Архетип волка юнг: Юнгианский взгляд на архетип волка

АРХЕТИП ВОЛКА КАК АДАПТИВНЫЙ ИНСТРУМЕНТ ПСИХИКИ

Аннотация

В данной авторской научной разведке проводится праксеологическое  осмысление феномена коллективного бессознательного «архетип волка» как адаптивного инструмента психики. В статье представлен авторский психологический обзор этапов становления понимания сущности архетипической структуры «волк», а также его исторического значения в жизни и деятельности человека. С гносеологической точки зрения анализируются положительные и негативные особенности и характеристики синкретического архетипа волка. Цель научного обзора: рассмотреть последствия активизации данного архетипа для человека, что нередко сопровождается аномалиями в поведении, изменении мировосприятия индивида, его профессиональных и личностных выборах, а также предложить практический анализ адаптивных подходов к психологическому осмыслению работы с архетипом волка.

Abstract

The following scientific inquiry provides practical analysis of the collective unconscious «wolf archetype» as an adaptive psychological instrument. The article represents the author’s psychological review of the formation stages of the «wolf» archetypical structure essence comprehension, as well as its historical significance in human life and activity. Both positive and negative features and characteristics of the syncretic archetype of the wolf are analysed from the gnoseological perspective. The purpose of the scientific review is to evaluate the archetype activation effects on the human being, which is often accompanied by behavioural anomalies, shifts in the individual’s worldview as well as in one’s professional and personal choices; to suggest a practical analysis of adaptive approaches to psychological reflection on working with the «wolf» archetype.

ВВЕДЕНИЕ

Человеческая психика является универсальным инструментом адаптации  к изменяющимся условиям среды. При этом, адаптивные функции свойственны не  только сознательному, но и бессознательному уровням психики. Особыми адаптационными функциями  бессознательного наделены  архетипы.

Архетип — вид, способ, с которым бессознательное действует на сознание. Эти «виды действия» (паттерны) заложены в природе человека; на данном этапе считается общепринятой парадигма, что как таковые паттерны происходят от инстинктов. При рождении у человека в памяти потенциально уже содержатся все архетипы, поэтому терминологически и используется название «коллективное бессознательное», что подразумевает совокупность архетипов.

Согласно К. Г. Юнгут архетипы являются структурно-формирующими элементами внутри бессознательного. Из этих элементов «вырастают» архетипические образы, которые доминируют и в существовании личных фантазий, и в мифологиях всей культуры. Они имеют тенденцию появляться как основные паттерны — повторяющиеся ситуации и персонажи. Особый интерес в контексте индоевропейской культуры представляет архетип Волка.

ИЗЛОЖЕНИЕ ОСНОВНОГО МАТЕРИАЛА

Мирча Элиаде описывает архетип Волка как один из базовых в становлении традиционной маскулинности индоевропейских народов. Опираясь на исследования Л. Вайзер,  О. Хефлера,  Ш. Викандера, Г. Виденгрена, X. Жанмэр  и Ж. Дюмезиля Мирча Элиаде проводит культурно-исторический анализ индоевропейских воинских братств, их религиозной идеологии и ритуалов инициации. Наиболее раннее упоминание о воинских братствах ликантропов М. Элиаде находит в ведических текстах, затем в зороаштрийском Иране, у дорийцев Спарты, в скифо-сарматских племенах, в племенах германцев, кельтов и славян со времен Поздней Античности вплоть до Великого переселения народов. Исследователь приходит к выводу, что все индоевропейские народы эпохи Древнего мира, Античности и даже Раннего Средневековья практиковали общую систему верований, ценностей и ритуалов, характерных для воинских братств молодых мужчин. Немаловажен следующий факт: суть воинской  инициации заключалась в ритуальном превращении молодого воина-волка путём инвокации магического религиозного опыта, кардинально трансформировавшем личность инициируемого.

