Сцена дуэли Печорина и Грушницкого в романе «Герой нашего времени» (текст эпизода, отрывок, фрагмент)
Сцена дуэли Григория Печорина и Грушницкого – один из самым напряженных моментов в романе «Герой нашего времени» Лермонтова.
Ниже представлена сцена дуэли Печорина и Грушницкого в романе «Герой нашего времени» (текст эпизода, отрывок, фрагмент).
Данный эпизод можно найти в главе «Княжна Мери» романа.
Смотрите: Все материалы по «Герою нашего времени»
(фрагмент из главы «Княжна Мери»)
«…У подошвы скалы в кустах были привязаны три лошади; мы своих привязали тут же, а сами по узкой тропинке взобрались на площадку, где ожидал нас Грушницкий с драгунским капитаном и другим своим секундантом, которого звали Иваном Игнатьевичем; фамилии его я никогда не слыхал.
– Мы давно уж вас ожидаем, – сказал драгунский капитан с иронической улыбкой.
Я вынул часы и показал ему.
Он извинился, говоря, что его часы уходят.
Дуэль Печорина и Грушницкого. Художник В. А. Поляков |
Несколько минут продолжалось затруднительное молчание; наконец доктор прервал его, обратясь к Грушницкому.
– Мне кажется, – сказал он, – что, показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно.
– Я готов, – сказал я.
Капитан мигнул Грушницкому, и этот, думая, что я трушу, принял гордый вид, хотя до сей минуты тусклая бледность покрывала его щеки. С тех пор как мы приехали, он в первый раз поднял на меня глаза; но во взгляде его было какое‑то беспокойство, изобличавшее внутреннюю борьбу.
– Объясните ваши условия, – сказал он, – и все, что я могу для вас сделать, то будьте уверены…
– Вот мои условия: вы нынче же публично откажетесь от своей клеветы и будете просить у меня извинения…
– Милостивый государь, я удивляюсь, как вы смеете мне предлагать такие вещи?. .
– Что ж я вам мог предложить, кроме этого?..
– Мы будем стреляться.
Я пожал плечами.
– Пожалуй; только подумайте, что один из нас непременно будет убит.
– Я желаю, чтобы это были вы…
– А я так уверен в противном…
Он смутился, покраснел, потом принужденно захохотал.
Капитан взял его под руку и отвел в сторону; они долго шептались. Я приехал в довольно миролюбивом расположении духа, но все это начинало меня бесить.
Ко мне подошел доктор.
– Послушайте, – сказал он с явным беспокойством, – вы, верно, забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют… Что за охота! подстрелят вас как птицу…
– Пожалуйста, не беспокойтесь, доктор, и погодите… Я все так устрою, что на их стороне не будет никакой выгоды. Дайте им пошептаться…
– Господа, это становится скучно! – сказал я им громко, – драться так драться; вы имели время вчера наговориться…
– Мы готовы, – отвечал капитан. – Становитесь, господа!.. Доктор, извольте отмерить шесть шагов…
– Становитесь! – повторил Иван Игнатьич пискливым голосом.
– Позвольте! – сказал я, – еще одно условие; так как мы будем драться насмерть, то мы обязаны сделать все возможное, чтоб это осталось тайною и чтоб секунданты наши не были в ответственности. Согласны ли вы?..
– Совершенно согласны.
– Итак, вот что я придумал. Видите ли на вершине этой отвесной скалы, направо, узенькую площадку? оттуда до низу будет сажен тридцать, если не больше; внизу острые камни. Каждый из нас станет на самом краю площадки; таким образом, даже легкая рана будет смертельна: это должно быть согласно с вашим желанием, потому что вы сами назначили шесть шагов. Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется вдребезги; пулю доктор вынет, и тогда можно будет очень легко объяснить эту скоропостижную смерть неудачным прыжком. Мы бросим жребий, кому первому стрелять. Объявляю вам в заключение, что иначе я не буду драться.
– Пожалуй! – сказал капитан, посмотрев выразительно на Грушницкого, который кивнул головой в знак согласия. Лицо его ежеминутно менялось. Я его поставил в затруднительное положение. Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух, или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности. В эту минуту я не желал бы быть на его месте. Он отвел капитана в сторону и стал говорить ему что‑то с большим жаром; я видел, как посиневшие губы его дрожали; но капитан от него отвернулся с презрительной улыбкой. «Ты дурак! – сказал он Грушницкому довольно громко, – ничего не понимаешь! Отправимтесь же, господа!»
