Фразеологизм привычка свыше нам дана: Привычка свыше нам дана: замена счастию она. © Александр Пушкин — Афоризмы

замена счастию она. • СПАДИЛО

Список рекомендованной и использованной литературы

1. Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л., Наука, 1984 г.
2. Баевский В.С. Присутствие Байрона в «Евгении Онегине»//Изв. РАН, сер. лит. и яз., 1996 г.
3. Бахтин М.М. Эпос и роман. Вопросы литературы, 1970 г.
4. Белинский В.Г. Статья Восьмая «Евгений Онегин». Избранные произведения – Минск, Государственное учебно-педагогическое издательство СССР, 1954.
5. Благой Д.Д. Мастерство Пушкина. М., 1955 г.
6. Благой Д.Д. Мировое значение Пушкина. М., 1949 г.
7. Богомолова Е.И., Жаров Т.К., Клочихина М.М. Методическое пособие для преподавателей литературы подготовительных отделений вузов – М., Высшая школа»,1873.
8. Большакова А.Ю. Образ автора. Лит. учеба, 2001 г.
9. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. М., 1974 г.
10. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М., Наука, 1999 г.
11. Гуревич А. М. «Евгений Онегин»: поэтика подразумеваний. Изв. РАН, сер. лит. и яз., 1999 г.
12. Зотов, Александр Михайлович. Герой в зеркале имени: образ Онегина в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Литература в школе. – 2004 г.
13. Кантор В.К. Вечно женственное и русская культура. Октябрь, 2003 г.
14. Кедров К. «Евгений Онегин» в системе образов мировой литературы/В мире Пушкина. М., 1974 г.
15. Кожевников В.А. «Вся жизнь, вся душа, вся любовь…»: Перечитывая «Евгения Онегина»: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1993 г.
16. Кошелев В. А. «Онегина воздушная громада…»: Странствие/ В. А. Кошелев //Литература в школе. – 2004 г. – N 1.
17. Лебедев Ю.В. Духовные основы поэтики русской классической литературы//Лит. в школе, 2002 г.
18. Лотман Ю.М. «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980 г.
19. Машинский C. В мире Пушкина. М., 1984 г.
20. Набоков В. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина. Пер. с англ. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. М., 1999 г.
21. Непомнящий В.С. Книга, обращенная к нам: «Евгений Онегин» как «проблемный роман». Москва, 1999 г.
22. Непомнящий В.С. Пушкин. Русская картина мира. Серия «Пушкин в XX веке», вып.VI. М., «Наследие», 1999.
23. Пушкин А.С. Евгений Онегин- Учебно-методическое пособие по работе с романом. – М: Айрис – пресс, 2005.
24. Семенко И.М. Эволюция Онегина: К спорам о пушкинском романе. Русская литература, 1960 г.
25. Скатов Н.Н. Пушкин. Очерк жизни и творчества. Л., 1990.
26. Слонимский А. Мастерство Пушкина. Изд. 2-е. М., 1963.
27. Соловей Н.Я. Образ Ленского и его Элегия в романе «Евгений Онегин»- Литература в школе, 1979.
28. Стенник Ю. Пейзаж в романе «Евгений Онегин» и проблема преемственности национальных поэтических традиций//Изв. АН СССР, сер. лит. и яз., 1969, т. 28, вып. 3.
29. Чумаков Ю.Н. Из размышлений о жанре, стилистике и строфике «Евгения Онегина»//Вест. Моск. ун-та, сер. 9 (филология), 1999, №1.
30. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л., Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1969.

Фразеологизмы из «Евгения Онегина» Пушкина

Автор: Дмитрий Сироткин

Представляю вам подборку фразеологизмов из «Евгения Онегина» Пушкина.

Их набралось ровно 33.

Как обычно, фразеологизмы (крылатые выражения) из «Евгения Онегина» сведены в несколько тематических групп: любовь; мечты и скоротечность жизни; эгоцентризм; творчество; привычки и обычаи; странствия; обучение и опыт.

Какие-то из этих фразеологизмов мы хорошо помним и используем в своей речи, какие-то чаще считаем выражениями, сложившимися в живой речи (например — «не я первый, не я последний»), а какие-то – просто забыли. Что ж, тем интересней освежить их в своей памяти.