В древнегерманских племенах прошедших такую инициацию называли berserkir — «воины в шкуре медведя» либо же ulfhedhnar —  «люди  в  волчьей шкуре».   Ключевым моментом инициации было именно то время, которое воин проводил в надетой шкуре зверя: оставаясь человеком, он был одновременно волком; при этом волчье альтер-эго выступало не столько как зооморфный (зоопсихологический) феномен, сколько как нуминозный, архетипический. Описанное явление можно проиллюстрировать разницей между реальной внешностью волка или медведя и их геральдическими изображениями или символическими образами на страницах старинных манускриптов. 

Мирча Элиаде отмечает, что вера в ритуально-экстатическую ликантропию носит всеобщий, универсалистский, т.е. архетипический характер, она представлена во всех основных древних культурах мира: Европы, Азии, Африки, Северной Америки. И уже в те далёкие от современности времена эта культура выступала архетипической архаикой, бросавшей вызов текущей культуре и игнорировавшей её нормы и ценности. «Волки на двух ногах», как их называли в древнеиранских текстах, по отзывам современников были гораздо опаснее волков на четырёх, поскольку были кровожаднее, циничнее и демонстративнее. Бродяжничество, воровство, оргии, разбой, террор, истязания, мучительные убийства, каннибализм – всё это мы встречаем в описаниях деятельности различных исторических mannerbund^[1].

Такое же влияние архетипа волка наблюдается не только на уровне контркультурном, но и на индивидуальном. Ликантропия вплоть до периода новейшей истории была наиболее часто встречающейся формой одержимости. Геродот писал о некоем северном народе нуров (нервов), способном превращаться в волков. В дальнейшем древние греки полагали, что к северу от Дуная находится загадочная и страшная страна кинокефалов – псоглавых людей. В Средние века ликантропия стала едва ли не основной формой одержимости в Европе. Особенно много таких случаев было зарегистрировано во Франции.  Последователей и подражателей мифического царя Ликаона в Европе называли оборотнями. Боден писал: “Немцы называют их “Wervolf”, французы “loups-garous”, пикардийцы – “luops-varous”. Франсуа Фебус, граф де Фуа в своей «Книге Охоты» утверждал, что название “garous” означает “gardez-vous”, «берегитесь». В Пуату и Жиронде считали, что оборотень – драчливая тварь, рыщущая в поисках любовных приключений. В Дордони “loups-garous” превратилось в “liberous”, в Берри они стали “loups-berous”. В Бретани оборотней называли “Bisclaverets”, в Нормандии – “Garwalls”. Слово “versipelles” позднее уступило место латинскому “gerulfus”, которое воспроизводит саксонское “garwall”, “garou”, “werevolf” и означает «человек-волк». Джиральд Комбренсис в своей «Топографии Ирландии» утверждал, что некоторые из представителей рода Оссипианов каждые семь лет превращались в волков или волчиц, а затем возвращались к прежнему виду. Вот типичная фраза из французских средневековых хроник: «Многие люди сделались оборотнями. Оборотень – это дикий зверь. Когда он сильно разъярится, то пожирает людей, творит множество бед и уходит в большие леса»^[2].

Не менее информативной в отношении клинических проявлений архетипа волка является и одна из наиболее известных книг Средневековья – «Молот ведьм»^[3], в которой вопросам одержимости сущностью волка отводятся десятки страниц и отмечается, в частности, наиболее важная психологическая особенность ликантропа – неудержимое стремление убивать. Распространенность этого феномена в западной Европе тех времен была такова, что в 1573 году в одной из французских провинций был принят закон об истреблении волков. Оставляя в стороне сугубо физиологический аспект (впрочем, существуют данные одного судебного протокола в Анжере, датированного 1598 годом, согласно которому оборотень при многих свидетелях продемонстрировал превращение своих рук и ног в волчьи), мы можем сказать, что такая «укорененность» данного архетипа в коллективном бессознательном не может не быть связана с глубинными адаптационными механизмами психики.