Узкая тропинка вела между кустами на крутизну; обломки скал составляли шаткие ступени этой природной лестницы; цепляясь за кусты, мы стали карабкаться. Грушницкий шел впереди, за ним его секунданты, а потом мы с доктором.
– Я вам удивляюсь, – сказал доктор, пожав мне крепко руку. – Дайте пощупать пульс!.. Ого! лихорадочный!.. но на лице ничего не заметно… только глаза у вас блестят ярче обыкновенного.
Вдруг мелкие камни с шумом покатились нам под ноги. Что это? Грушницкий споткнулся; ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился бы вниз на спине, если б его секунданты не поддержали.
– Берегитесь! – закричал я ему, – не падайте заранее; это дурная примета. Вспомните Юлия Цезаря!?[1]
Вот мы взобрались на вершину выдавшейся скалы; площадка была покрыта мелким песком, будто нарочно для поединка. Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока. Я подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть‑чуть у меня не закружилась, там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи.
Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов и решили, что тот, кому придется первому встретить неприятельский огонь, станет на самом углу; спиною к пропасти; если он не будет убит, то противники поменяются местами.
Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны были торжествовать… Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью?
– Бросьте жребий, доктор! – сказал капитан.
Доктор вынул из кармана серебряную монету и поднял ее кверху.
– Решетка! – закричал Грушницкий поспешно, как человек, которого вдруг разбудил дружеский толчок.
– Орел! – сказал я.
Монета взвилась и упала, звеня; все бросились к ней.
– Вы счастливы, – сказал я Грушницкому, – вам стрелять первому! Но помните, что если вы меня не убьете, то я не промахнусь – даю вам честное слово.
Он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного; я глядел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?.. Ему оставалось одно средство – выстрелить на воздух; я был уверен, что он выстрелит на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я потребую вторичного поединка.
– Пора! – шепнул мне доктор, дергая за рукав, – если вы теперь не скажете, что мы знаем их намерения, то все пропало. Посмотрите, он уж заряжает… если вы ничего не скажете, то я сам…
– Ни за что на свете, доктор! – отвечал я, удерживая его за руку, – вы все испортите; вы мне дали слово не мешать… Какое вам дело? Может быть, я хочу быть убит…
Он посмотрел на меня с удивлением.
– О, это другое!.. только на меня на том свете не жалуйтесь…
Капитан между тем зарядил свои пистолеты, подал один Грушницкому, с улыбкою шепнув ему что‑то; другой мне.
Я стал на углу площадки, крепко упершись левой ногою в камень и наклонясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад.
Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…
Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей.
Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту.
– Не могу, – сказал он глухим голосом.
– Трус! – отвечал капитан.
Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал несколько шагов вперед, чтоб поскорей удалиться от края.
– Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! – сказал капитан, – теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! – Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. – Не бойся, – прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого, – все вздор на свете!.. Натура – дура, судьба – индейка, а жизнь – копейка!
После этой трагической фразы, сказанной с приличною важностью, он отошел на свое место; Иван Игнатьич со слезами обнял также Грушницкого, и вот он остался один против меня. Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
Я несколько минут смотрел ему пристально в лицо, стараясь заметить хоть легкий след раскаяния. Но мне показалось, что он удерживал улыбку.
– Я вам советую перед смертью помолиться Богу, – сказал я ему тогда.
– Не заботьтесь о моей душе больше, чем о своей собственной. Об одном вас прошу: стреляйте скорее.
– И вы не отказываетесь от своей клеветы? не просите у меня прощения?.. Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего‑нибудь совесть?
– Господин Печорин! – закричал драгунский капитан, – вы здесь не для того, чтоб исповедовать, позвольте вам заметить… Кончимте скорее; неравно кто‑нибудь проедет по ущелью – и нас увидят.
– Хорошо. Доктор, подойдите ко мне.
Доктор подошел. Бедный доктор! он был бледнее, чем Грушницкий десять минут тому назад.
Следующие слова я произнес нарочно с расстановкой, громко и внятно, как произносят смертный приговор:
– Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, – и хорошенько!