Фразеологизмы о любви

• Любви все возрасты покорны
• Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей
• Ярмарка невест
• Наука страсти нежной
• Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу еще сказать?
• Я вас люблю, к чему лукавить?
• Учитесь властвовать собою
• Но я другому отдана, — и буду век ему верна
• А счастье было так возможно, так близко!

Кстати, обзор фразеологизмов писателей о любви

Фразеологизмы о мечтах и скоротечности жизни

• Мечтам и годам нет возврата
• Мечты, мечты, где ваша сладость?
• Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?
• Иных уж нет; а те далече
• От Ромула до наших дней
• Не я первый, не я последний (кстати, фразеологизмы с числительным 1)
• Сквозь магический кристалл
• Что день грядущий мне готовит?
• И хором бабушки твердят: «Как наши годы-то летят!»

Кстати, обзор фразеологизмов со словом время

Фразеологизмы об эгоцентризме

• Мы все глядим в Наполеоны
• Двуногих тварей миллионы для нас орудие одно (кстати, обзор фразеологизмов с числительными)
• Мы почитаем всех нулями, а единицами — себя (кстати, фразеологизмы с числительным 0)

Фразеологизмы о творчестве

• Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил
• Суровая проза
• По строгим правилам искусства

Фразеологизмы о привычках и обычаях

• Обычай — деспот меж людей
• Привычка свыше нам дана, замена счастию она

Фразеологизмы о странствиях

• Охота к перемене мест
• С корабля на бал

Фразеологизмы об обучении и опыте

• Мы все учились понемногу, чему‑нибудь и как‑нибудь
• Ума холодных наблюдений и сердца горестных замет

Прочие фразеологизмы из «Евгения Онегина»

• Как зюзя пьяный
• Москва. .. как много в этом звуке…
• Как уст румяных без улыбки, без грамматической ошибки я русской речи не люблю

Итак, если у Шекспира основным источником авторских фразеологизмов является «Гамлет», то у Пушкина – «Евгений Онегин». Очевидно, что это не случайно. Произведение оказалось новаторским и по стилистике, и по содержанию.

Авторская рефлексия стала отдельной самоценной частью «Евгения Онегина». Это больше похоже на стилистику 20 века.

Сделать женщину главным героем романа также было решением, явно опережающим свое время. Собственно, в русской литературе он превращает женщину из объекта мужских чувств, пусть и наделенного прекрасными качествами, в самостоятельную личность, принимающую трагически трудные, но осознанные и этически сильные жизненные решения.

Предполагаю, что максима Татьяны Лариной «но я другому отдана, — и буду век ему верна» до сих пор оказывает ощутимое влияние на выбор, осуществляемый женщинами в сходной ситуации.

Ай да Пушкин, ай да фразеологизмы из «Евгения Онегина»! Предполагаю, и даже практически уверен, что что-нибудь упустил. Так что буду рад вашим дополнениям. Также рад своим дополнениям, а именно — еще трем статьям, посвященным пушкинским фразеологизмам в целом и в частности:

• фразеологизмы Пушкина
• фразеологизмам из сказок Пушкина
• фразеологизмы из «Бориса Годунова»

Близкими по теме и временному периоду являются фразеологизмы Крылова и фразеологизмы Грибоедова, а также фразеологизмы из «Ревизора» Гоголя и фразеологизмы Лермонтова.

Наконец, на Буридо есть кое-что еще пушкинское: цитаты Пушкина и цитаты про Пушкина.

Если вам понравилась эта статья и вы захотели поделиться с друзьями ссылкой на нее в социальной сети, то ведь я только за! Просто воспользуйтесь кнопками сетей ниже.

Добавить комментарий

Выбор из

слов — Какая идиома правильная: «сила привычки» или «привычка»?

спросил
12 лет, 3 месяца назад

Изменено
7 лет, 11 месяцев назад

Просмотрено
8к раз

Как правильно: «привычка» или «сила привычки»? (Этот вопрос навеян этой записью на форумах woot. )

• выбор слов
• идиомы

Это сила привычки и образ действий .

Корпус современного американского и Британский национальный корпус сообщают следующие данные о силе привычки (приведенные значения представляют собой частоты на миллион).

2

1) возможно, привычка — это когда человек принимает сознательное решение что-то сделать, а затем это действие повторяется до тех пор, пока оно не будет осуществлено без размышлений или раскаяния…
2) недобросовестное выполнение чего-то, что не происходит автоматически, до тех пор, пока оно не будет сделано по умыслу.