Пробуждение архетипических черт волка у современного человека является регрессом, и с этой точки зрения может трактоваться как аномалия. Однако если рассмотреть этот феномен с более широких позиций — адаптации всей психики человека, включая и бессознательное, то мы начинаем видеть в нём иные принципы адаптации и филогенеза, нежели привычные нам социально-антропрологические. Архетип Волка, будучи инициирован спонтанно или произвольно, вырывает человека из привычного ему цивилизованного мира, наделяя его очень древними и специфическими, но очень сильными средствами защиты и действия. Архетип волка, как и всякий другой, синкретичен, а значит противоречив с точки зрения сознания и здравого смысла. Он содержит как негативные, так и позитивные свойства в недифференцированном состоянии. К примеру, наряду с кровожадностью столь же неотъемлемым атрибутом архетипа Волка является невероятная устойчивость к боли и лишениям. В «чистом», манифестированном виде архетип подобен стихийной энергии природы: никогда нельзя заранее предсказать,  чего больше она принесет – пользы или разрушений. Однако, если мы подразумеваем сознательную конструктивную работу с архетипами, так как это представлено в концепциях К.Г.Юнга, Э.Ноймана, М.-Л. фон Франц и в концепции радикалов Каина и Авеля Л.Сонди, то сознанию предстоит трансформировать архетип в доступные, понятные и действенные символы. Активность сознания при этом имеет решающее значение, и именно присутствие аналитика может помочь личности использовать энергию и смыслы архетипа для созидательной деятельности.

В данном ключе следует сразу оговориться о реальных объемах такой способности сознания. В рамках прикладной и исследовательской деятельности Ассоциации глубинной психологии «Теурунг» мы постоянно убеждаемся в мощи и силе глубинных энергий архетипов. Индивидуальное сознание человека, в котором этот архетип пробудился, может трансформировать энергию архетипа лишь в небольшом объеме – именно поэтому в древности практиковались групповые ритуалы и взаимодействие с архетипическими ресурсами носило характер альтернативной культуры (контркультуры). То же самое мы наблюдаем и на уровне работы развивающе-терапевтической психологической группы.

В заключение данного авторского обзора хотелось бы привести резюме, представляющее собой манифестацию именно архетипического смысла. Это цитата из записок одного сибирского охотника, который в среде своих коллег слыл наиболее авторитетным специалистом по охоте на волка: «Когда бьют собаку, она визжит и лает. Если бьют волка, он терпит молча, как бы сильно ни били. Разве что глухо зарычит сквозь зубы. Собака всегда надеется на человека и потому зовет на помощь. Волк всегда один. Ему надеяться не на кого».

Александр СагайдакКандидат психологических наук,
руководитель Ассоциации Теурунг.
Юнгианский аналитик, гипнолог, академик.
Председатель Психолого-философского научного общества.

^[1] http://ec-dejavu.ru/m/Men_societies.html
^[2] Ж. де Нино, «О ликантропии, превращении и экстазе колдунов», Париж, 1615.
^[3] Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм / Пер. с лат. Цветков Н.; Предисл. Лозинский С. М., 1932; 2-е изд. — М.: Интербук, 1990. — 351 с.

Архетип волка :: Публикации Ассоциации «Теурунг»

Человеческая психика является универсальным инструментом адаптации к изменяющимся условиям среды. При этом адаптивными функциями наделен не только сознательный, но и бессознательный уровни психики.
Особыми адаптационными функциями бессознательного, наделены архетипы.  Архетип – вид, способ, с которым бессознательное действует на сознание.

Эти “виды действия” (паттерны) происходят от инстинктов и заложены в природе человека. При рождении у него уже есть в потенциале все архетипы, поэтому и говорится о коллективном бессознательном – совокупности архетипов. Согласно Юнгу, архетипы являются структурно-формирующими элементами внутри бессознательного. Из этих элементов вырастают архетипические образы, которые доминируют и в существовании личных фантазий, и в мифологиях всей культуры. Они имеют тенденцию появляться как основные паттерны — повторяющиеся ситуации и персонажи.