– Не может быть! – кричал капитан, – не может быть! я зарядил оба пистолета; разве что из вашего пуля выкатилась… Это не моя вина! – А вы не имеете права перезаряжать… никакого права… это совершенно против правил; я не позволю…
– Хорошо! – сказал я капитану, – если так, то мы будем с вами стреляться на тех же условиях…
Он замялся.
Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущенный и мрачный.
– Оставь их! – сказал он наконец капитану, который хотел вырвать пистолет мой из рук доктора… – Ведь ты сам знаешь, что они правы.
Напрасно капитан делал ему разные знаки, – Грушницкий не хотел и смотреть.
Между тем доктор зарядил пистолет и подал мне.
Увидев это, капитан плюнул и топнул ногой.
– Дурак же ты, братец, – сказал он, – пошлый дурак!.. Уж положился на меня, так слушайся во всем… Поделом же тебе! околевай себе, как муха… – Он отвернулся и, отходя, пробормотал: – А все‑таки это совершенно противу правил.
– Грушницкий! – сказал я, – еще есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все. Тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено; вспомни – мы были когда‑то друзьями…
Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали.
– Стреляйте! – отвечал он, – я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из‑за угла. Нам на земле вдвоем нет места…
Я выстрелил…
Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва.
Все в один голос вскрикнули.
– Finita la comedia![2] – сказал я доктору.
Он не отвечал и с ужасом отвернулся.
Я пожал плечами и раскланялся с секундантами Грушницкого.
Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза…
Отвязав лошадь, я шагом пустился домой. У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели…»
Примечания:
[1] По преданию, Юлий Цезарь оступился по дороге в сенат, где был убит заговорщиками.
[2] Комедия окончена! (итал.)
Дуэль Печорина и Грушницкого – причина, описание в произведении, характеристика героев
Дуэль Печорина и Грушницкого, ее причины и последствия помогают в раскрытии центрального образа романа Михаила Юрьевича Лермонтова «Герой нашего времени». Психологизм – главный прием, используемый писателем при описании дуэли и ее предпосылок.
Повод
Печорин, уже зная о намерении подшутить над ним во время дуэли с Грушницким, не дожидается того, что его бывший друг вызовет его на поединок. Центральный персонаж романа «Герой нашего времени» делает это сам. В тот момент, когда Грушницкий распускает в обществе слух о том, что Печорин был ночным посетителем княжны Мери, главный герой произведения находится прямо напротив своего соперника. Печорин просит клеветника отказаться от своих слов и, убедившись, что Грушницкий не будет этого делать, вызывает его на дуэль.
Причины
Однако истинные предпосылки берут свое начало в самих взаимоотношениях героев. Грушницкий и Печорин с самого начала своей дружбы не любили и не уважали друг друга. Печорин предполагал, что их взаимоотношения когда-нибудь приведут к трагедии: «Я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать».
Причиной таких взаимоотношений было то, что главный герой произведения понимал, каким человеком на самом деле является Грушницкий. Он пытался задеть его гордость и самолюбие, именно поэтому стал ухаживать за княжной Мери, которую любил Грушницкий. Уже тогда между героями пропасть стала увеличиваться, внутреннее недовольство стало переходить во внешний мир.
Взаимная неприязнь позволяет ответить на вопрос, почему дуэль Печорина и Грушницкого оказалась неизбежной. Она была обречена и неотвратима.
Дуэль
Важно понять, каково было поведение Грушницкого и Печорина во время дуэли. Грушницкий был уверен в том, что пистолет его противника не будет заряжен. Так запланировала его «шайка», которая хотела проучить Печорина и доказать, что тот поступит трусливо во время дуэли. Печорин знает о намерениях «вражеской шайки», которые были похожи на настоящее убийство.
Описание Грушницкого во время поединка говорило о его пугливости и трусливости: «тусклая бледность покрывала его щеки», во взгляде его было «беспокойство, изобличавшее внутреннюю борьбу». Как отмечает Печорин в своем дневнике, лицо Грушницкого «ежеминутно менялось».
Печорин поступает как человек благородный. Зная о предательстве Грушницкого, он предлагает ему отказаться от клеветы, тем самым избавив себя от дуэли. Эта характеристика говорит о том, что Печорин не хотел смерти Грушницкого, он хотел справедливости.
Услышав о намерении стреляться, Печорин до последнего не показывал Грушницкому и драгунскому капитану, что он знает об их преступном обмане. Хотя пульс, как отметил доктор Вернер, у Печорина был «лихорадочный», на лице его волнение никак не отразилось.