сила привычки — это побуждение, которое тянет человека после того, как человек осознает, что определенное действие стало нежелательным, и он не хочет заниматься этим действием из-за нежелательных последствий, связанных с привычкой, и хочет прекратить делать то, что когда-либо было, что теперь стало буквально частью мыслительного процесса . .. но привычка … в этот момент пришла, чтобы построить хороший маленький дом в центре вашего разума, и он не собирается легко сдаваться , так как эта привычка была в вашей голове с тех пор, как вы впервые открылись для нее или пригласили ее и позволили ей стать частью вас. что у него также есть место для отдыха между эпизодами, когда вы пытаетесь избавиться от привычки, начать новое решение, изменить свой образ жизни, начать заново, перевернуть новую страницу, поэтому привычка делает все и говорит что угодно, чтобы искушать, дразнить, соблазнять, поощрять, оправдывать, давать ложные причины и манипулировать вами, заставляя сделать это еще раз, «потому что все может быть по-другому только в этот раз»

Зарегистрируйтесь или войдите в систему

Зарегистрируйтесь с помощью Google

Зарегистрироваться через Facebook

Зарегистрируйтесь, используя электронную почту и пароль

Опубликовать как гость

Электронная почта

Требуется, но никогда не отображается

Опубликовать как гость

Электронная почта

Требуется, но не отображается

Нажимая «Опубликовать свой ответ», вы соглашаетесь с нашими условиями обслуживания, политикой конфиденциальности и политикой использования файлов cookie

.

Google делает нас глупее?

Июль/август 2008 г. Выпуск

Сохраненные истории

«Дэйв, остановись. Стой, ладно? Стоп, Дэйв. Ты остановишься, Дейв?» Итак, суперкомпьютер HAL умоляет неумолимого астронавта Дейва Боумена в знаменитой и странно пронзительной сцене ближе к концу фильма Стэнли Кубрика « 2001: Космическая одиссея ». спокойно, холодно отключив цепи памяти, которые управляют его искусственным «мозгом». «Дейв, мой разум отключается, — сокрушенно говорит ХЭЛ. — Я чувствую это. Я чувствую это».

Я тоже это чувствую. За последние несколько лет у меня было неприятное ощущение, что кто-то или что-то возится с моим мозгом, перестраивая нейронные схемы, перепрограммируя память. Насколько я могу судить, мой разум никуда не делся, но он меняется. Я не думаю так, как раньше. Я сильнее всего это чувствую, когда читаю. Раньше было легко погрузиться в книгу или длинную статью. Мой разум был захвачен повествованием или поворотами аргумента, и я часами блуждал по длинным отрезкам прозы. Это уже редко бывает. Теперь моя концентрация часто начинает уплывать после двух-трех страниц. Я нервничаю, теряю нить, начинаю искать, чем бы заняться. У меня такое чувство, будто я всегда волочу свой своенравный мозг обратно к тексту. Глубокое чтение, которое раньше было естественным, превратилось в борьбу.

Думаю, я знаю, что происходит. Вот уже более десяти лет я провожу много времени в Интернете, занимаясь поиском и серфингом, а иногда добавляя информацию в большие базы данных Интернета. Сеть стала для меня как для писателя находкой. Исследования, которые когда-то требовали нескольких дней работы в библиотеках или в отделах журналов, теперь можно выполнить за считанные минуты. Несколько поисковых запросов в Google, несколько быстрых кликов по гиперссылкам, и я получил красноречивый факт или содержательную цитату, которую искал. Даже когда я не работаю, я скорее всего роюсь в информационных дебрях Интернета — читаю и пишу электронные письма, просматриваю заголовки и посты в блогах, смотрю видео и слушаю подкасты или просто переключаюсь по ссылкам. ссылка на ссылку. (В отличие от сносок, с которыми их иногда сравнивают, гиперссылки не просто указывают на связанные работы, они подталкивают вас к ним.)