С каждым архетипом может быть связано широкое разнообразие символов.
Каждая из главных черт личности является архетипом. Эти структуры включают эго, персону, тень, аниму (у мужчин), анимус (у женщин) и Самость.

Сами архетипы являются формами без собственного содержания, которые служат для того, чтобы организовывать или направлять в определенное русло психологический материал. Архетипические формы — это инфраструктура психики.

Проявления архетипа волка, особенно клинические, прослеживаются на протяжении всей истории европейской культуры. Достаточно сказать, что ликантропия вплоть до периода новейшей истории была наиболее часто встречающейся формой одержимости. Геродот писал о некоем северном народе нуров (нервов), способом превращаться в волков. В дальнейшем древние греки полагали, что к северу от Дуная находится загадочная и страшная страна кинокефалов – псоглавых людей.

В Средние века ликантропия стала едва ли не основной формой одержимости в Европе. Особенно много таких случаев было зарегистрировано во Франции. Последователей и подражателей мифического царя Ликаона, наказанного Зевсом за циничную кровожадность, в Европе называли оборотнями. Боден писал: “Немцы называют их “Wervolf”, французы “loups-garous”, пикардийцы – “luops-varous”. Франсуа Фебус , граф де Фуа, в своей «Книге Охоты» утверждал, что название “garous” означает “gardez-vous”, «берегитесь». В Пуату и Жиронде считали, что оборотень – драчливая тварь рыщущая в поисках любовных приключений. В Дордони “loups-garous” превратилось в “liberous”, в Берри они стали “loups-berous”. В Бретани оборотне называют “Bisclaverets”, в Нормандии – “Garwalls”. Слово “versipelles” позднее уступило место латинскому “gerulfus”, которое воспроизводит саксонское “garwall”, “garou”, “werevolf” и означает «человек-волк». Джиральд Комбренсисв своей «Топографии Ирландии» утверждал, что некоторые из представителей рода Оссипианов каждые семь лет превращались в волков или волчиц, а затем возвращались к прежнему виду. Вот типичная фраза из французских средневековых хроник: «Многие люди сделались оборотнями. Оборотень – это дикий зверь. Когда он сильно разъярится, то пожирает людей, творит множество бед и уходит в большие леса»^[1].

Не менее информативной в отношении клинических проявлений архетипа волка является и наиболее тиражированная книга Средневековья – «Молот ведьм», где вопросам одержимости сущностью волка отводятся десятки страниц и отмечается, в частности, наиболее важная психологическая особенность ликантропа – неудержимое стремление убивать. Распространенность этого феномена в западной Европе тех времен была такова, что в 1573 году в одной из французских провинций был принят закон об истреблении волков. Оставляя в стороне чисто физиологический аспект (хотя есть данные одного судебного протокола в Анжере, датированного 1598 годом, когда оборотень при многих свидетелях продемонстрировал превращение своих рук и ног в волчьи), мы можем сказать, что такая укорененность данного архетипа в коллективном бессознательном не может не быть связана с глубинными адаптационными механизмами психики.

Пробуждение архетипических черт волка у современного человека является регрессом и с этой точки зрения может трактоваться как аномалия. Однако если рассмотреть этот феномен с более широких позиций – адаптации всей психики человека, включая и бессознательное, в критических условиях, то он приобретает и конструктивные черты. Вырывая современного человека из привычного ему цивилизованного мира он наделяет его очень древними, но очень сильными средствами защиты. Здесь уместна аналогия с превращениями сказочного героя в зооморфные образы (волка, медведя, зайца, змею, рыбу и т.д.), чтобы преодолеть препятствия на пути к сокровищу.

Нам выпала возможность наблюдать проявления адаптационной функции архетипа волка в процессе преодоления тяжелой психотравмы, связанной с гибелью близких людей.