Главный герой поставил условие стреляться на самом краю площадки, тем самым Печорин поставил Грушницкого в «затруднительное положение», которое заставило бы его либо стать убийцей, либо «оставить свой подлый замысел».
Такое предложение действительно повлияло на Грушницкого. Он долго спорил с капитаном, не желая осуществлять предложенный им план, потому что «ему было стыдно убить человека безоружного».
Колени Грушницкого дрожали, он не мог выстрелить, однако презрение драгунского капитана заставило его это сделать. Печорин следил за противником, пытаясь найти хотя бы «легкий след раскаяния», однако он видел скрываемую улыбку.
Печорин вновь спросил у Грушницкого, не готов ли он отказаться от своей клеветы, а затем попросил доктора перезарядить пистолет, раскрыв их злой замысел. Печорин вновь предложил Грушницкому раскаяться, напомнив ему, что они когда-то были друзьями. После слов Грушницкого о том, что им нет на земле места вдвоем, Печорин выстрелил. «Грушницкого на площадке не было».
Данная статья, которая поможет написать сочинение «Дуэль Печорина и Грушницкого», подробно проанализирует эпизод дуэли, раскроет ее причины и повод.
Посмотрите, что еще у нас есть:
Тест по произведению
Доска почёта
Чтобы попасть сюда — пройдите тест.
Герой нашего времени. Часть вторая: II «Княжна Мери»
Примечание: Этот, самый длинный раздел книги, взятый, как и предыдущий, из дневника Печорина, разбит, как дневник, на записи для конкретных дней, и так же здесь делится сводка.
11 мая:
Печорин, приехав накануне в курортный город Пятигорск, ненадолго лирикует красоту окрестностей, а затем отправляется к Елизаветинскому источнику смотреть «курортное общество». Там он встречает старого боевого товарища, унтер-офицера Грушницкого, раненого на фронте и выздоравливающего. Грушницкий указывает Печорину княжну Лиговскую и ее дочь Марию. Позже, расставшись, Печорин наблюдает, как Грушницкий у родника нарочно роняет свой стакан, чтобы княжна Марья увидела и подняла его для него, думая, что он гораздо более ранен и жалок, чем он есть на самом деле. Грушницкий и Печорин вместе идут назад по городу, и последний нарочно пренебрегает похвалами Грушницкого в адрес молодой княгини, а затем, когда они проходят мимо ее окна, самонадеянно смотрит на нее в лорнет, вызывая у нее возмущенный взгляд.
13 мая:
К Печорину приезжает его остроумный и наблюдательный друг, доктор Вернер. Они рассуждают о противоположности своей натуры, а потом говорят о Грушницком и княгинях. Вернер говорит Печорину, что Мария считает, что Грушницкий носит серую солдатскую шинель, потому что он был понижен в звании для дуэли, и Печорин просит его оставить юную княгиню таким образом разочарованной, чтобы дать ему возможность развлечься за счет Грушницкого. Дальнейший разговор о княжнах и людях, которых они принимают в своем доме, показывает, что давняя любовь Печорина — Вера — находится в городе со своим пожилым мужем, что делает Печорина довольно скорбным.
Вечером, прогуливаясь по городу, Печорин видит Марию, сидящую на скамейке в окружении молодых людей. Поэтому он нарочно сидит рядом и, рассказывая забавные байки, переманивает их всех от нее к себе, ловко привлекая таким образом любопытство и досаду юной принцессы.
16 мая:
Печорин поздравляет себя с тем, что за последние два дня разными изощренными средствами навлек на себя определенную неприязнь Марии. Он также говорит Грушницкому, явно увлеченному Марией, что он думает, что она уже любит его, пытаясь таким образом спровоцировать его на признание своих чувств.
Прогуливаясь по одному из холмов вокруг города, Печорин встречает и целует свою бывшую возлюбленную Веру, чахоточную, но все еще влюбленную в Печорина. Печорин обещает получить приглашение в дом княгини Лиговской, чтобы они вдвоем могли там снова встретиться.
Выезжая в тот вечер в костюме туземной черкешенки, он замечает Марью и Грушницкого, едущих в компании других, и выезжает из-за куста, чтобы шокировать их (в это время люди еще были напуганы возможностью нападения на русских со стороны горные бандиты).