Для меня, как и для других, Сеть становится универсальной средой, проводником большей части информации, которая проходит через мои глаза и уши и поступает в мой разум. Преимущества прямого доступа к такому невероятно богатому хранилищу информации многочисленны, они широко описаны и должным образом приветствуются. «Идеальное воспроизведение кремниевой памяти, — писал Клайв Томпсон из Wired , — может быть огромным благом для мышления». Но это благо имеет свою цену. Как указывал теоретик медиа Маршалл Маклюэн в XIX в.60-х, СМИ — это не просто пассивные каналы информации. Они обеспечивают материал для мысли, но они также формируют процесс мышления. И то, что делает Сеть, похоже, лишает меня способности к концентрации и созерцанию. Мой разум теперь рассчитывает воспринимать информацию так, как ее распространяет Сеть: в виде быстро движущегося потока частиц. Когда-то я был аквалангистом в море слов. Теперь я мчусь по поверхности, как парень на гидроцикле.

Я не один такой. Когда я рассказываю друзьям и знакомым о своих проблемах с чтением — в большинстве своем литературным деятелям, — многие говорят, что у них похожий опыт. Чем больше они используют Интернет, тем больше им приходится бороться, чтобы сосредоточиться на длинных текстах. Некоторые из блоггеров, за которыми я слежу, также начали упоминать об этом явлении. Скотт Карп, ведущий блог об онлайн-СМИ, недавно признался, что вообще перестал читать книги. «В колледже я получил степень бакалавра и раньше был ненасытным читателем книг, — писал он. «Что случилось?» Он размышляет над ответом: «Что, если я все время читаю в Интернете не столько потому, что мой способ чтения изменился, т. е. я просто ищу удобства, сколько потому, что изменился мой способ ДУМАТЬ?»

Брюс Фридман, который регулярно пишет в блоге об использовании компьютеров в медицине, также описал, как Интернет изменил его мыслительные привычки. «Теперь я почти полностью потерял способность читать и воспринимать длинные статьи в Интернете или в печатных изданиях», — писал он ранее в этом году. Патологоанатом, долгое время работавший на факультете Медицинской школы Мичиганского университета, Фридман подробно изложил свой комментарий в телефонном разговоре со мной. Его мышление, по его словам, приобрело качество «стаккато», отражающее то, как он быстро просматривает короткие отрывки текста из множества источников в Интернете. «Я не могу читать Война и мир Больше нет», — признался он. «Я потерял способность делать это. Даже сообщение в блоге, состоящее более чем из трех или четырех абзацев, слишком много для усвоения. Я просматриваю его».

Одни анекдоты мало что доказывают. И мы все еще ждем долгосрочных неврологических и психологических экспериментов, которые дадут окончательную картину того, как использование Интернета влияет на познание. Но недавно опубликованное исследование привычек онлайн-исследований, проведенное учеными из Университетского колледжа Лондона, предполагает, что мы вполне можем находиться в разгар кардинальных изменений в том, как мы читаем и думаем. В рамках пятилетней исследовательской программы ученые изучили компьютерные журналы, документирующие поведение посетителей двух популярных исследовательских сайтов, один из которых принадлежит Британской библиотеке, а другой — британского образовательного консорциума, которые предоставляют доступ к журнальным статьям, электронным книгам. и другие источники письменной информации. Они обнаружили, что люди, использующие сайты, проявляют «форму скимминга», перескакивая с одного источника на другой и редко возвращаясь к какому-либо уже посещенному источнику. Обычно они читают не более одной-двух страниц статьи или книги, прежде чем «перескакивают» на другой сайт. Иногда они сохраняли длинную статью, но нет никаких доказательств того, что они когда-либо возвращались и действительно читали ее. Авторы отчета об исследовании:

Понятно, что пользователи не читают онлайн в традиционном понимании; действительно есть признаки того, что появляются новые формы «чтения», поскольку пользователи «просматривают» горизонтально заголовки, страницы содержания и рефераты, стремясь к быстрым победам. Создается впечатление, что они выходят в интернет, чтобы не читать в традиционном смысле.

Благодаря повсеместному распространению текста в Интернете, не говоря уже о популярности обмена текстовыми сообщениями на мобильных телефонах, сегодня мы вполне можем читать больше, чем в 1970-е или 1980-е, когда телевидение было нашим любимым средством массовой информации. Но это другой вид чтения, и за ним лежит другой тип мышления — возможно, даже новое ощущение себя. «Мы не только то, что мы читаем», — говорит Мэриэнн Вульф, психолог развития из Университета Тафтса и автор книги Пруст и кальмар: история и наука о читающем мозге . «Мы , как читаем». Вольф беспокоится, что стиль чтения, продвигаемый Сетью, стиль, который ставит «эффективность» и «непосредственность» превыше всего, может ослаблять нашу способность к глубокому чтению, появившемуся, когда более ранняя технология, печатный станок, длинные и сложные произведения обыденной прозы. Когда мы читаем в Интернете, говорит она, мы склонны становиться «просто декодировщиками информации». Наша способность интерпретировать текст, создавать богатые мысленные связи, которые формируются, когда мы читаем глубоко и не отвлекаясь, остается в значительной степени незадействованной.