Работая с группой лиц, переживших автокатастрофу, в которой погибли их товарищи, мы отметили, что в первые несколько недель уровень душевной боли был крайне высок, почти невыносим. Диагностировалось состояние, близкое к диссоциативному расстройству сознания. Но когда после нескольких сеансов групповой психотерапии отчужденность группы спала и ее участники смогли дать выход своей душевной боли, им было предложено самим попробовать найти способ утолить (или хотя бы уменьшить) ее. Это предложение сработало как пусковой механизм. Все участники группы заговорили одновременно. Эмоциональная атмосфера в кабинете не просто накалилась – она буквально вспыхнула. Все говорили практически одно и то же: утолить эту боль можно только убив виновного (водителя, по вине которого произошла автокатастрофа). При этом использовался не сам термин «убить», а: «порвать на куски», «загрызть», «пустить кровь», «перегрызть горло». Характерно, что человек, являвшийся эмоциональным индуктором группы, повторил последнюю фразу как минимум три раза. Так же у тех членов группы, чьи руки были на виду (участники группы сидели за обычными канцелярскими столами), можно было наблюдать характерный жест: кисти лежат на коленях, пальцы периодически напрягаются, совершая движения, похожие на впивание когтей. Мимические реакции участников группы были настолько выразительны, что могли служить наглядным пособием по теме «Агрессия». Весь остаток терапевтического сеанса пришлось потратить на нейтрализацию этой вспышки агрессии. Однако ее последствия ощущались еще на протяжении нескольких сеансов.

Как можно объяснить этот случай? Нам представляется, что архетип волка сыграл роль своеобразного предохранительного клапана, благодаря которому нашло   выход запредельное напряжение душевной боли, которое грозило разрушением личности. Душевная боль была «выпущена» через канал архетипа волка на объект – образ виновника трагедии. Если эти данные найдут дальнейшее подтверждение, то это позволит использовать новые подходы в работе с тяжелой психотравмой. Ведь архетип волка, как и всякий другой, противоречив. То есть, он содержит как негативные, так и позитивные свойства. К примеру, наряду с кровожадностью столь же неотъемлемым атрибутом образа волка является невероятная устойчивость к боли и лишениям. Конечно, в «чистом» виде архетип подобен стихийной энергии природы: никогда нельзя заранее предсказать, чего больше она принесет – пользы или разрушений. Однако мы подразумеваем сознательную целенаправленную работу с архетипами, так как это представлено в идеях Э.Ноймана^[2]: сознание трансформирует архетип в доступные и понятные символы. Активность сознания при этом имеет решающее значение и именно присутствие психоаналитика может помочь травмированной личности использовать энергию архетипа для преодоления последствий случившегося.

Здесь следует сразу оговориться о реальных объемах такой способности сознания. Испытав на себе выброс глубинной энергии архетипа (при этом мы вполне отдаем себе отчет, что это было не «извержение вулкана», а всего лишь первый толчок к извержению, которое так и не состоялось), мы смогли по достоинству оценить ее мощь и силу. Сознание человека, в котором этот архетип пробудился, может «перерабатывать» энергию архетипа лишь в небольшом объеме. Однако для терапевтических целей этого может оказаться вполне достаточно.

В заключение хотелось бы привести пример фрагментационной работы собственного сознания. Изучая образ волка, нам довелось наткнуться на одну мысль, которая позволила выделить из загадочного и темного архетипа волка еще один символ, четкий и ясный. Это цитата из записок одного сибирского охотника, который в среде своих коллег слыл наиболее авторитетным специалистом по охоте на волка: «Когда бьют собаку, она визжит и лает. Если бьют волка, он терпит молча, как бы сильно ни били. Разве что глухо зарычит сквозь зубы. Собака всегда надеется на человека и потому зовет на помощь. Волк всегда один. Ему надеяться не на кого».

• [1] Тайноведение. М., Смысл, 1993. С.30-45.
• [2] Нойман Э. Происхождение и развитие сознания. СПб., Питер, 2001. С.120-134.