Позже Печорин встречает Грушницкого, который только что был в доме княжон, и тот рассказывает ему, как раздражена Мэри из-за его трюка верхом ранее днем.
21 мая:
Печорин отмечает, что он до сих пор не встречался с принцессами и получил упрек за то, что не получил приглашения от Веры. Грушницкий повсюду следует за Марией. Он также замечает, что на абонементном балу в ресторанном салоне на следующий день собирается танцевать мазурку с княжной Марьей.
22 мая:
На балу Печорин танцует с Марией и спасает ее от ухаживаний сильно пьяного драгунского капитана, за что получает благодарность и Марии, и ее матери. В ходе разговора Печорин также сообщает Марии, что Грушницкий на самом деле всего лишь кадет, а не разжалованный в чины офицер.
23 мая:
Печорин встречает Грушницкого, который признается в своей любви к Марии и просит его понаблюдать за ней в тот вечер на предмет признаков ее чувств, потому что кажется, что после откровения Печорина о том, что он курсант, она больше не интересуется в нем. Они вместе идут в дом княгини Лиговской, где Вера снова умоляет Печорина выслужиться перед старой княгиней, чтобы облегчить их встречи. Печорин небрежно язвительно отзывается о пении Марии и позже не может заговорить с ней. Он показывает, что знает, что Мэри влюбится в него, и проводит остаток вечера, разговаривая с Верой.
29 мая:
Печорин продолжает свои планы по привлечению Марии и успешно полностью отвлекает ее внимание от Грушницкого, о котором она теперь очень умалчивает.
3 июня:
Печорин размышляет о своем бессердечном поведении, пытаясь завоевать сердце молодой девушки, которую он не любит, размышляя о своей способности любить и размышляя о природе страстей.
p>Грушницкий получает поручение и приходит сказать Печорину. В тот вечер они присоединяются к большой группе на прогулке, и Печорин гуляет с Мэри, которая показывает, что боится темноты его персонажа. Печорин огорчает ее описанием жалкого характера своего душевного состояния, а затем спрашивает, была ли она когда-нибудь влюблена. На обратном пути она ведет себя очень тихо и явно погружена в свои мысли. Печорин чувствует первый этап своего триумфа, но сетует на предсказуемость всего дела. 4 июня:
Печорин видит Веру, которая, полагая, что он влюблен в Марию, очень ревнива. Она берет с Печорина обещание поехать в Кисловодск, еще один соседний курортный город, куда она едет через два дня, и снять дом рядом с тем, который она будет делить с Лиговскими. Узнав о бале на следующий вечер от Грушницкого, который надеется весь вечер танцевать с Марией в своем новом офицерском мундире, Печорин сам нанимает ее на мазурку, когда позже видит ее у нее дома.
5 июня:
На балу и Печорин, и Мария ругают Грушницкого за его появление в новом офицерском мундире. Он злится на это, а также на то, что Печорин нанял ее для мазурки. До конца вечера Печорин не может подобраться к ней, так как, похоже, есть заговор, чтобы занять ее чем-то другим, в основном танцами с Грушницким. Печорин, однако, не беспокоится, так как знает, что от этого ей еще больше захочется быть в его компании в долгосрочной перспективе.
6 июня:
Печорин видит Веру, когда она уезжает в Кисловодск. Она выглядит укоризненно. Он проводит час в доме принцесс, но не видит больную Марию. Он также видит Грушницкого, который кажется очень расстроенным. Чувствуя, что чего-то не хватает из-за того, что он не видел Марию, Печорин задается вопросом, влюблен ли он, но быстро отвергает эту идею.
7 июня:
Печорин навещает Мэри в ее доме и находит ее расстроенной и заявляет, что не уважает ее. Он оставляет ее в слезах. Позже он слышит от Вернера ходящий по городу слух о том, что он собирается жениться на юной княгине, и понимает, что эти сплетни, должно быть, распускает Грушницкий. Поэтому он решает, что поведение Грушницкого не должно сойти ему с рук.
10 июня:
Печорин уже три дня в Кисловодске, каждый из которых он видел Веру. Накануне приехал Грушницкий, теперь почти не признает Печорина и как будто стал вести себя несколько агрессивно.
11 июня:
Печорин обедает на квартире в Кисловодске у княжны Лиговской, приехавшей в этот день с Марьей.