Чтение, объясняет Вольф, не является инстинктивным навыком человека. Это не запечатлено в наших генах, как речь. Мы должны научить свой разум переводить символические символы, которые мы видим, на язык, который мы понимаем. И средства массовой информации или другие технологии, которые мы используем в обучении и практике чтения, играют важную роль в формировании нейронных цепей внутри нашего мозга. Эксперименты показывают, что читатели идеограмм, такие как китайцы, развивают умственные схемы для чтения, которые сильно отличаются от тех из нас, чей письменный язык использует алфавит. Изменения распространяются на многие области мозга, включая те, которые управляют такими важными когнитивными функциями, как память и интерпретация визуальных и слуховых стимулов. Мы также можем ожидать, что схемы, сплетенные нашим использованием Сети, будут отличаться от тех, что сплетаются при чтении книг и других печатных работ.

Где-то в 1882 году Фридрих Ницше купил пишущую машинку — если быть точным, шар для письма Маллинга-Хансена. Его зрение ухудшилось, и удержание взгляда на странице стало утомительным и болезненным, часто вызывая сокрушительные головные боли. Он был вынужден сократить свое писательство, и он боялся, что вскоре ему придется бросить это. Пишущая машинка спасла его, по крайней мере, на время. Освоив слепую печать, он смог писать с закрытыми глазами, используя только кончики пальцев. Слова снова могли течь из его разума на страницу.

Но машина оказала на его работу более тонкое влияние. Один из друзей Ницше, композитор, заметил изменение стиля его письма. Его и без того лаконичная проза стала еще более жесткой, телеграфичной. «Возможно, с помощью этого инструмента вы даже перейдете к новой идиоме», — написал друг в письме, отметив, что в его собственной работе «мысли» в музыке и языке часто зависят от качества пера и бумаги».

«Вы правы, — ответил Ницше, — наши письменные принадлежности участвуют в формировании наших мыслей». Под влиянием машины, пишет немецкий исследователь СМИ Фридрих А. Киттлер, проза Ницше «превратилась из аргументов в афоризмы, из мыслей в каламбуры, из риторики в телеграммный стиль».

Человеческий мозг почти бесконечно податлив. Раньше люди думали, что наша ментальная сеть, плотные связи, сформированные между примерно 100 миллиардами нейронов внутри нашего черепа, к тому времени, когда мы достигаем совершеннолетия, в значительной степени устоялись. Но исследователи мозга обнаружили, что это не так. Джеймс Олдс, профессор неврологии, который руководит Красновским институтом перспективных исследований в Университете Джорджа Мейсона, говорит, что даже взрослый разум «очень пластичен». Нервные клетки регулярно разрывают старые связи и формируют новые. «Мозг, — по словам Олдса, — обладает способностью перепрограммировать себя на лету, изменяя то, как он функционирует».

Когда мы используем то, что социолог Дэниел Белл назвал нашими «интеллектуальными технологиями» — инструментами, расширяющими наши умственные, а не физические способности, — мы неизбежно начинаем приобретать качества этих технологий. Механические часы, которые стали широко использоваться в 14 веке, являются убедительным примером. В книге «Техника и цивилизация » историк и культурный критик Льюис Мамфорд описал, как часы «отделили время от человеческих событий и помогли создать веру в независимый мир математически измеримых последовательностей». «Абстрактная структура разделенного времени» стала «точкой отсчета как для действия, так и для мысли».

Методичное тиканье часов способствовало появлению научного ума и научного человека. Но это тоже что-то унесло. Как заметил покойный ученый-компьютерщик из Массачусетского технологического института Джозеф Вейценбаум в своей книге 1976 года «Мощность компьютера и человеческий разум: от суждения к расчету », концепция мира, возникшая в результате широкого использования инструментов для измерения времени, «остается обедненной версией старой. , ибо оно основано на отказе от тех непосредственных переживаний, которые формировали основу и фактически составляли старую реальность». Решая, когда нам есть, работать, спать и вставать, мы перестали прислушиваться к своим чувствам и стали подчиняться часам.