Карл Юнг и «Волк» в Алхимии – Карл Юнг Глубинная психология

Волк как prima materia, пожирающий мертвого короля.

На заднем плане — сублимация prima materia и возрождение короля. — Майер, Scrutinium chymicum (1687) ~ Карл Юнг, CW 12, Para 439, Image 175

В другой версии пожирающей темы Марс кормит тело Короля голодному волку (fame acerrima occupatus), сыну Сатурна (ведущему).

Волк символизирует стремление prima materia к Королю, который часто занимает место Сына ~Карл Юнг, CW 12, параграф 440

Это странное употребление объясняется тем, что большинство святоотеческих аллегорий имеют помимо положительного значения еще и отрицательное.

Таким образом, у св. Евхерия хищный волк «в своей хорошей части» означает апостола Павла, а «в своей плохой части» — дьявола ~ Карл Юнг, CW 13, Para 147

Олень означает душу, дух единорога. , а лес телом.

Следующие две картинки в «Символах» Ламбспрингка изображают льва и львицу, или волка и собаку, последние две дерутся; они тоже символизируют душу и дух. ~ Карл Юнг, CW 14, Параграф 3

Психологически это означает, что союз сознания (Солнце) с его женским аналогом бессознательным (Луной) с самого начала приводит к нежелательным результатам: он производит ядовитых животных, таких как дракон, змей, скорпион, василиск и жаба; затем лев, медведь, волк, собака и, наконец, орел и ворон.

Первыми появляются хладнокровные животные, затем теплокровные хищники и, наконец, хищные птицы или зловещие падальщики. ~ Карл Юнг, CW 14, пункт 172

Даже свет луны опасен, так как вызывает лунную болезнь, которая исходит от «лунной волчицы».

Брачное ложе, беременные женщины и маленькие дети должны быть защищены от лунного света.

Кто шьет при лунном свете, тот шьет наматрасник и так далее. ~Карл Юнг, CW 14, Para 214

Четвертая функция находится в бессознательном.

В мифологии бессознательное изображается в виде огромного животного, например Левиафана, или в виде кита, волка или дракона. ~ Карл Юнг, CW 14, Параграф 277

Фаза конфликта противоположностей обычно представлена ​​сражающимися животными, такими как лев, дракон, волк и собака. См.

Символы Ламбспрингка в Герметическом музее. ~ Карл Юнг, CW 14, Para 360, fn 389

Valentinus, «Practica», Mus. герм., с. 394.

В другом варианте мотива инкорпорации Марс скармливает тело Короля голодному волку (fame acerrima occupatus), сыну Сатурна (свинец).

Волк символизирует стремление prima inateria к Царю, который часто занимает место Сына (рис. 175; ср. также рис. 166, 1 68, 169).). ~Карл Юнг, CW 12, стр. 338, сноска 50

Поэтому его можно принять как принцип индивидуации в строгом смысле.

Оно исходит от наднебесных тел, ибо «таково свойство и природа наднебесных тел, что они тотчас же производят из ничего телесное воображение [imaginationem corporalem], так что мыслится как твердое тело.

Таков Арес, так что когда думаешь о волке, появляется волк.?

Этот мир подобен существам, состоящим из четырех элементов.

Из стихий возникают вещи, которые никоим образом не похожи на свои истоки, но, тем не менее, Арес носит их все в себе». ~Карл Юнг, CW 13, Para 176

Арес = Марс.

Ссылка на волка поддерживает эту интерпретацию, ибо волк — животное Марса.

Иоганн Бракесх Бриксенский, современник Парацельса, утверждает в своей «Lignum vitae» (Bibl. chem., I, pp. guff.), что принципом продлевающего жизнь лекарства является Марс, к которому он относит высказывание из Разеса: «Accipe petram post ingressum Solis in arietem» ~ Карл Юнг, CW 13, стр. 141, сноска 39

Астрологически Марс характеризует инстинктивную и аффективную природу человека.