12 июня:
Печорин едет однажды вечером с большой группой, включая Княжну Марию, чтобы увидеть закат через круглый камень, называемый кольцом. На обратном пути им предстоит перейти ручей вброд. Мария, посмотрев вниз, падает в обморок, и Печорин как раз спасает ее от падения с седла. Он целует ее в щеку. Она пытается узнать у него, любит ли он ее, и, когда он отказывается отвечать, оставляет его в компании остальных.
По дороге домой Печорин подкрадывается к окну, чтобы заглянуть в офицерскую попойку, и слышит, как драгунский ротмистр и Грушницкий замышляют подшутить над Печориным на дуэли, имея в виду, что пистолеты не будут заряжены и что Печорин будет «фанкать» и таким образом будет унижен. Печорин в ярости и решает, что Грушницкий дорого заплатит. Он не может спать всю ночь.
На следующее утро он встречает Мэри у колодца, и она говорит ему, что откажется от всего ради любимого мужчины и что она может преодолеть возражения семьи против их свадьбы. Печорин отвечает тем, что не любит ее, а она, сокрушенная, просит его оставить ее.
14 июня:
Печорин исследует причины, по которым он всегда уклонялся от брака, и рассказывает, как, когда он был молод, старушка предсказала его матери его судьбу и сказала, что он умрет из-за плохой жены.
15 июня:
Вера уговаривает Печорина прийти к ней ночью, в то время как все в доме, включая слуг и принцесс, участвуют в волшебном представлении в актовых залах. Вера еще раз признается ему в любви, и он остается с ней до двух часов ночи, когда спускается в сад с ее балкона. Спускаясь, он заглядывает сквозь занавески комнаты княжны Марьи на балкон внизу, и его подстерегают Грушницкий и драгунский ротмистр, подстерегающие его. Раздается выстрел, и ему удается вырваться и бежать обратно в постель, где через несколько секунд его тревожат Грушницкий и капитан, очевидно, просящие помощи в поимке черкесских воров. Он говорит им уйти.
16 июня:
Во время обеда в ресторане с мужем Веры Печорин слышит, как Грушницкий рассказывает группе людей, что это он был в саду прошлой ночью и что он был с Марией. Печорин вызывает его на дуэль, и тот соглашается. Печорин берет Вернера своим секундантом, а драгунского ротмистра — Грушницкого. Вернер узнает, что готовится еще один заговор с целью устроить дуэль, и думает, что капитан планирует зарядить пистолет Грушницкого, а не Печорина. Однако Печорин говорит ему не волноваться. Печорин, пишущий в ту ночь перед дуэлью, размышляет о своих чувствах по поводу смерти, и тогда в потоке журнала происходит перерыв. Продолжает повесть Печорин, пишущий, когда он уже шесть недель в крепости с Максимом Максимычем и теперь оглядывается на события дуэли и на заключение своих дел с княжной Марьей и Верой.
Утром перед дуэлью, не выспавшись, Печорин выезжает с Вернером в безлюдное место, где должна состояться дуэль. Вернер предлагает мужчинам возможность урегулировать спор мирным путем, но Грушницкий не уступает требованию Печорина о публичных извинениях, и поэтому они должны драться. Печорин предлагает сражаться на узком уступе, нависающем над ущельем, чтобы гарантировать, что тот, кто будет застрелен, обязательно умрет, когда он свалится с края. Грушницкий выигрывает жеребьевку на бросок первым и, поколебавшись, задевает колено Печорина. Они меняются местами, и тут Печорин говорит, что его ружье не заряжено. Вернер заряжает пистолет, Печорин предлагает Грушницкому извиниться, но тот отказывается и его застреливают со скалы.
Печорин едет один до вечера, прежде чем отправиться домой. Когда он возвращается, он находит записку от Вернера, в которой говорится, что он в безопасности от любых вопросов о дуэли. Он также находит письмо от Веры, в котором говорится, что она ушла, что она все еще любит его и что она мучается, зная, что он на дуэли, и потому что она не знает, любит он Мэри или нет. Прочитав ее, Печорин вскакивает на коня и бешено мчится за ней, но его конь уже изнемогает, падает и умирает. В конце концов он возвращается домой в пять утра и спит, пока не стемнеет следующим вечером.