Процесс адаптации к новым интеллектуальным технологиям отражается в меняющихся метафорах, которые мы используем, чтобы объяснить себя самим себе. Когда появились механические часы, люди начали думать, что их мозг работает «как часы». Сегодня, в век программного обеспечения, мы стали думать о них как о работающих «как компьютеры». Но изменения, говорит нам нейронаука, гораздо глубже, чем метафора. Благодаря пластичности нашего мозга адаптация происходит и на биологическом уровне.

Интернет обещает иметь далеко идущие последствия для познания. В статье, опубликованной в 1936 году, британский математик Алан Тьюринг  доказал, что цифровой компьютер, который в то время существовал только как теоретическая машина, можно запрограммировать для выполнения функции любого другого устройства обработки информации. И это то, что мы наблюдаем сегодня. Интернет, неизмеримо мощная вычислительная система, включает в себя большинство других наших интеллектуальных технологий. Он становится нашей картой и нашими часами, нашим печатным станком и нашей пишущей машинкой, нашим калькулятором и нашим телефоном, нашим радио и телевидением.

Когда Сеть поглощает носитель, этот носитель воссоздается по образу Сети. Он наполняет контент медиума гиперссылками, мигающей рекламой и другими цифровыми безделушками и окружает контент контентом всех других медиа, которые он поглотил. Например, новое сообщение электронной почты может объявить о своем получении, когда мы просматриваем последние заголовки на сайте газеты. В результате наше внимание рассеивается, а концентрация рассеивается.

Влияние Сети не заканчивается и на краях экрана компьютера. По мере того, как сознание людей приспосабливается к сумасшедшему одеялу интернет-СМИ, традиционным СМИ приходится приспосабливаться к новым ожиданиям аудитории. Телевизионные программы добавляют текстовые ползания и всплывающие окна, а журналы и газеты сокращают свои статьи, вводят краткое изложение и заполняют свои страницы удобными для просмотра информационными фрагментами. Когда в марте этого года The New York Times решил посвятить вторую и третью страницы каждого выпуска рефератам статей, его директор по дизайну Том Бодкин объяснил, что «ярлыки» дадут измученным читателям быстрый «вкус» новостей дня, избавляя их от «менее эффективного» метода перелистывания страниц и чтения статей. У старых медиа нет иного выбора, кроме как играть по правилам новых медиа.

Никогда еще система связи не играла в нашей жизни столько ролей и не оказывала такого широкого влияния на наши мысли, как Интернет сегодня. Тем не менее, несмотря на все, что было написано о Сети, мало внимания уделялось тому, как именно она нас перепрограммирует. Интеллектуальная этика Сети остается неясной.

Примерно в то же время, когда Ницше начал использовать свою пишущую машинку, серьезный молодой человек по имени Фредерик Уинслоу Тейлор принес секундомер на завод Midvale Steel в Филадельфии и начал историческую серию экспериментов, направленных на повышение эффективности работы машинистов завода. С одобрения владельцев Midvale он нанял группу фабричных рабочих, поручил им работать на различных металлообрабатывающих станках, записал и замерил каждое их движение, а также работу станков. Разбив каждую работу на последовательность небольших отдельных шагов, а затем протестировав различные способы выполнения каждого из них, Тейлор создал набор точных инструкций — «алгоритм», как мы могли бы сегодня сказать, — того, как должен работать каждый работник. Рабочие Мидвейла ворчали на новый строгий режим, утверждая, что он превратил их в не более чем автоматы, но производительность фабрики резко возросла.

Более чем через сто лет после изобретения паровой машины промышленная революция наконец обрела свою философию и своего философа. Жесткая индустриальная хореография Тейлора — его «система», как он любил ее называть, — была принята производителями по всей стране, а со временем и по всему миру. Стремясь к максимальной скорости, максимальной эффективности и максимальной производительности, владельцы фабрик использовали исследования времени и движения для организации своей работы и определения рабочих мест своих рабочих. Цель, как определил ее Тейлор в своем знаменитом 19-летии.11 трактата «Принципы научного менеджмента» , заключалась в том, чтобы определить и принять для каждой работы «один лучший метод» работы и тем самым осуществить «постепенную замену науки эмпирическим методом во всех механических искусствах». Как только его система будет применена ко всем действиям ручного труда, Тейлор заверил своих последователей, это приведет к реструктуризации не только промышленности, но и общества, создав утопию совершенной эффективности. «В прошлом человек был первым, — заявил он; «В будущем система должна быть на первом месте».

