свободы},
  автор = {Бернард Дж. Баарс и Иван Петрович Павлов},
  год = {2003}
} 

• Б. Баарс, И. Павлов
• Опубликовано в 2003 г.
• Психология, медицина, биология

Почему Иван Павлевич Павлов был так широко известен в десятилетия после 1900 года? Как показывает его история с «рефлексом свободы», Павлов часто преувеличивал свои наблюдения. Называя все врожденное поведение рефлексом, а все приобретенное поведение условным рефлексом, он хотел исключить сознание и волю из науки. Универсально-рефлекторное объяснение Павлова стало прототипом

ccrg.cs.memphis.edu

Как мозг раскрывает разум Нейронные исследования подтверждают фундаментальную роль сознательного опыта

• Б. Баарс

• Психология, биология

• 2003

Новые данные подтверждают центральную роль сознания, как его рассматривали на протяжении более чем двух тысячелетий письменной мысли, и еще раз показывает удивительное единство наблюдаемой вселенной.

Роль осознания в павловской обусловленности: эмпирические данные и теоретические выводы.

Большая часть доказательств согласуется с положением о том, что осознание необходимо, но недостаточно для обусловленной деятельности, хотя исследования, предполагающие обусловливание без осознания, определены как заслуживающие дальнейшего изучения.

В театре сознания: рабочее пространство разума

• Б. Баарс

• Искусство

• 1997

Предисловие Пролог: Метафора 1. Лечение минусов Сознание как переменная 2. Театральная сцена имеет неограниченные возможности Но создает широкий доступ 3. На сцене: ощущения, образы и идеи 4. В центре внимания:…

Гипотеза сознательного доступа: происхождение и недавние доказательства

Роль сознания в дифференцированной вегетативной классической обусловленности человека: гипотеза необходимых ворот.

• М. Доусон, Дж. Фьюреди

• Психология, биология

  Психофизиология

• 1976

В отношении взаимосвязь между осознанием взаимосвязи CS-UCS и классическим вегетативным обусловливанием . Гипотеза состоит в том, что осознание необходимо…

Когнитивная революция в психологии.

обзор недавней когнитивной революции в психологии (Gardner , 1985). Baars (1986) предполагает, что…

Как мозг раскрывает разум Нейронные исследования подтверждают фундаментальную роль сознательного опыта

• B. Baars

• Психология, биология

• 2003

Новые данные подтверждают центральную роль сознания в том виде, в каком оно рассматривалось на протяжении более двух тысячелетий письменной мысли, и еще раз демонстрируют удивительное единство наблюдаемой вселенной.

Плохое поведение организмов.

• К. Бреланд, М. Бреланд

• Психология

• 1961

Похоже, психологи продолжают понимать, что белая крыса не может раскрыть все, что нужно знать о поведении. Среди голосов, поднятых на эту тему, Бич (1950)…

Двойная жизнь Б. Ф. Скиннера Внутренний конфликт, диссоциация и научное табу на сознание

• Б. Баарс

• Психология

• 2003

Б. Ф. Скиннер был голосом радикального бихевиоризма в течение примерно пяти десятилетий. , беспощадно борясь с сознанием как с научным вопросом. Находясь на публике, он всегда приводил доводы в пользу…

Отношение сигнала к следствию в обучении избеганию

• John Garcia, R. A. Koelling

• Психология, биология

• 1966

Аудиовизуальный стимул был поставлен в зависимость от облизывания крысой водяного носика, что сделало его аналогом вкусового ощущения. mulus, стимулы которого, по-видимому, выбираются в качестве сигналов зависит от характера последующего подкрепления.

Корковый контроль классической обусловленности человека: данные вегетативной и позитронно-эмиссионной томографии.

• К. Хугдал

• Психология, биология

  Психофизиология

• 1998

Недавнее исследование позитронно-эмиссионной томографии механизмов мозга при классическом, или павловском, кондиционировании рассматривается и значительно увеличивает активацию правого полушария в орбитофронтальной области. кора, дорсолатеральная префронтальная кора , нижняя и верхняя лобная кора, а также нижняя и средняя височная кора показаны.

Лекции по условным рефлексам Двадцать пять лет объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных

Abstract

Предисловие переводчика 9 И. П. Павлов: биографический очерк, написанный доктором У. Хорсли Ганттом. 11 Предисловие к английскому переводу, профессор Уолтер Б. Кэннон 33 Авторское предисловие к английскому переводу 35 Предисловие к первому русскому изданию • 37 Глава. I. Экспериментальная психология и психопатология у животных – 47 II. . Психическая секреция слюнных желез (сложные нервные явления в работе слюнных желез) 61 III. Первые верные шаги на пути нового исследования 76 IV. Научное изучение так называемых психических процессов у высших животных 81 V. Условные рефлексы у собак после поражения различных отделов больших полушарий 97 VI. Корковый центр вкуса доктора Горшкова 99 VII. Механизм высших отделов центральной нервной системы на примере изучения условных рефлексов 100 VIII. Дальнейшие достижения объективного анализа сложных нервных явлений и его сравнение с IX. Субъективное представление об этих явлениях • 103 X. Некоторые общие факты о мозговых центрах, 115 XI. Естествознание и мозг 120 XII. Задание и устройство лаборатории для изучения нормальной деятельности высших отделов центральной нервной системы у высших животных • 131 XIII. Лаборатория для изучения деятельности центральной нервной системы у высших животных 144 XIV. Продовольственный центр • 147 XV. Некоторые основные законы работы больших полушарий 156 XVI. Разрушение анализатора кожи 165 XVII. Процесс дифференциации раздражений в полушариях головного мозга 170 XVIII. Некоторые закономерности деятельности центральной нервной системы на примере изучения условных рефлексов; Взаимодействие центров 182 XIX. Сводка результатов удаления различных частей полушарий головного мозга 193 ХХ. Внутреннее торможение как функция больших полушарий 205 XXI. Объективное изучение высшей нервной деятельности животных.