Вернер предупреждает Печорина, что у Марии случился нервный срыв и что старая княгиня знает, что он дрался из-за нее. На следующее утро Печорину приказывают проследовать в форт, и он идет проститься с княгиней Лиговской. Она показывает, что знает о дуэли, и продолжает говорить, что если это сделает ее дочь счастливой, она будет рада, что Печорин женится на ней. Печорин просит поговорить с Марией наедине, а когда он это делает, говорит ей, что он только высмеивал ее и что поэтому она не может любить его, а вместо этого должна презирать его. Она отвечает просто: «Я тебя ненавижу». От нее уходит Печорин, а через час и город.
«Принцесса Мария» Михаила Лермонтова (перевод Набокова и Набокова)
Задняя обложка |
У русской литературы много сторонников — даже комик Норм Макдональд находится на подножке «вы должны читать великих русских». Мой собственный опыт знакомства с русской литературой невелик. Недавно я просматривал библиотечный экземпляр книги Penguin «Портативная русская читалка девятнадцатого века» и заметил, что в нее включен перевод «Принцессы Марии», повести Михаила Лермонтова 1840 года и части его романа 9.0147 Герой нашего времени , был сделан в 1958 году Владимиром Набоковым и его сыном Дмитрием. Я фанат Набокова, поэтому решил попробовать «Принцессу Мэри».
Википедия говорит, что герой Герой нашего времени является «воплощением байронического героя». Так что это был шанс для меня узнать немного о романтизме, еще одном литературном движении или периоде, с которым я, к сожалению, не знаком.
«Княжна Мери» — одна из тех историй, в которых модные остроумные люди встречаются на курортах, «принимая воды», и заводят интрижки, одни искренне влюбляются, другие бессердечно манипулируют другими ради развлечения. Рассказ, как и 60 страниц в этом издании, выполнен в форме дневника Печорина, которого Лермонтов, видимо, намеревается сделать образцом пороков своего поколения. Печорин мастер соблазнения женщин и манипулирования мужчинами и считает «подчинить своей воле все, что меня окружает, и возбудить в отношении меня чувства любви, преданности и страха» первоисточником счастья в своей жизни. жизнь. В какой-то момент, смакуя знание того, что над ним плачет женщина, он сравнивает себя с вампиром!
В одном из тех городков у подножия горы, куда едут, чтобы насладиться якобы благотворным действием «сернистых» источников, Печорин встречает нескольких своих знакомых, в том числе Грушницкого и Вернера. Печорин спешит указать нам, что у него нет друзей: «Я не способен к истинной дружбе. Один из двух друзей всегда является рабом другого, хотя часто ни один из них не признается себе в этом». Грушницкого он недолюбливает, но они околачиваются вместе, потому что познакомились в армии. Вернер-врач и Печорин как две птицы одного поля, оба ученые, циничные, остроумные.
«Подумай: вот мы, два интеллигентных человека, знаем наперед, что спорить можно бесконечно ни о чем, а потому и не спорим; знаем почти все тайные мысли друг друга; одно слово — целая история для нас. …Грустное кажется нам смешным, смешное кажется нам меланхоличным, и вообще мы, по правде говоря, довольно равнодушны ко всему, кроме самих себя».
Остроумие Печорина напомнило мне те парадоксы, которые я связываю с Оскаром Уайльдом: «платоническая любовь — самая хлопотная любовь», «[у меня] не было на совести благотворительного поступка», «Женщины любят только тех, кого они не знают, «являются репрезентативными образцами его остроты.
Также в городе находится Вера, женщина, с которой у Печорина был роман в прошлом. Вера замужем за каким-то стариком, но до сих пор щемит любовью к Печорину.
Грушницкий влюбляется в княгиню Марью, подругу Веры, которая находится в городе, и Печорин, ради забавы, побуждает Грушницкого преследовать ее, а сам соблазняет княжну. В то же время он очаровывает княжну Печорину игрушками с Верой, разбивая ей сердце. После кульминационной сцены унижения Грушницкий мстит Печорину. Несмотря на то, что Вернер и другие пытаются их остановить, Грушницкий и Печорин дерутся на дуэли — Грушницкий пытается обмануть, но его обнаруживают и убивают. Вера, потрясенная дуэлью, не может скрыть от мужа своей любви к Печорину, и ее брак и жизнь рушатся; она вынуждена уехать, чтобы никогда больше не видеть Печорина. У Печорина есть шанс жениться на княгине и жить легкой жизнью, но он не использует ее; он не любит княжну, в последнем письме Вера умоляет его не жениться на ее подруге («ты должен принести мне эту жертву: ради тебя я потерял все на свете»), а Печорин — беспокойная душа, иррационально неспособен принять брак и отказаться от свободы, которой он даже не пользуется. В последнем абзаце Печорин пишет
Я как моряк родился и вырос на палубе пиратского брига. Душа его привыкла к бурям и битвам, и, выброшенный на берег, он чувствует скуку и угнетенность, как бы ни манила его тенистая роща, как бы ни ласкали его мирные солнечные лучи.