Система Тейлора все еще с нами; это остается этикой промышленного производства. И теперь, благодаря растущему влиянию компьютерных инженеров и программистов на нашу интеллектуальную жизнь, этика Тейлора начинает управлять и царством разума. Интернет — это машина, предназначенная для эффективного и автоматизированного сбора, передачи и манипулирования информацией, и его легионы программистов полны решимости найти «единственный лучший метод» — совершенный алгоритм — для выполнения каждого мысленного движения того, что мы делаем. Мы стали называть это «работой с умом».

Штаб-квартира Google в Маунтин-Вью, штат Калифорния — Googleplex — это высшая церковь Интернета, а религией, исповедуемой в ее стенах, является тейлоризм. Google, по словам ее исполнительного директора Эрика Шмидта, — это «компания, основанная на науке об измерениях», и она стремится «систематизировать все», что делает. Используя терабайты поведенческих данных, которые он собирает через свою поисковую систему и другие сайты, он ежедневно проводит тысячи экспериментов, согласно данным0071 Harvard Business Review , и использует результаты для усовершенствования алгоритмов, которые все больше контролируют то, как люди находят информацию и извлекают из нее смысл. То, что Тейлор сделал для работы рук, Google делает для работы ума.

Компания заявила, что ее миссия состоит в том, чтобы «организовать мировую информацию и сделать ее общедоступной и полезной». Компания стремится разработать «идеальную поисковую систему», которую она определяет как нечто, что «точно понимает, что вы имеете в виду, и возвращает вам именно то, что вы хотите». С точки зрения Google, информация — это своего рода товар, утилитарный ресурс, который можно добывать и обрабатывать с промышленной эффективностью. Чем больше фрагментов информации мы можем «получить» и чем быстрее мы сможем извлечь их суть, тем более продуктивными мы станем как мыслители.

Где это заканчивается? Сергей Брин и Ларри Пейдж, одаренные молодые люди, основавшие Google во время получения докторских степеней в области компьютерных наук в Стэнфорде, часто говорят о своем желании превратить свою поисковую систему в искусственный интеллект, HAL-подобную машину, которая могла бы быть напрямую подключена к нашему компьютеру. мозги. «Совершенная поисковая система — это что-то такое же умное, как люди, или еще умнее», — сказал Пейдж в своей речи несколько лет назад. «Для нас работа над поиском — это способ работы над искусственным интеллектом». В 2004 году в интервью Newsweek , Брин сказал: «Конечно, если бы вся мировая информация была напрямую подключена к вашему мозгу или к искусственному мозгу, который был бы умнее вашего мозга, вам было бы лучше». В прошлом году Пейдж заявил на собрании ученых, что Google «действительно пытается создать искусственный интеллект и сделать это в больших масштабах».

Такая амбиция естественна, даже замечательна, для пары математических гениев с огромным количеством денег в их распоряжении и небольшой армией ученых-компьютерщиков в их штате. Фундаментально научная компания Google мотивирована желанием использовать технологии, по словам Эрика Шмидта, «для решения проблем, которые никогда раньше не решались», а искусственный интеллект — самая сложная проблема. Почему бы Брин и Пейдж не захотеть взломать его?

Тем не менее, их простое предположение о том, что всем нам «было бы лучше», если бы наш мозг был дополнен или даже заменен искусственным интеллектом, вызывает тревогу. Это предполагает веру в то, что интеллект является результатом механического процесса, серии дискретных шагов, которые можно изолировать, измерить и оптимизировать. В мире Google, в который мы попадаем, выходя в интернет, мало места для нечеткости созерцания. Двусмысленность — это не открытие для понимания, а ошибка, которую нужно исправить. Человеческий мозг — это всего лишь устаревший компьютер, которому нужен более быстрый процессор и жесткий диск большего размера.

Идея о том, что наш разум должен работать как высокоскоростная машина для обработки данных, не только встроена в работу Интернета, но и является господствующей бизнес-моделью сети. Чем быстрее мы просматриваем Интернет — чем больше ссылок мы нажимаем и страниц просматриваем — тем больше возможностей у Google и других компаний для сбора информации о нас и предоставления нам рекламы. Большинство владельцев коммерческого Интернета финансово заинтересованы в сборе крох данных, которые мы оставляем после себя, когда переходим от ссылки к ссылке — чем больше крох, тем лучше. Последнее, чего хотят эти компании, — поощрять неторопливое чтение или медленное сосредоточенное мышление. В их экономических интересах сводить нас с ума.