Подчинение и трансформация этой природы кажется темой алхимического опуса.

Стоит отметить, что гипнеротомахия Колонны начинается с волка как животного-инициатора; он также имеет это значение в Песне I дантовского «Ада», где он появляется в триаде животных.

Эта нижняя триада соответствует высшей Троице; поэтому мы снова встречаемся с ним как с трехглавым сатаной в Песне XXXIV. ~Карл Юнг, CW 13, стр. 141, сноска 39

Так, в любовной магии Астрампсихоса обращение к Гермесу говорит:

Ваши имена . . . находятся в четырех углах небес.

Я также знаю ваши формы, а именно: на востоке вы имеете форму ибиса, на западе вы имеете форму собачьего бабуина, на севере вы имеете форму змеи, а на Юг у вас есть форма волка.

Ваше растение — виноград, — «* который в том месте — маслина. Я также знаю ваше дерево: это черное дерево и т. д.» ~ Карл Юнг, CW 13, Para 359.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Сказочная мудрость 3: Тень волка

Роберта МакДоннелл
в Антропологии, Архетипах, Сказках, Кино, Юнгианской психологии, Символизме
Теги: архетипические символы, Сказки, фильм, Юнг, значение, символическое, бессознательное

Тень Волка

Красная Шапочка — это классическая сказка братьев Гримм, которая вызывает очень специфическую юнгианскую интерпретацию, сосредоточенную на характере Волка. Если мы читаем эту историю как притчу об индивидуации и трансцендентности, то Красная Шапочка представляет собой первый возраст: незрелое, несколько невинное, неразвитое Эго с остатком Самости, еще бессознательным. Бабушка — мудрая женщина, третий возраст зрелости, к которой едет Красная Шапочка, пока ее не поймают. А Волк? Что ж, он — Тень, с которой Эго должно бороться сквозь темную ночь души, как это было у Юнга. Тень обманчив, хитер, ненасытен, чтобы удовлетворить свои собственные потребности, и в этой истории он обманывает и Красную Шапочку, и Бабушку с помощью различных уловок и маскировок, точно так же, как неинтегрированная Тень в юнгианской психологии.

Юнг предположил на основе своих собственных наблюдений, что у всех людей есть теневой архетип, скрытый внутри, бессознательный, но активный и полный отвергнутых чувств, импульсов и побуждений, которые общество и наше Эго подавляют, подавляют или иным образом отвергают. Для цельности и зрелости мы должны встретиться с тенью, овладеть ею и направить ее импульсы здоровым, созидательным путем и, таким образом, обезоружить ее разрушительную силу, в то же время заряжая энергией свое собственное существо — ибо тень не «плоха» как таковая, а просто мощным и потенциально разрушительным, если его не обуздать. (См. вдохновляющий блог Джин Раффа под названием Matrignosis здесь на wordpress для более подробного и глубокого анализа Тени).

Таким образом, Красная Шапочка оказывается в желудке волка вместе со своей ранее съеденной Бабушкой, и, как следует из вики-записи Красная Шапочка , эта тема перекликается с другими мифами о «реставрации», такими как Иона и кит и Петр и Волк. Чтобы остаться с нашей юнгианской интерпретацией, давайте перейдем к рассмотрению крещендо сказки. Появляется дровосек (возможно, архетип Анимуса, следующий в очереди на архетипические встречи в индивидуализирующемся Я), который спасает Красную Шапочку и Бабушку из чрева Волка, и все они «живут долго и счастливо», как Красная Шапочка и Бабушка. (её будущее Я) были избавлены от Волка. Кроме Волка, конечно, который либо уничтожается, либо убегает, в зависимости от выбранной вами версии.

Но так ли это? Разве это не немного облагорожено и пуритански? В более современных версиях Красная Шапочка дружит с Волком и поглощает его силу и чувственность (например, фильмы Американский оборотень в Лондоне и Компания волков), темы , которые звучат более правдиво и значимо в свете человеческой сложности.