Передняя крышка; это Толстой на коне |
Как и полагается романтизму, здесь много описаний природной красоты и величия: скал, ущелий, восходов, закатов, рек. Печорин описывает свою поездку по ущелью к месту дуэли, капельки росы, падающие с листьев и преломляющие солнечный свет, и все такое, и говорит нам: «Больше, чем когда-либо прежде, я был влюблен в природу». В какой-то момент княжна Марья смотрит вниз на воду, когда они переходят реку верхом на лошадях, и она, загипнотизированная, чуть не падает со своего коня. Один из моих любимых отрывков рассказа — это когда Печорин описывает зубчатые скалы в трехстах футах ниже уступа, где будет происходить поединок, скалы, на которые вот-вот упадет насмерть Грушницкий, «темные и холодные, как гроб». .ожидая свою добычу.» На последних страницах книги лошадь Печорина гибнет под ним, когда он скачет в погоне за Верой: «Все было бы спасено, если бы сил моей лошади хватило еще на десять минут».
Люди в «Княжне Мери» отданы на милость природного мира, как и своим собственным страстям (которые, конечно, являются частью природного мира — в одном месте Печорин приводит материалистический аргумент что «душа зависит от тела»). Печорин, несмотря на то, что он так умен и тщательно планирует все свои ходы, движим иррациональными чувствами и преуспевает или терпит неудачу в своих начинаниях благодаря удаче или «судьбе», это есть отказ от разума и рациональности, что, как мне говорят, , является одной из существенных характеристик романтизма.
Мне понравился «Принцесса Мэри». Несмотря на то, что от нас ожидают, что Печорин будет мерзавцем, мне было легко отождествить себя с его скептицизмом в отношении дружбы и его иррациональным страхом перед браком, отношением, которое я разделяю. (Я преодолел страх перед браком.) Мне нравилось, что Печорин и Вернер всегда ссылались на Цицерона или Тассо или на какое-нибудь другое литературное светило; Хотел бы я знать людей, которые говорили бы такие интересные вещи. Люди, с которыми я сталкиваюсь, просто говорят о погоде или, что еще хуже, об «игре». Когда они выхватывают рекомендации, обычно это Saturday Night Live («Мы собираемся накачать вас» или «Еще колокольчик!») или Seinfeld («Он мало говорит» или «Не то, чтобы в этом что-то не так») Даже колледж профессора, которых я встречаю, говорят точно так же, как люди из рабочего класса, мужчины о спорте, видеоиграх или задницах какой-нибудь девушки, женщины о покупках, сплетнях и своих «ремеслах».
Стиль, конечно, хорош, Набоков приложил руку, да и характер Печорина симпатичный. Сюжет не удивителен, но приемлем (за исключением трагического финала, он действительно чем-то напомнил мне сюжет Вудхауза, где люди крадутся и пытаются перехитрить друг друга). на Печорина, чтобы показать, насколько он превосходен, но и какой он придурок.
В этой истории есть как минимум одна существенная проблема. Несколько напрягает доверчивость, сюжет строится на том, что Печорин и Вернер всегда подкрадываются к людям сзади, чтобы подслушать их разговоры, или просто случайно натыкаются на людей незамеченными, чтобы услышать критическую информацию. Я полагаю, художественная литература, особенно повествования от первого лица, не могла бы работать без подобных приемов, и это относится как к высокой литературе, так и к популярной художественной литературе: я могу вспомнить две ключевые сцены Пруста, в которых Марсель случайно оказывается в положение наблюдения незамеченным за экзотическим и скрытным поведением гомосексуалистов, а также другие сцены, в которых он наблюдает за людьми, которые не подозревают, что он наблюдает за ними. Читатель художественной литературы должен быть готов отказаться от недоверия, даже если то, что он читает, не полно чепухи вроде гиперпространства и псионических сил.