Может, я просто беспокойный. Точно так же, как существует тенденция прославлять технический прогресс, существует контртенденция ожидать худшего от каждого нового инструмента или машины. В « Федре » Платона Сократ оплакивал развитие письменности. Он опасался, что, поскольку люди стали полагаться на письменное слово как на замену знаний, которые они привыкли носить в голове, они, по словам одного из персонажей диалога, «перестанут упражнять свою память и станут забывчивыми. ” И поскольку они могли бы «получать некоторое количество информации без надлежащего обучения», их «считали бы очень знающими, хотя по большей части они совершенно невежественны». Они будут «наполнены тщеславием мудрости вместо истинной мудрости». Сократ не ошибался — новые технологии часто приводили к тем последствиям, которых он опасался, — но он был недальновиден. Он не мог предвидеть множество способов, которыми письмо и чтение будут служить для распространения информации, стимулирования свежих идей и расширения человеческих знаний (если не мудрости).

Появление печатного станка Гутенберга в 15 веке вызвало еще один приступ зубного скрежета. Итальянский гуманист Иеронимо Скуарчафико опасался, что доступность книг приведет к интеллектуальной лени, сделает людей «менее прилежными» и ослабит их ум. Другие утверждали, что дешево напечатанные книги и листовки подорвут религиозный авторитет, унизят работу ученых и писцов и сеют мятеж и разврат. Как отмечает профессор Нью-Йоркского университета Клэй Ширки, «большинство аргументов, выдвинутых против печатного станка, были правильными, даже пророческими». Но, опять же, предсказатели рока не могли вообразить бесчисленные блага, которые принесет печатное слово.

Итак, да, вы должны скептически относиться к моему скептицизму. Возможно, те, кто отвергает критиков Интернета как луддитов или ностальгистов, окажутся правы, и из наших гиперактивных, наполненных данными умов начнется золотой век интеллектуальных открытий и универсальной мудрости. Опять же, Сеть — это не алфавит, и хотя она может заменить печатный станок, она производит нечто совершенно иное. Тот вид глубокого чтения, которому способствует последовательность печатных страниц, ценен не только знаниями, которые мы получаем из слов автора, но и интеллектуальными вибрациями, которые эти слова вызывают в нашем сознании. В тихих пространствах, открытых продолжительным, неотвлекаемым чтением книги или любым другим актом созерцания, если на то пошло, мы создаем свои собственные ассоциации, делаем свои собственные выводы и аналогии, взращиваем свои собственные идеи. Глубокое чтение, как утверждает Мэриэнн Вульф, неотличимо от глубокого мышления.

Если мы потеряем эти тихие места или наполним их «содержанием», мы пожертвуем чем-то важным не только в себе, но и в нашей культуре. В недавнем эссе драматург Ричард Форман красноречиво описал, что поставлено на карту:

Я происхожу из традиции западной культуры, в которой идеалом (моим идеалом) была сложная, плотная и «кафедральная» структура высокообразованного и ярко выраженная личность — мужчина или женщина, которые несли в себе лично сконструированную и уникальную версию всего наследия Запада. [Но теперь] я вижу во всех нас (включая себя) замену сложной внутренней плотности новым типом самости, развивающейся под давлением информационной перегрузки и технологии «мгновенно доступного».

По мере того, как мы истощаемся из нашего «внутреннего репертуара плотного культурного наследия», заключает Форман, мы рискуем превратиться в «людей-блинчиков» — широко и тонко разбросанных по мере того, как мы соединяемся с этой обширной сетью информации, доступ к которой осуществляется простым прикосновением кнопка.»

Меня преследует эта сцена в 2001 . Что делает его таким острым и таким странным, так это эмоциональная реакция компьютера на разборку его разума: его отчаяние, когда одна схема за другой отключается, его детская мольба астронавту: «Я чувствую это. Я чувствую это. Я боюсь» — и его окончательное возвращение к тому, что можно назвать только состоянием невинности. Излияние чувств HAL контрастирует с бесчувственностью, которая характеризует человеческие фигуры в фильме, которые занимаются своими делами с почти роботизированной эффективностью.